От Стамбула до Парижа

Кэролайн Коури (2022)

Пятнадцать лет. Четырнадцать дней. Одна жизнь на двоих. Эбби и Оз познакомились еще студентами. Они были из разных слоев общества, их связь казалась неприемлемой, но это не помешало большой и чистой любви. А потом Озу пришлось вернуться в родной Стамбул и каждый из них стал жить своей жизнью. Теперь Эбби любит другого мужчину и мечтает провести с ним всю оставшуюся жизнь. Пока снова не встретит Оза. Их тянет друг к другу, но у каждого есть обязательства, работа и семья. Эта случайная встреча может изменить все.

Глава восьмая

Четырнадцать лет назад. Февраль

Вернуться в свою комнату и учиться или отправиться в приключение с Озом? Когда я взглянула в океан его глаз, выбор вдруг показался мне простым и очевидным.

— Хорошо, — наконец сдалась я. — Я пойду с тобой.

Оз улыбнулся, и на его щеках снова появились ямочки, от чего в желудке у меня все затрепетало. Эбби, соберись. Это не свидание. Он хочет помочь с учебой и убеждает тебя прислушаться к своей идее, которая вполне может выгореть. Я решительно встала и схватила свою куртку.

Мы вышли из кафе и поднялись по Вильерс-стрит. Мы подходили к членам шествия и записывали их мнения в блокноте, что был у меня с собой. Вскоре мы встретили группу из четырех турчанок, что работали в посольстве Турции неподалеку от Грин-парка. Мы представились друг другу, и Оз горячо заговорил с ними на турецком. После этого одна из них вручила ему визитку, и мы отправились дальше. Я не могла не заметить, как она строила ему глазки и коснулась его рукава, прежде чем мы продолжили путь.

— Твоя подруга? — спросила я.

— Нет. Они пригласили меня на банкет сегодня вечером в посольстве.

— Оу.

— Но я сказал, что вечером улетаю и у меня уже есть планы. Она дала мне визитку на случай, если я передумаю, — он пожал плечами и убрал визитку в кошелек.

Мы поговорили еще с несколькими ребятами, и меня серьезно удивило то, как все охотно делятся своим мнением о демократии. Ближе к Гайд-парку людей становилось все меньше и меньше, и вскоре мы остановились. Оз взглянул на свои часы.

По рукам пробежали мурашки, я вцепилась в блокнот и ручку.

— Интервью просто невероятное, — сказала я. — Я, э‑э, не буду тебя задерживать, если тебе пора.

— Перед вечеринкой я хотел забежать в одно место, но оно вроде скоро закрывается. Я там уже был, могу в принципе и не идти.

— Что? Нет, иди, конечно, не оставайся только ради меня. Как я уже и сказала, у меня набралось много материала.

— Уверена? До Гайд-парка одна дойдешь?

Я сглотнула разочарование, комом вставшее в горле. Похоже, он уже забыл, что пригласил меня на его вечеринку.

— Да, справлюсь.

— Было приятно познакомиться, Эбби.

Я пожала протянутую им руку. Его тепло снова разлилось по моим пальцам и прошло дальше по телу.

— Куда… — пропищала я и откашлялась. — Я хотела сказать, и куда ты хотел пойти?

— В художественную галерею минутах в десяти отсюда.

— А‑а, — я плотнее укуталась в пальто и попрыгала на месте. — Я бы сходила в какое-нибудь теплое местечко. Зря я не взяла шарф и шапку.

— Может, пойдешь со мной в галерею?

— Э‑э… Конечно, почему нет. Наверное, и в Гайд-парк мне больше идти незачем.

Его улыбка стала еще шире.

— Отлично.

Мы пошли прочь от толп людей по Гросвенор-сквер, обсуждая ответы, которые получили на шествии. Разговаривать с людьми таких разных взглядов и мнений оказалось очень весело.

В Лондоне я до сих пор порой чувствую себя туристкой — даже сейчас не понимаю, где мы находимся. В детстве я редко ездила в большие города: в семь лет была на пантомиме в театре, в шестнадцать — прошвырнулась по магазинам. Единственные два дня, которые мне хорошо запомнились. А еще я помнила, когда у меня случился первый приступ астмы. Воспоминание не из приятных.

Мы обошли Манчестер-сквер, и Оз остановился у особняка из красного кирпича. Вход в музей был украшен колоннами, а название гласило «Собрание Уоллеса».

— Моя бабушка обожает французские картины восемнадцатого века, — сказал Оз. — Эту любовь она передала мне. Hadi.

