Отыщи меня в своей памяти

Королева Ульяна (2025)

Работа по серии книг «Вечники» Е. Булгановой Сентябрь. Лиде семнадцать, и она идёт в новую школу после того, как частично потеряла память. Девушка пытается не зацикливаться на забытом, не ищет новых знакомств, хочет всецело сосредоточиться на учёбе. В это время старый друг, наоборот, ищет всевозможные способы вернуть то, что было. Да и не только он ищет встречи с позабывшей всё Наследницей.

Глава 10. Лазарь

Несмотря на все душевные метания профессора, жизнь не останавливалась, он продолжал посещать учёбу, делать бессмысленные для него домашние задания. В общем-то, как месяц начинался, так и закончился, уступив место новому, но кое-что всё-таки неуловимо изменилось.

Лазарь перестал пытаться провожать Лиду или садится рядом, то есть выполнял её просьбу, хоть он и был от неё далеко не в восторге. Теперь ему оставалось лишь со стороны наблюдать, как девушка почти всё время сидит с учебником или иногда разговаривает с Аминой. Ему даже показалось, что отношения с той стали почти такими же теплыми, как и с Милой Журавкой. Это не могло его не радовать: слишком живо вспоминались рассказы Лиды и её матери про одиночество, спутника жизни девочки, бывшего с ней с детства. Каждый раз, когда в голове начинали вертеться обрывки тех разговоров, его сердце болезненно сжималось: мысли возвращались к его собственному прошлому, бывшему уже не таким чётким будто припорошенным золотой пылью времени.

Хоть и очень размыто, но он помнил, как после чудесного исцеления отец отправлял его вместе с соседскими детьми пасти овец. И пока остальные мальчики, совмещая с делом, общались, заводили дружбу — он был в стороне, и если с кем-то разговаривал, то с одним из братьев, которого посылали с ним. Да и тем было интереснее со сверстниками, чем с ним. Так всю юность он проводил только наедине с собой. И ту печаль, тёмными вечерами переходящую в отчаянную горечь, он не смог забыть и после стольких веков жизни, полной самых разных чувств.

Безусловно, появление у девочки друзей не могло не успокаивать, но где-то внутри всё также оставался предательский червячок зависти, что он уже в их число не входит. Или пока.

Да, скорее «пока». Что-то в их отношениях изменилось, и Лазарь не мог сказать, что в худшую сторону. Теперь, хоть он и стал меньше за ней наблюдать или же стал делать это более скрытно, он стал чаще ловить её ответную улыбку, лёгкую и немного неловкую. Не было больше в её взгляде раздражения и настороженности, которые были там раньше. Однако парень надеялся, что эта перемена вызвана не тем, что она может испытывать стыд за их неудачно сложившийся разговор; а такая вероятность была: даже их не слишком долгое знакомство он понял, что Лида скорее из тех людей, которые будут сильно смущаться своих поступков, если те могли кого-то расстроить или разочаровать.

Ещё было и другое, с какой-то стороны, чудное изменение. Их учительница химии и биологии Нина Ивановна наконец-то снизошла до занятий с ними. В этом году было крайне мало людей, выбравших для сдачи её предметы (в параллели одиннадцатых классов химию и вовсе выбрали только двое), поэтому немолодая, но полная просветительского энтузиазма учительница решила поставить своим подопечным целых четыре дополнительных занятия в неделю, аргументируя это тем, что экзамены непростые, задания приближены к олимпиадным, времени очень мало, если готовиться менее усердно, сдать экзамены и поступить в хороший университет на бюджет почти нереально.

Когда Нина Ивановна излагала это притихшим школьникам, на последнем доводе девушка прямо-таки с лица спала, и вся эта озабоченность не пропадала из черт в течение всего обсуждения. Это не увернулось от глаз Лазаря и немало его озадачило, ведь причин у такой реакции могло быть несколько: совпадение, в данном случае событие, никак с допами не связанное, нежелание посещать такое количество занятий или же некая причина X, о которой он пока сам догадаться не смог. Но он точно знал: ответ на этот вопрос он точно найдет, просто не сейчас.

И вот уже две недели одиннадцатиклассники приходили на восьмые уроки заниматься биологией, и в два других дня — на нулевые по химии. Более скорбные лиц, чем у школьников на дополнительных занятиях, было трудно представить: усталые, помятые после прошедших семи уроков или с отпечатком сна в глазах, на лицах видны были следы долго и тяжело, словно крупные камни, ворочающихся мыслей. Из-за этого на первом же занятии, на котором повторяли тему «Простейшие», добродушная учительница ласково прозвала медлительных детей «амёбушками». «Мда, в каких я только обществах не состоял, но так меня точно никогда не звали», — эта мысль веселила и отвлекала от монотонных рассказов педагога.

Но примечательность этого события заключалась в другом: Лида сама села с ним за парту. На первое же занятие во вторник девушка слегка припоздала: задавала вопросы физику. К её приходу первые ряды, на которые было рекомендовано садиться, были почти полностью заняты — оставалась пара свободных мест и даже целый незанятый стол. Но она, минуя остальные пустующие места, подошла к нему и спросила, не против ли он того, чтобы она сидела рядом. Сказать, что Лазарь очень удивился, — ничего не сказать: он был в шоке, потрясен, не ожидал этого, в конце концов. Он сказал в ответ что-то согласное, но сам даже не понял, что именно.

