Грязные чернила

Лана Ива (2024)

Лиам Харрис — известный рок-музыкант, сердцеед и говнюк. А ещё он старший брат моей лучшей подруги и моя первая безответная любовь. Мы не виделись девять лет, но по нелепому стечению обстоятельств встретились вновь. Харрис изменился, стал наглее и впервые обратил на меня внимание. Он бросил мне вызов, однако я больше не та мелкая наивная девчонка и не собираюсь поддаваться на его уловки. Но смогу ли я устоять, когда проснутся давно забытые чувства? Первая часть дилогии.

Глава 15

Мне жарко, а всё тело будто горит изнутри. Я что, заболела? Огромный балкон практически пустой, не считая одной ругающейся парочки, которые, увидев меня, тут же замолкают и уходят. Я облегчённо выдыхаю, радуясь, что осталась одна.

Прохладный ноябрьский ветер бодрит, и, схватившись за поручень, я делаю несколько жадных вдохов и смотрю вниз, на сверкающий огнями ночной Лос‑Анджелес. Как красиво.

Смотря на город с высоты шестьдесят пятого этажа, действительно чувствуешь себя маленькой крошкой. И какой‑то ничтожной. Вдали от людей и долбаного Харриса с его пошлым языком, мне удаётся немного расслабиться. Я устала от шума и бесконечных бессмысленных разговоров. Всё, никаких больше вечеринок! С меня хватит. Лимит исчерпан на год вперёд.

За моей спиной раздаются шаги, и я резко оборачиваюсь, думая, что за мной опять мог увязаться тот старый извращенец, но встречаюсь взглядом с голубыми глазами. Лиам.

Ох, это ещё хуже. Он что, теперь весь вечер собирается ходить за мной по пятам?

— Даже не приближайся ко мне, — заявляю я и отворачиваюсь от него так же стремительно, как повернулась.

Лиам встаёт справа от меня, касаясь плечом моего плеча, и я тут же отступаю на полшага в левую сторону. В одной руке он держит незажжённую сигарету, в другой красный стаканчик, и тоже смотрит на простирающийся внизу город.

— Я бы не советовал тебе оставаться одной на пустом балконе в таком коротком платье.

— Тут у всех короткие платья.

— Но не у всех такие потрясные ноги и задница.

Ч‑что? Я вскидываю на него голову. Он правда сказал, что у меня потрясные ноги и задница? Почему эти пошлые комплименты, сказанные из его уст, так мне нравятся?

Харрис игриво приподнимает бровь и прикусывает свою нижнюю губу. Мой взгляд тут же приклеивается к его дурацкой губе, и я снова хочу её укусить.

Да что со мной такое? Наверное, я просто много выпила сегодня, а пью я очень редко, вот и лезет в голову всякое.

— Ты опять на меня так смотришь, будто хочешь трахнуть, — заявляет Лиам, и я закатываю глаза.

— Не обольщайся, тут есть парни и посимпатичнее тебя.

— Да? Например.

Нет тут таких парней. Харрис долбаный номер один!

— Элиас, — говорю я, зная, что его это разозлит.

И его это правда злит. Ого, он что, ревнует меня, или это просто примитивное соперничество альфа‑самцов?

— Он тоже был в твоих фантазиях сегодня? — спрашивает Лиам хмуро.

— Ты не был в моих фантазиях! И он тем более.

— Тем более? Значит, я всё же для тебя привлекательнее Бейкера?

— Лиам, тебе почти тридцать…

— Пока мне всего двадцать шесть, — тут же поправляет он.

— Короче, будь уже серьёзнее, — заканчиваю я сердито, и Харрис усмехается.

— Хорошо, маленькая зануда. Ну ты как? Устала?

— Смертельно, — отвечаю я. Это правда, я еле на ногах держусь. — Что это у тебя? Травка?

— Нет, просто сигарета, — отвечает он и закуривает. — Ты ведь не против?

— Нет. — Я заворожённо гляжу, как он выпускает дым. — А… травка у тебя есть? — спрашиваю, немного помявшись.

Вообще‑то я не употребляю, мне просто любопытно.

— Есть. — Лиам улыбается, затем коротко смеётся и качает головой. — Но я тебе не дам.

— Почему? — возмущаюсь я.

— Зачем тебе это?

— Просто хочу попробовать. Вроде это расслабляет.

— Я знаю другой, более полезный и приятный способ расслабиться, можем попробовать его, — ухмыляется Лиам, явно намекая на секс, и я закатываю глаза.

— Всё понятно. Ладно, забудь. — Я отворачиваюсь от него, насупившись.

— Не обижайся, я ведь о тебе беспокоюсь. Ты весь вечер пила коктейли и ничего не ела. Тебе может стать плохо.

— Откуда ты знаешь, что я ничего не ела?