Он кивнул на главный вход, и я прошла за ним в холл с широкой лестницей. Мы протиснулись в правый проход. Каждый зал был наполнен полотнами в золотых рамках на ярких стенах и изысканной мебелью. Пахло лаком для дерева, половицы скрипели под ногами.

Мы остановились у одной из картин, и Оз принялся о ней рассказывать. Я кивала, рассматривая его четкую линию подбородка, очерченные скулы и пухлые губы. Иногда, когда Оз замолкал, чтобы подумать, он облизывал губы. Я лениво раздумывала о том, каково было бы его поцеловать, а потом поняла, что он смотрит на меня и ждет ответа. Я пробормотала что-то вроде согласия и понадеялась, что не выглядела полной дурой.

Мы зашли в зал с картинами семнадцатого века, среди которых была «Танец под музыку времени» Пуссена.

— Я ее знаю, — сказала я. — Изучала в школе.

— Какая фигура тебя больше всего — как же это на английском? — притягивает? — спросил он.

Я плохо помнила урок, на котором мы проходили картину, да и моего мнения тогда никто не спрашивал. Я осмотрела ее свежим взглядом.

— Наверное, танцовщица, которая олицетворяет удовольствие. Нравится, как она озорно улыбается, будто знает секрет жизни и все ее ловушки. А тебя?

— Достаток и богатство.

— Серьезно? Почему?

— Мне всегда было интересно, почему мир его жаждет и когда мы сможем остановиться на уже полученном. И если кто-то родился богатым, какую роль тогда выполняют танцовщицы, которые олицетворяют труд и удовольствие?

Сами того не заметив, мы оба сели на скамью перед картиной. Потом начали обсуждать каждую картину, и время пролетело незаметно. Не могу представить себе более приятный способ провести день.

Когда мы вышли из музея, город уже погрузился во тьму. Охранник проводил нас и запер двери. Легкий туман коснулся улиц Лондона, придав им загадочности, из наших ртов выходили облачка пара.

— Есть хочешь? Пойдешь на вечеринку? — спросил Оз, надевая куртку.

Он не забыл. Сердце заколотилось быстрее. Да. Нет. Я не знаю!

Улыбка и голос Оза оказывали на меня странное влияние. Они затягивали меня, и я не могла им противостоять, как Одиссей не мог устоять перед пением сирен. Но если я соглашусь, потом весь свой день рождения буду переписывать диссертацию.

— Да, я бы перекусила чего-нибудь по-быстрому, — сказала я. Тогда у меня еще останется пара часов на диссертацию, Озу все равно скоро нужно на самолет.

— Там, куда мы пойдем, будет целый пир. Ты устала? До ресторана идти десять минут.

— Думаю, выдержу.

— В обморок больше не падаешь?

Я улыбнулась.

— Обещаю, больше мне «Скорая помощь» не понадобится. — Ну, разве что искусственное дыхание. Я отвела взгляд, надеясь, что читать мысли он не умеет.

Когда мы зашли в ливанский ресторан и стеклянные двери захлопнулись за нами, мужчина с ухоженной белой бородой и большим, подтянутым ремнем животом раскинул руки в стороны. Он разразился речью на арабском, насколько я могла угадать, обнял Оза и похлопал его по спине. Отпускать он его явно не хотел: они снова обнялись и пожали друг другу руки.

Оз представил меня, бросив на меня такой взгляд, что внутри все затрепетало. Слов я не понимала, но мне они показались очень поэтичными. Когда он произнес мое имя, прозвучало оно куда элегантнее, чем просто «а, да, это Эбби».

Мужчина постарше, что встретил нас, сделал шаг вперед и взял мою руку в свою.

— Ma’ salame. Добро пожаловать, Эбби, — он ласково погладил меня по руке. — Озгюр прав, ты и впрямь необычайно красива. Идем. Yalla.

Рот сам распахнулся от удивления. На мне был бежевый вязаный джемпер на несколько размеров больше нужного, мини-юбка угольного цвета и черные легинсы с дыркой на колене, что росла с каждым часом. Я оделась на шествие в центре Лондона, а не на вечеринку, и Оз при этом сказал, что я красивая? Может, он имел в виду мой внутренний мир. Меня раньше никто красивой не называл.

Я вдруг поняла, что уже вечер и я весь день не видела Лиз, а она даже не знает, где я.