Так они с Лидой стали сидеть вместе. Если судить поверхностно, то не изменилось вообще ничего: их соседство на общение никак не повлияло, по чести говоря, они дружески не беседовали, не спорили, даже вопросов друг другу не задавали. Но именно в эти минуты к профессору возвращалось, как ему казалось, давно потерянное спокойствие. На задний план отодвинулась пустота в сердце, появившаяся с уходом Анны и Валерия, не оставалось беспокойства о том, не случилось ли чего плохого с последней оставшейся с ним близкой подругой, за которую он чувствовал ответственность, и его одиночество уже не казалось ему таким абсолютным и невыносимым.

***

Утро. Всё идет по уже отработанной схеме: будильник, пробежка, душ, завтрак, школа. Эти действия за месяц стали уже неотъемлемым ритуалом, без которого день уже казался неправильным.

Этот день — не исключение. Но небольшое отличие всё-таки есть: сегодня пятница и непростая — последняя перед каникулами. Сложно представить, но они будут первыми в его жизни. Хотя, по сути, он и школы никогда раньше не посещал: в его детстве не могло даже быть и речи о подобном явлении, а позже уже пропала подобная надобность. Конечно, у него были недели отдыха во время учебы в различных университетах, но тогда никто не выказывал такой радости, а многие наоборот — расстраивались, что им придется прерваться даже на такой малый срок.

В школе же всё было совсем иначе. Нашлись такие люди, которые сразу же после линейки первого сентября начали вести отсчет часов до каникул. Именно часов, не дней, и радовались каждому прошедшему, будто ждали какого-то безумно важного события. Но уже в начале этой недели, пожалуй, не было ученика, который не радовался бы из-за приближающихся каникул. Все как один стали чуть веселее, благодарили жизнь за то, что они учатся по системе 5-1, а не по четвертям. И учителя будто стали больше улыбаться, что, однако, не повлияло на объем домашних заданий.

В самом начале года Лазарь не предполагал, почему школьники настолько ждут эту неделю отдыха, готовые сделать все, лишь бы она скорее наступила, но теперь этот вопрос тоже получил ответ. Он сам уже не мог не засыпать на уроках: это понятно, что для него почти вся информация была отнюдь не нова, но слушать одно и то же по десять раз за неделю — это уже слишком. Ещё приятности не добавлял сон, который теперь жил вообще своей жизнью. Безусловно, профессору в этом плане повезло куда больше, чем остальным, ибо он всегда мог воспользоваться преимуществом, данным его необычной природой, но, оказалось, что и оно слабо помогает. Ему проще было либо не спать вообще, либо спать нормальное для человека количество времени. Учитывая, что за неделю жизни согласно первому варианту он стал бы больше похож на зомби, нежели на человека, и чувствовал бы себя сходным образом, приходилось следить за режимом, что означало полную перекройку его привычного распорядка дня. И, в добавок к этому, его одноклассники также вызывали у него резкую потребность в отдыхе. Вечнику и думать до последнего времени не приходилось, насколько же некоторые подростки могут быть противными и заносчивыми. Нет, он, конечно, не мог сказать, что людей более отталкивающих он не встречал: это была бы слишком крупная ложь, но это всё равно не делало ситуацию легче. Да и то можно было сказать далеко не про всех.

Большая часть ребят в его классе были даже очень адекватными и спокойными — выделялись только две компании. Одна включала в себя только четырех девчонок, которых невозможно было увидеть не на каблуках и без косметики. Лазарь всегда удивлялся: как несколько хрупких девушек могут создавать такой ужасный шум. И тут ему вновь пришлось недоумевать по этому поводу: если сначала частые резкие взрывы громкого смеха просто отвлекали, то теперь они казались похожими на надоедливые крики чаек или звук от вождения куском пенопласта по стеклу. Впрочем, не его одного не устраивало подобное поведение одноклассниц: все оставшиеся девочки, не входившие в этот кружок, включая Лиду, да три парня, постоянно либо сидящие с книгой, либо общавшиеся друг с другом, во время таких порывов крайне неодобрительно косились на шумевших, на что незамедлительно получали в ответ закатанные глаза и неприличные жесты. Возглавляла этот маленький шабаш та самая Эля, неудачно подошедшая к нему на вечеринке первого сентября. После своей первой попытки она больше к нему не подходила, но продолжала бросать на него то томные, то кокетливые взгляды. Впрочем, все они оставались неотвеченными, потому что Лазаря не радовала ни перспектива общаться с ней, ни возможность случайно довести её до больничной койки.

