От Стамбула до Парижа

Кэролайн Коури (2022)

Пятнадцать лет. Четырнадцать дней. Одна жизнь на двоих. Эбби и Оз познакомились еще студентами. Они были из разных слоев общества, их связь казалась неприемлемой, но это не помешало большой и чистой любви. А потом Озу пришлось вернуться в родной Стамбул и каждый из них стал жить своей жизнью. Теперь Эбби любит другого мужчину и мечтает провести с ним всю оставшуюся жизнь. Пока снова не встретит Оза. Их тянет друг к другу, но у каждого есть обязательства, работа и семья. Эта случайная встреча может изменить все.

Глава шестая

Я пробивалась через толпу, на этот раз держась поближе к бордюру и то и дело вставая на цыпочки, чтобы осмотреться. Мне нужна серая куртка, и ничего больше. Пожалуйста! Черт. Да тут почти у всех темно-серые куртки!

Дура. Чем я только думала? Зачем я преследую парня, что спас меня и одарил обворожительной улыбкой? Нет, все не так. Я преследую его, чтобы нормально поблагодарить за то, что он поймал меня и вызвал доктора. Просто хочу быть вежливой, убедила я себя.

Стоп. Что это вон там?

Не обращая внимания на неодобрительные взгляды, я проталкивалась в центр толпы. Сердце гулко билось в груди. Я попыталась обойти коляску с орущим ребенком, что хотел выбраться, но потеряла равновесие и полетела на ближайшего человека. Тот меня поймал, но слово «спасибо» так и застряло у меня в горле, когда я встретилась взглядом с уже знакомыми глазами.

Мимо нас люди словно проносились на полной скорости, а время вокруг нас будто замедлилось. Ох. Я закрепляю за собой роль взбалмошной девицы из романтической комедии, а он — красивого незнакомца, что ее спасает.

Он поставил меня на ноги и отпустил.

— Нам надо перестать так встречаться, — сказала я, но мои слова заглушило скандирование протестующих.

Мужчина выжидающе на меня посмотрел. В нас врезались люди; после очередного толчка в спину я уткнулась в грудь незнакомцу. Облачка пара из наших ртов смешались между собой.

— Эм-м, да, я бы не отказалась от чая, — сказала я.

Мужчина был в замешательстве. Я заправила прядки отросшей челки за уши.

— В смысле, я передумала. Чай — это замечательно. Как доктор прописал. Не хочу упасть в обморок, пока иду домой, ингалятор-то пустой.

Я нервно хихикнула. Вот уж не думала, что найду в приступе астмы что-то смешное. Но я выжила, хотя мама всегда твердила, что приступ я не переживу. Спорить не буду, ситуация была страшная.

— Есть милое кафе на Вильерс-стрит. Ты как? Я твоя должница, — я наклонила голову, и пряди челки снова упали мне на лицо. — С меня чашка чая за… э‑э… двойное спасение.

— Хорошо, — усмехнулся он, от чего у него появились легкие ямочки.

Мы проскользнули через небольшой промежуток между ограждениями и вернулись на Чаринг-Кросс. Идти против толпы казалось неправильным, но во мне бурлило предвкушение: мне будто дали черный холст и разрешили мазать по нему любыми красками. Раньше я никогда такого не ощущала.

Мы повернули на Вильерс-стрит — узенькую, мощеную улицу, недоступную машинам и грузовикам. С обеих сторон магазины заполнили любители шопинга по выходным, воздух отяжелел от запаха жареного лука из ближайшего ларька с хот-догами. На протест, выходя со станции метро «Набережная», подтягивались еще сотни и сотни людей.

— Кстати, я Эбби, — сказала я, краем глаза глянув на мужчину и тут же опустив взгляд на свои ботинки.

— Озгюр, — он протянул мне руку, и я пожала ее. Ладонь у него была крепкая и твердая; по пальцам растеклось тепло.

— Ты из Лондона, Озгюр? — спросила я, с трудом выговаривая его имя.

— Нет, я из Стамбула, район Бешикташ.

— Ты — турок? — Я чуть не впечатала ладонь в свой лоб от собственной тупости. — В смысле, да, ты — турок. Это утверждение, а не вопрос.

— Да, я турок. А ты… англичанка?

— Наполовину. Мой отец из Уэльса, но еще в молодости он переехал в Уэст-Мидлендс, — я подняла воротник пальто повыше. — Ты здесь отдыхаешь?

— Отучиваюсь год в Университетском колледже, чтобы получить магистра. У них курс связан с моим университетом. Еще я изучаю интенсивный английский.