— Извините, здесь есть телефон? — спросила я мужчину, осторожно коснувшись его плеча. Я посмотрела на Оза. — Надо позвонить подруге, предупредить, где я.

— Конечно. Прошу за мной, — сказал мужчина, поманив меня за собой.

Я скользнула за стойку регистрации и взяла трубку стационарного телефона. Пока я набирала номер нашего общежития, Оз ушел в уборную. Девушка, что взяла трубку, сказала, что сейчас посмотрит, у себя ли Лиз. На фоне звучали музыка и смех — готовятся к танцам в честь Дня святого Валентина, не иначе.

— Что? — пробурчал в трубке голос Лиз.

— Ну и манеры у тебя, подруга.

— Эбс, это ты?

— Ага.

— Где тебя носит? Я тебе столько звоню!

— Это меня где носит? — Я повернулась и посмотрела на вход в заведение. Внутрь зашла компания парней, и официантка подошла к ним поздороваться. Я повысила голос, чтобы меня было слышно через их разговор. — А ты где была? Ты сказала, что будешь вовремя!

— Мне нужно было срочно помочь маме, я опоздала-то всего на полчаса. Извини. Я как приехала, сразу тебе позвонила, но ты была недоступна.

— Забыла зарядить мобильник. Он разрядился и выключился.

Официантка проводила шумную компанию к столику в задней части ресторана.

— Где ты вообще? Кто там кричит на заднем фоне?

— Я в ливанском ресторане на Эджвар-роуд.

— Ты что там забыла?

— Я на вечеринке с парнем, которого встретила на шествии.

— С кем?! Рассказывай давай!

— Обычный парень. Турок. Что рассказывать?

— Он горячий?

Я рассмеялась.

— Ну, прямо мечта-а, — протянула я, передразнивая южноамериканский акцент.

— Приведешь его на танцы? Не вздумай идти к нему, тащи его сюда!

— Лиз!

Бармен перестал вытирать стойку и посмотрел на меня. Я прикрылась рукой и продолжила уже тише:

— Я же не шлюха какая-нибудь, которая соблазняет парней направо и налево, а потом спит с ними! — бармен снова замахал тряпкой. — И вообще он возвращается в Турцию.

Лиз цокнула языком.

— Не надо так язвить. Не зарекайся не попробовав! И потом, ты сказала, что не хочешь встречаться с тем барристером…

— Каким еще барристером?

— Ну который дал тебе визитку на ярмарке профессий.

— Чарльз, что ли?

Я вспомнила визитку, которую он мне дал две недели назад, а я к ней даже не притронулась. Она гласила «Чарльз Логан, барристер Гринкорт Чамберс».

Лиз потащила меня к его стойке, потому что он на нас пялился, и сказала ему убедить нас стать барристерами. Он постоянно откашливался и поправлял галстук, пока горячо говорил о работе, а потом протянул мне визитку. Сказал звонить в любое время, если появятся вопросы. Чарльз был очарователен и симпатичен, хорошо одет и воспитан. А еще он напоминал Рэйфа Файнса в «Английском пациенте» своим акцентом, светлыми, песочными волосами и глубоко посаженными зелеными глазами. Отрицать не буду, он меня привлек.

— Думаешь, я ему понравилась?

— Естественно! Ты сказала, что не хочешь быть барристером, а он все равно убеждал тебя, потому что хотел продолжить разговор, хотя позади была целая очередь. А как он на тебя посмотрел! — она присвистнула. — Сидит, наверное, у телефона, ждет твоего звонка.

— И что мне теперь делать? Я не готова к серьезным отношениям, да и он куда старше меня. Он уже разобрался со своей жизнью, а я еще нет.

— Тогда беги к своему турецкому красавчику. Одна ночь, и все! Не усложняй. Снимай свой неряшливый свитер, распусти волосы и покори его.

— Лиз! — ответом мне послужили гудки — подруга положила трубку. Потом придется объяснять, почему я не привела его на танцы. И вообще, она что, забыла о моей диссертации?

В дальней части ресторана гремела музыка. Лестница вела на нижний этаж, в подвал. Я быстро пробежалась взглядом по ресторану: где-то половину занимали гости, но Оза нигде не было видно. Наверное, он внизу.

Я сняла пальто и свитер, под которым был черный лайкровый топик, и спустилась по лестнице. Зал был забит под завязку, свет приглушен. Из аудиосистемы в углу доносилась музыка, по периметру зала стояли столики с бутылками и стаканами.

— Я думал, ты ушла, — сказал Оз, материализовавшись сзади меня.