Но девчонки — ещё пол беды. Они хоть и раздражали, но проблем никому не создавали, чего нельзя было сказать о местном мужском стаде. Оно каждый раз устраивало профессору своеобразные уроки самоконтроля. Своим поведением они вызывали чрезвычайно сильное желание ввязаться с ними в словесную перепалку или вовсе в драку (что, впрочем, не представлялось возможным). Что ни день можно было видеть, как они задирали кого-то из младших: то пытались отжать что-то, купленное в буфете, то припугивали просто так, ради собственной забавы. Впрочем, именно эта компания чаще всего инициировала конфликты в их классе, потому что их поведение на самом деле могло вывести любого из себя. За прошедший месяц разве только наш «лжешкольник» и Ростик, бывший очень терпеливым, не поддавались на провокации, коих было немало. Последний всегда молча выслушивал, всем видом показывая, что зря теряет время, а потом, когда эти шакалы теряли интерес, мог долго высказывать своё недовольство новому другу, используя порой такие выражения, точный смысл которых вечник долго не мог понять.

Вожаком этого малого стада был Никита Дикопольцев. Каждый раз, видя его в коридоре, Лазарь думал: «Всё-таки не зря он мне сразу не понравился. Иногда первое впечатление может быть и правдивым». За его, по сути, антисоциальное поведение, которое проявлялось и за школьными стенами, этому амбалу, впрочем, ничего не было. Учителя и администрация будто бы закрывали глаза, когда речь заходила о нём. Как это пояснил Ростик, так было всегда, потому что Дикопольцев — спортсмен и всегда приносил кубки и медали, которые положительно сказывались на репутации школы. Помимо этого, новый приятель сказал, что с ним всё идёт по принципу «Нет тела — нет дела»; Лазарь эту шутку поначалу не воспринял, но потом начал осознавать, что парень говорил серьёзно.

Но этот малолетний вандал раздражал не столько своими подколками и прочим, сколько долгими взглядами и мерзкими улыбочками, направленными в сторону небезразличной ему особы. Когда профессор замечал это не особо скрываемое внимание, кулаки сами, непроизвольно сжимались, а желание крепко приложить его головой о стол или о стену побороть удавалось с трудом. Он держался из последних сил.

В таком свете понятно, что и вечник с нетерпением ожидал, когда сумеет отделаться от этого преимущественно неприятного общества.

Пятница шла ровно также, как и предыдущие. Нулевой урок химии казался даже не слишком нудным. Все, и Лида в том числе, внимали педагогу с легкой мечтательной улыбкой, так что становилось понятно, что Нину Ивановну слушали, но явно не слышали. Остальные занятия велись в замедленной атмосфере праздника, все ленились даже больше, чем обычно.

После последнего урока программирования, который был самым адекватным из всех остальных, Лазарь чуть задержался: учитель попросил помочь перенести какие-то малышовые пособия в другой корпус. Однако это заняло больше времени, чем планировалось: книг было так много, что пришлось ходить несколько раз. Только через полчаса после конца занятий парень подходил к раздевалке.

Куртки выпускного класса висели в самом дальнем углу помещения, и там уже кто-то был. Даже не просто кто-то. Дикопольцев и три дружка кого-то обступили, не давая прохода, в углу. Заводила рукой опирался на стену, тем самым становясь ближе к тому, кого они окружили. «Нет, ну это уже не в какие ворота не лезет», — подумал Лазарь, решительно направляясь чтобы разогнать хулиганов. Он уже преодолел половину расстояния, когда за крепкими плечами мелькнуло знакомое лицо с по-детски распахнутыми испуганными глазами.

Девушка его не видела: смотрела только на парней, которые окружили её, но были недостаточно близко, чтобы попасть под опасное воздействие. При виде её страха у Лазаря сначала сжалось сердце, а потом — кулаки. Оставшиеся метры он преодолел уже за считанные секунды. Голос здравого смысла изо всех сил кричал: «Остановись! Решай проблемы мирно!», — но он был заглушен горячей злостью и страхом за девушку. Парень ударил Дикопольцева по опорной руке так, что он едва ли не упал.

–Ты совсем о****?! Свали по-быстрому, или хуже будет!!! — глаза Никиты были выпучены, он начинал трястись из-за того, что его прервали.

–Сам отвали! Оставь девушку в покое! — он пытался максимально сохранить спокойствие, оставаясь на грани.

–Тебя, ботаника, спросить забыли! Захочу — со мной пойдёт! — мерзкая ухмылка.

«Нет, ну он сам напросился». Сил сдерживаться не оставалось. Лазарь ухватил Никиту за плечи, прижал к стене и со всех сил тряхнул его. Голова хулигана с глухим стуком ударилась о стену. Сознание он не потерял, но за появившейся в глазах поволокой появился страх. Видимо, ему уже давно не давали подобающего отпора. Хотелось бить и бить его, не останавливаясь, чтобы с него вся спесь слетела, вся дурь вышла, все планы, ясные по его взгляду, забылись навсегда и в эту дрянную голову не возвращались.

Но голос разума всё же взял верх. Он взглядом, полным ярости, посмотрел в глаза ошалевшего Дикопольцева и отбросил его куда подальше. Его дружки стояли в шоке и смотрели, как одноклассник бьет их предводителя, но, как только Лазарь развернулся к ним, их и след простыл.

Раздевалка опустела. Парень подошел к девушке, у которой глаза уже были на мокром месте, и обнял её. Лида дрожала в его руках.