— У тебя прекрасный английский!

Озгюр просиял и улыбнулся шире некуда. Ямочки на щеках стали такими большими, что в них поместилось бы по монете в один фунт.

— Спасибо, ты очень добра. Но мне кажется, нужно больше практиковаться.

Пусть на тебе и практикуется, зазвучали в голове слова Лиз не без двусмысленного оттенка. Я покраснела.

— Можно просто Оз. Так меня зовут все английские друзья, — сказал он и открыл передо мной дверь в кафе.

Оз захотел сам пойти за напитками и моих возражений не слушал. Я пошла к креслу у окна и стянула куртку. Через пару минут Оз вернулся с подносом, на котором стояла чашка чая, кружка кофе и тарелка с имбирным печеньем в форме сердца. Покрыто оно было розовой глазурью.

— Это тебе, — он указал на печенье.

— Спасибо, — мои щеки покрылись густым румянцем. Я так и не научилась это контролировать: краснею каждый раз, когда мне стыдно или я смущаюсь. В школе меня за это часто дразнили — оттенок моих щек почти не отличается от цвета моих волос.

Оз снял куртку и сел.

— У моей сестры тоже астма. Врач говорил, что имбирь помогает при приступах. В кафе было только это.

— А, понятно, — я почувствовала себя дурой за то, что решила, что печенье значило что-то другое.

Я вдруг вспомнила, какой сегодня день, — до этого все мои мысли занимала диссертация. Лиз упрашивала сходить с ней на танцы в честь Дня святого Валентина сегодня вечером, но я сказала, что у меня нет времени. Все мои планы на день рождения отложились до следующей субботы.

Я отломила кусочек печенья.

— Я и не знала, что имбирь на такое способен, — пока я жевала, пряности щекотали мне язык. — Я обычно в обмороки не падаю, но спасибо, что поймал.

— Rica ederim, — Оз сделал глоток черного кофе.

— Что это значит? Ты сказал мне это еще у скамейки.

— Переводится как «пожалуйста». Я иногда забываю, на каком языке говорю.

— А на скольких ты говоришь?

— На четырех.

— Четырех?

— Не в совершенстве. Лучше всего я знаю турецкий и английский, а когда получал степень, учил арабский и французский.

— Ого, — прошептала я, придавливая чайный пакетик ложкой и добавляя немного молока.

Оз поставил кружку на стол и откинулся на спинку кресла.

— Ты тоже учишься?

— Да, в Королевском колледже Лондона. Изучаю PPE.

— Что это?

— Философия, политика и экономика.

— Будешь работать на государство?

Я качаю головой. Рот набит печеньем.

— Пойду в юридическую школу, — сказала я, прикрывшись рукой.

— Хочешь быть юристом?

— Адвокатом какой-нибудь организации, — кивнула я. — Хорошая работа, великолепная карьерная лестница, — отчеканила я слова, заученные с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. — А ты?

Я подула на чай.

— Чем хочешь заниматься после получения магистра?

Он задумался, подался вперед, баюкая чашку в руках.

— Мне нравится путешествовать по Англии и жить здесь. Завораживает, — в глазах мелькнула искра. Он взял чашку со стола; под ярким светом кофейни шрам был еще заметнее. — Хочу больше путешествовать.

— А ты всегда по субботам ходишь и спасаешь падающих дев? — спросила я, подняв бровь.

Улыбка Оза стала шире.

— Hayir. Нет. Обычно я хожу с друзьями в кино, чтобы улучшить английский. Есть небольшой кинотеатр на Лестер-сквер под названием «Принц Чарльз», в котором крутят классику. Там даже ночью фильмы идут.

— Правда? Никогда о нем не слышала. — Ночью я стараюсь не уходить далеко от своего жилья на Стамфорд-стрит — это где-то в двадцати минутах от нас по мосту Ватерлоо — или от университетского кампуса. С Лиз ладно, еще безопаснее — чем больше, тем лучше. Неподалеку от нашего общежития есть кинотеатр «Одеон». — И какой у тебя любимый фильм?

Оз на секунду задумался.

— «Бешеный бык».

— Фильм про боксеров с Де Ниро в главной роли?

— Там не только про бокс, еще про человеческий дух и любовь.

Я поперхнулась чаем.

— Любовь?

— Про разрушительную любовь.

— Тяжелый фильм, наверное.

— История мрачная, но актеры что надо. А ты другие фильмы смотришь?

— «Перед рассветом» — мой любимый.

— Не смотрел.

— Он давно вышел.

— О чем он?