Я повернулась.

— И пропустила еду? Да ни за что!

Он наклонился ко мне и прошептал на ухо:

— Идем, познакомишься с моими друзьями.

— Э‑э… Да, конечно, — я запнулась, чувствуя себя дурой: я подумала, он меня поцелует. Что со мной случилось? Наверное, тут кислорода не хватает, вот все приличия и вылетели у меня из головы.

Оз представил меня Юсефу из Сирии и Яману из Турции. Они расцеловали меня в щеки, спросили, откуда я, что я делаю в Лондоне и как встретила Оза, а потом бросились дальше обниматься. Сегодня их последний вечер вместе: во время пребывания в Лондоне они крепко сдружились, и теперь расставаться было грустно. Кто-то достал пачку фотографий, где они позировали перед каждым возможным памятником, и она прошлась по рукам.

— Выпьешь? — спросил Оз, повернувшись ко мне.

— С удовольствием.

Он подозвал официанта, и тот подошел к нам с подносом. В стаканах плескалась мутноватая жидкость с кубиками льда. Оз протянул мне один из них, и мы чокнулись. Я почувствовала сильный запах аниса.

— Что это?

— Арак, напиток Ближнего Востока.

Я сделала глоток и поморщилась: на вкус как очиститель краски с сильным послевкусием лакрицы.

— Слишком крепко?

Я сморщила нос.

— Чутка.

Оз взял серебряный кувшин и ложку с ближайшего стола. Он долил воды в стакан до самых краев и размешал напиток.

— Ко вкусу сложно привыкнуть, зато можно добавлять столько воды, сколько тебе угодно.

Следующий глоток пошел уже легче.

— Так лучше? — спросил Оз.

Я кивнула, и чем больше я пила арак, тем больше он мне нравился.

По залу вдруг засуетились официанты, заполняя столы разными блюдами и пестрыми тарелками с овощами. Оз провел меня к столу, и мы сели на черный кожаный диван напротив зеркальной стены. Он стал объяснять мне, что лежит у меня на тарелке. Табуле — салат из мелко порубленной мяты и петрушки с помидорами, луком и булгуром; баба гануш — хумус из баклажанов и, наконец, киббех — начинка из говяжьего фарша и кедровых орехов, зажаренных в овальной форме во фритюре. Официанты подали горячие, воздушные питы; мы разламывали их и окунали в разные блюда.

— Когда-нибудь такое пробовала? — спросил он.

— Не-а. М‑м, — застонала я, пожевывая хрустящий лист салата с табуле. Я слизнула остатки лимонного сока с губ.

Оз положил руку на спинку дивана.

— Satein.

Я проглотила то, что было у меня во рту.

— Что это значит?

— Арабы так говорят, когда у кого-то хороший аппетит.

— Да это лучший ужин со времен Рождества у мамы!

— И это только закуски.

— Что? Я уже почти наелась!

Оз цокнул языком и наклонил голову, приподняв брови.

— Если перестанешь есть, они примут это за оскорбление. Так владелец ресторана говорит.

— А, ну раз так, — я пожала плечами и нанизала салат фаттуш на вилку, взяв побольше помидоров и гренок. Арак шел легко, и я уже не обращала внимания на то, сколько раз мне подливали в стакан.

Когда было покончено с основным блюдом — шиш-кебабом и рисом, — нам принесли турецкий кофе и сладости. Нас вдруг окутала тьма; луч прожектора высветил женщину с оголенным животом и украшением в пупке. Мягкие волны ее темных волос струились по обе стороны лица.

Бедра женщины двигались в такт музыке, летящие складки красного платья развевались вместе с ней; музыка ускорилась. Я захлопала вместе с остальными, широко раскрыв рот от восхищения. Чувственность танца завораживала. Все веселились и смеялись; столики отодвинули к стенам, чтобы было больше свободного пространства. Когда музыка закончилась, танцовщица поклонилась и произнесла небольшую речь. Когда наши взгляды встретились, она подошла ко мне и протянула руку.

Я посмотрела на Оза. Он пожал плечами и наклонился ко мне.

— Она хочет научить тебя кое-каким движениям.

— О боже, нет. Ни за что, — я замотала головой.

— Мне кажется, отказываться будет грубо.

Господи, да тут ни от чего нельзя отказываться! Гости стали медленно аплодировать. Началась новая песня. Ладно, я после этого вечера никого из этого зала больше никогда не увижу. Что я потеряю? Разве что свое достоинство и мой новый друг узнает, что из меня никудышная танцовщица.