— Хм-м… Наверное, о том, как человек готов рисковать. В поезде американец встретил француженку. Он убедил девушку сойти в Вене, прежде чем отправляться в Париж. Они прекрасно провели день, и он уехал обратно в Америку, — я сделала глоток чая.

— Это весь сюжет?

— Вроде того. Они согласились встретиться через шесть месяцев в Вене.

— И что, встретились?

— В конце фильма мы об этом не узнаем, но я смотрела продолжение, — я поиграла бровями.

— Придется посмотреть.

— Обязательно. Прекрасный фильм. Сюжета не так много, но есть насыщенные диалоги и прекрасные виды. У персонажей такая связь, это просто невероятно. — Мыслями я перенеслась в Париж, где и проходило действие второй части.

— Ты бы так смогла?

Кружка замерла у моих губ.

— Что?

— Смогла бы сойти с поезда в Вене с кем-то, кого ты только что встретила?

— Нет, — решительно сказала я.

— Почему?

— Начнем с того, что я в принципе не стала бы путешествовать по Европе в одиночку и на поезде. Вена, конечно, это здорово, но Париж? Его архитектура, музеи, еда… — Я сделала глубокий вдох, словно передо мной поставили тарелку со свежеиспеченным круассаном. — Я бы не стала отказываться от возможности провести лишний день в Париже.

— Ты там никогда не была?

Я поправила легинсы, чтобы дырочку на колене было почти незаметно.

— Нет. Каждое лето я езжу на побережье Уэльса со своей семьей. А ты?

Оз кивнул.

— Там именно так красиво, как ты себе и представляешь.

— Моя лучшая подруга Лиз упрашивает меня поехать с ней в путешествие этим летом. Шесть городов за десять дней.

Оз заелозил в кресле.

— Это же прекрасно.

— Вроде того, но… — я поправила рукава. — Я посмотрела цены… Один билет на поезд стоит пару сотен фунтов, а там еще и хостелы, еда, мелкие расходы… Дорого получается. И вообще мне надо работать все лето, чтобы хватило денег на юридическую школу и жилье.

— Сколько ответственности в таком юном возрасте.

Такое может сказануть кто-нибудь вроде моего дедушки.

— Yani, я хотел сказать, что мне очень жаль, что тебе приходится делать такой выбор. Мир ведь тебя ждет.

Его что, наняли Turkish Airlines, чтобы он делал им рекламу?

— Я уверена, что мир никуда от меня не убежит и я успею попутешествовать, когда найду работу. — Я поджала губы и опустила взгляд на чашку.

— Tabii ki, конечно. У тебя свои… э‑э… приоритеты. Но если вдруг передумаешь, имей в виду, что приключения тоже насыщены опытом и знанием. Можно посмотреть мир, познать чужую культуру, как живут в других странах… Даже если ты ограничена в средствах, что-нибудь придумать можно.

Я теребила пальцами катышек шерсти, что был у меня на рукаве. Пару недель назад я была на ярмарке профессий, и оказалось, что после университета открывается очень много возможностей, о которых я даже не думала. Признаюсь, некоторые меня даже увлекли.

— Стамбул, наверное, очень красив, — сказала я после недолгой паузы. — Что-то вроде Европы и Азии в одном флаконе, да?

— Да. Безумный город. Можно за день исследовать два разных континента.

— И жаркое солнце есть?

— Да. Летнее солнце очень жарит. А еще у города богатая культура — он отражает империи, которые когда-то им правили. Но я никогда не бывал в Вене, хотя хотел бы.

— И я. В фильме там очень красиво. Надо бы пересмотреть, освежить воспоминания. Правда, моя сестра сломала диск.

— Раздражающие сестры? Понимаю.

— Вот-вот. Это еще не самое худшее. Как-то раз, когда мне было восемь и мы играли в прятки, она заперла меня в сарае на четыре часа.

Он закусил нижнюю губу, чтобы не расхохотаться.

— Uf ya. Жестоко.

— Травма на всю жизнь, — заверила я его, положа руку на сердце. Оз испустил громкий смешок; его лицо просветлело, ямочки стали глубже. Я поняла, что пялюсь на них.

— А твоя сестра? — Я отвела взгляд. — Назови худшую ее проделку.

Оз задумался.

— Порвала мои футбольные карточки и спустила их в унитаз. Мне было десять.

Я прижала пальцы к приоткрывшемуся от удивления рту.

— Да-да, знаю, безумие, — сказал он.

— И что сделала твоя мама?

Он цокнул языком и мотнул головой.

— Ей было все равно. Кажется, она забрала у сестры велосипед на один день.