Я пожала плечами, глотнула арака и взялась за протянутую руку. Пришлось пройти через нескольких людей, чтобы выбраться из-за стола. Танцовщица встала позади меня, схватила меня за бедра руками с кучей украшений на них и стала ими покачивать. Я, наверное, сейчас похожа на своего дедушку, что взялся танцевать в рождественскую ночь после нескольких стаканов виски.

Я посмотрела на Оза, но он вопреки моим ожиданиям вовсе не смеялся. Да вообще никто в зале не смеялся. Взгляд Оза был прикован ко мне, он не отрывал его даже на долю секунды. Когда я нашла ритм, танцовщица подняла мои руки в воздух, и я отдалась музыке, позволила ей направить мои движения. Голова кружилась от происходящего, от музыки, арака и красавца, что смотрел на меня с улыбкой и… чем-то еще, но я слишком плохо его знала, чтобы понять, о чем он думает.

Музыка достигла кульминации, и я плюхнулась обратно на диван. Моя грудь тяжело вздымалась и опускалась, будто я пробежала марафон; танцовщица нашла себе новых жертв, и вскоре зал заполнился парочками, танцующими под бодрую музыку.

Оз протянул мне стакан воды, и я тотчас его осушила, вытерла подбородок и постаралась успокоить сердцебиение. Когда Оз сжал мою руку, я почувствовала себя манжетой для тонометра, которую слишком сильно накачали, и она просто лопнула. Я подвинулась ближе к мужчине.

— Ты была просто неподражаема, — сказал он.

Защита ослабла под влиянием арака; мои влажные губы приоткрылись, горячее дыхание защекотало их. Свет прожектора выделил его шрам, и я вдруг поймала себя на том, что хочу его потрогать.

— Потанцуем? — я мотнула головой в сторону танцпола.

— Я бы с удовольствием, но мне пора. Нужно успеть на метро, — сказал он. — Но ты оставайся, веселись. Юсеф проводит тебя до общежития.

Он уходит? Уже? Почему не останется на подольше? Рассказал бы еще про жизнь в Стамбуле, поболтал бы на четырех языках без всяких усилий… А какая у него улыбка и глаза! Мэйдэй, мэйдэй. Отправьте мне шлюпку, пока я в них не утонула!

Я выдержала его взгляд, и мой глаз дернулся.

— Я пойду с тобой. В смысле, на станцию. Все равно уже пора возвращаться.

Он снова улыбнулся.

— Taman. Если ты не против, то хорошо.

Снаружи нас атаковал ледяной ветер, и я поскорее натянула джемпер и куртку. Мы пошли к станции Marble Arch, минуя многочисленные рестораны и кальянные, из которых доносились смех и музыка.

Шли мы медленно, словно стараясь продлить последние мгновения вместе. Я не совсем понимала, по прямой линии иду или нет. Арак был куда крепче сидра, который я обычно потягивала в студенческом баре.

— Грустно уезжать? — спросила я.

Оз кивнул.

— Evet. Да. Лондон — безумно интересный, свободный город с кучей возможностей.

— Семья, наверное, по тебе сильно соскучилась.

Оз пожал плечами и посмотрел на витрину магазина, что ломился от разных овощей и фруктов.

— Я бы не был в этом так уверен.

На его лице снова промелькнуло это мрачное выражение. С того момента в кофейне больше он о семье не говорил, только упомянул, что у него есть старший брат и младшая сестра, которые изводили его в детстве.

— Вот бы… — продолжил он, — Yani… Может, теперь все будет по-другому. Настанут сложные времена для Ближнего Востока. Нужно противостоять власть имущим, чтобы они не причинили нам вреда. — Он уставился на тротуар, засунув руки в карманы.

Я окончательно запуталась. Он перескочил с семьи на политику, не объяснив, почему они по нему не скучают. Арак притупил мою способность рационально мыслить, и я не знала, что сказать.

— Сможешь безопасно вернуться к себе? — спросил Оз.

— Да. Отсюда идет автобус прямиком на Стамфорд-стрит.

Оз достал огромный рюкзак цвета хаки из ячейки хранения и закинул его себе на спину, купил билет до Хитроу в автомате и покрутил его в пальцах.

— Значит, пришло время прощаться, — сказала я, покачиваясь на каблуках.

Я подняла на него взгляд. Оз пристально на меня смотрел.

— Прощальная вечеринка выдалась веселой, спасибо тебе, — он поправил лямки рюкзака. — Такое я наверняка не забуду.