— А папа? Он был строже?

Оз посмотрел в окно.

— Он умер, когда я был маленьким, — он стиснул челюсть, пальцы машинально прикрыли шрам и потерли его, будто пытаясь стереть плохие воспоминания.

— Извини, — прошептала я.

Бариста опустошал фильтр из-под эспрессо, люди вокруг негромко переговаривались между собой, французский певец нежно напевал из аудиосистемы.

— Я буду скучать по Лондону, — произнес Оз.

— Почему? Куда ты?

— Я улетаю завтра.

— Улетаешь? — переспросила я немного слишком громко. — Э‑э, в смысле, как жаль.

Оз повернулся ко мне и наклонил голову.

— Очень жаль. Завтра в семь я вылетаю из Хитроу и отправляюсь в Стамбул. Мой рюкзак в камере хранения на станции «Мраморная арка». Сегодня в шесть я иду на прощальную вечеринку с друзьями в ливанский ресторан на Эджвар-роуд. Ночь проведу в аэропорту, — он залпом осушил чашку кофе и поставил ее на стол. — А сейчас мне нужно вернуться на шествие.

— Оу. — Я поставила чашку на блюдце, от чего чай внутри заплескался.

— Идем со мной, — он произнес это так тихо, что я не сразу поняла, что он сказал.

— Что?

— Идем со мной на шествие. Ты выпила чай и съела печенье. Тебе лучше?

Я кивнула.

— Да. Но мне нужно возвращаться домой и работать над диссертацией.

— В воскресенье?

— Мне сдавать ее в понедельник.

— О чем она?

— О том, безупречная ли у Великобритании демократия.

— Интересно.

— Мне нужно было послушать выступления в Гайд-парке, чтобы черпнуть вдохновения для цитат, но сейчас я уже не успею. И мне еще много материала нужно прочитать.

— И откуда ты возьмешь цитаты?

Я пожала плечами.

— Без понятия. Пойду на шествие и поспрашиваю людей: что они думают? — Я издала невеселый смешок.

— Да, — оживленно подтвердил Оз. — Там ведь самые разные личности с разным опытом и убеждениями. Спросим, почему они пришли на шествие, верят ли в то, что слова людей убедят правительство в их правоте. А потом ты придешь ко мне на вечеринку, опросишь моих друзей.

— Ты предлагаешь подойти к незнакомым людям и спросить их мнение о демократии? — Я рассмеялась.

— А почему нет? — спросил он.

Девушка, что сидела за соседним столиком, откашлялась и стиснула в руках книгу.

— Ну… — Я наклонилась ближе к нему и понизила голос. — Мы так не делаем.

Оз улыбнулся.

— Какие же британцы закрытые.

— Не зря про нас существует такой стереотип.

— Но ты не такая, — он положил руки на колени. — Ты не боишься заговорить с незнакомцем. Я в тебя верю. Ты сможешь подойти к людям на шествии и спросить, верят ли они в то, что изменят курс истории. И мои друзья будут рады поговорить с тобой, сравнить их правительство.

Я села на краешек кресла.

— Извини, это все замечательно звучит, но я, наверное, не смогу. У меня очень мало времени.

— Ты же не завалишь диссертацию?

— Нет, но…

— И у тебя еще есть завтра? Однажды тебя спросят, что ты делала в этот великий исторический день. И что ты ответишь?

Ну да, из его уст-то все просто звучит, словно я и впрямь могу вернуться с ним на шествие, а потом пойти на вечеринку. Но мой куратор дал мне очень расплывчатые исправления — он так и не сказал, какие конкретно аргументы мне нужно подправить. А я провела недели, нет, месяцы над этой диссертацией. Обидно. И вообще завтра у меня день рождения. Вдруг за мной так и закрепится прозвище «Эбби, у которой нет личной жизни».

— Не всегда можно найти ответы в книгах, — добавил Оз с поддразнивающим выражением лица.

Его глаза встретились с моими. Я точно знала, какие у меня приоритеты, но его карамельные глаза так и затягивали меня.

Я так и слышу, что бы сказала Лиз: горячий красавчик предлагает тебе оторваться от рутины и сделать что-то новое? Вперед! Еще и кулаком потрясла бы для острастки. Сестра бы не согласилась: она считает, что стоит вступать только в длительные отношения, которые приведут к бриллианту на пальце, шествию к алтарю и медовому месяцу в Солихалле. Если это всего на пару часов, то и утруждаться не стоит. Но что думаю я сама?

Оз встал, убрал со стола тарелку и чашки и надел куртку.

— Так ты со мной?