Мне в голову вдруг пришла идея.

— Я кое-что придумала, чтобы ты точно не забыл, — сказала я, нагло потянув его за руку в сторону выхода.

— Куда ты меня ведешь?

— Сейчас увидишь.

На углу рядом с газетным киоском стояла фотобудка, которую я приметила еще когда мы шли к метро. Оз поставил рюкзак на землю, чтобы передохнуть, а я закинула в прорезь несколько однофунтовых монет. Оз отодвинул шторку, и мы зашли внутрь.

В фотобудке был лишь один стул, и моя идея вдруг оказалась очень недальновидной.

Оз устроился на краешке стула, почти не оставив мне места. Мы глупо хихикали, пытаясь сесть поудобнее; я нажала на экран, выбрав съемку из четырех кадров. Оказалось, что наши головы влезали в камеру лишь наполовину.

— Надо сесть ближе друг к другу, — сказала я, заправляя волосы за уши.

— Так? — он прижался головой ко мне.

— Да, — прошептала я, внезапно перестав дышать.

Вспышка камеры.

— Ой, кажется, я моргнула. — Я улыбнулась и попыталась собраться перед следующим снимком.

— У тебя ухо холодное, — сказал Оз.

— Да? — снова вспышка. — Блин, кажется, я рот не успела закрыть. Фотографии получатся ужасные.

Я повернулась, задев носом его щеку.

— И нос у тебя тоже холодный.

Я хотела потереть его, но случайно ударила Оза в лицо.

— Ой, прости, пожалуйста! Я не хотела. Больно?

— Нет, не особо, — он потер щеку, пытаясь сдержать смех.

— Еще одно фото осталось! — сказала я.

Оз попытался сохранить серьезное лицо, но складки у его глаз становились все глубже. Я пялилась на наши лица на экране.

— Ну, Оз, хотя бы одну хорошую фотографию!

— Извини, — сказал он, пытаясь собраться, но я уже поняла, что нормального фото нам не видать.

Недовольная этим, я повернулась к Озу, но наши взгляды встретились, и у меня перехватило дыхание. Потом произошло это. Мы придвигались все ближе и ближе друг к другу, пока между нами совсем не осталось места. Я прикрыла глаза, и фотобудку осветила четвертая вспышка.

Его теплые губы накрыли мои. Оз нежно погладил мою щеку большим пальцем. Голова кружилась, я таяла от его прикосновений. Сердце бешено колотилось.

Мы оторвались друг от друга.

— Ох, — это все, что я смогла сказать.

Мы неловко поднялись и столкнулись головами.

— Извини, — прошептал он. — Извини. Зря я это.

— Да, да, точно, мне не стоило…

Когда мы вышли из фотобудки, то смотрели куда угодно, только не друг на друга. Готовые фото выскользнули из отсека. Оз взял их, осторожно согнул пополам и порвал на серединке. Он протянул мне одну половину, а другую спрятал в кожаный кошелек.

— Спасибо, Эбби. И правда, такое я не забуду, — он закинул рюкзак на плечи, кивнул мне и пошел ко входу в метро. Я зашагала за ним. Оз положил билет в отсек и прошел на другую сторону, тут же остановился, повернулся назад, где за ним уже закрылся проход. — Вот бы я мог…

Он тяжело вздохнул.

— Мой английский подводит меня. Прощай, Эбби.

На этих словах Оз развернулся и пошел.

— Приезжай еще! — крикнула я ему вслед.

Он посмотрел на меня через плечо.

— Insallah.

Я не знала, как это слово переводится, но понадеялась, что оно сойдет за «хорошо». Оз спустился по эскалатору, и мое сердце упало. Попрощались мы не очень. Я коснулась своих губ. Что он имел в виду под «зря я это»? Он говорил про поцелуй или про то, что мы столкнулись головами? Похоже, я так это и не узнаю.

Почему я не спросила его номер или адрес? Можно было бы переписываться. Я опустила голову. Веду себя как четырнадцатилетняя девчонка. Я взглянула на настенные часы. Если его полет в семь, значит, он берет ночной автобус до Хитроу? Да, точно, так делали Лиз с ее мамой, когда на прошлое Рождество летали на Лансароте. Если так, тогда Оз сможет пойти со мной на танцы в честь Дня святого Валентина и, ну… Ох. В голове каша, не могу нормально думать.

Вдруг пришло озарение. Я знала, что хочу сделать.