И я только сейчас понимаю, что он прав. Мой желудок тут же отзывается гулким урчанием, и я в смущении обхватываю живот.

Лиам смеётся.

— Вот видишь. Там есть довольно неплохие закуски, попробуй. Канапе с лососем и сливочным сыром мои любимые.

— Окей, попробую, — обещаю я, наблюдая, как загорается огонёк, когда он делает очередную затяжку. — А сигарету можно?

— Нельзя.

— Какого чёрта, Лиам? Мне уже есть двадцать один, не веди себя как папочка!

— Папочка? — Лиам удивлённо вскидывает брови, затем широко улыбается. — А мне нравится. Отныне зови меня так.

— Господи боже мой!

— О да, так тоже можешь. — Он смеётся, наблюдая за моим недовольным лицом, и вдруг протягивает мне сигарету. — Держи, если так хочешь. Только сильно не затягивайся, хотя ты вряд ли сможешь.

Я киваю, осторожно беру её кончиками пальцев и делаю маленькую затяжку. Горло тут же заполняется едким неприятным дымом, и я начинаю кашлять.

— Фу, мерзость какая! — хриплю я, возвращая сигарету. Во рту появляется противный привкус. Ну и что в этом может быть приятного?

Харрис, смеясь, протягивает мне стакан.

— Выпей, это вода.

Я удивляюсь, что там не алкоголь, но ничего не говорю. Делаю пару глотков и становится немного легче.

— Спасибо.

— И часто ты любишь брать в рот всякую дрянь?

— Уж точно не так часто, как ты!

Лиам фыркает от смеха.

— Один‑один, крошка, — говорит он и тушит сигарету в пепельнице, после чего допивает воду.

— Серьёзно, зачем тебе вся эта гадость?

Он пожимает плечами.

— Баловство, привычка, способ расслабиться, получить вдохновение.

— Есть много других способов расслабиться и получить вдохновение.

Я тут же жалею, что это сказала, думая, что Лиам опять начнёт шутить про секс. Его глаза вспыхивают, но говорит он совсем другое.

— Согласен, но эти способы меня пока вполне устраивают. А ты хоть была раньше на вечеринках?

— Да, в универе пару раз.

— Пару раз? А что ты делала в выходные? Как развлекалась?

Он выглядит удивлённым, даже ошеломлённым. Конечно, для него тусовки это обычное дело, для меня — ад сущий.

— Я жила с сестрой в Чикаго, когда училась. У меня не было компании, и все свои выходные я подрабатывала бариста в кофейне рядом с универом. Либо ездила к маме. Мы готовили вкусности, смотрели старые фильмы. Если мамы не было дома, я рисовала и… Хм.

Я замолкаю, внезапно стушевавшись. Зачем я это рассказываю? Ему такое явно неинтересно.

Я не собиралась откровенничать перед Лиамом, но воспоминания о доме развязали мне язык. В груди поднимается тепло вперемешку с тоской. Я соскучилась по маме, Чипсу и Пим и с удовольствием бы их всех зацеловала сейчас.

— Значит, ты семейная девочка, — подытоживает Лиам, и я сержусь на себя за то, что поделилась с ним личным.

— И что в этом плохого? Хотя о чём это я, тебе меня не понять.

— Тише, тише, крошка. — Лиам улыбается, подхватывает прядь моих волос и щекочет мне нос.

Я чихаю, и мы оба смеёмся.

— Я не сказал, что это плохо. Наоборот, мило.

— И скучно.

— Нет. Мило. Значит, ты ещё и рисуешь?

— Да. Я была трудным ребёнком, куда родители меня только не отдавали. — Я вновь с головой опускаюсь в воспоминания, ничего не могу с собой поделать. — Отец записал меня на карате, чтобы я могла за себя постоять, потом мама отдала меня в художественную школу. Поначалу карате мне нравилось больше, если честно. А вообще, я хотела быть как отец, когда вырасту. Заниматься музыкой, играть на гитаре, выступать и путешествовать, но, к сожалению, его талант совершенно мне не передался. Ты ведь слышал сегодня моё пение на кухне. — Я закатываю глаза, и Лиам смеётся.

— Ну, на самом деле всё было не так уж и плохо.

— Да знаю я, что нет у меня голоса, — усмехаюсь я и пожимаю плечами. — Не судьба. Зато отец научил меня играть на гитаре и немного на барабанах. Я успокоилась, отбросила мечты о большой сцене и с головой ушла в живопись и фотографию.

— Твоего отца зовут Дэвид Рид?

— Ага, точно.

— Однажды я видел его на разогреве у Aerosmith²¹. Он у тебя реально крутой мужик.

— Правда?

Внутри меня всё расцветает. Я не видела собственного отца уже полгода, так как он вечно в разъездах и редко бывает в Чикаго, хотя живёт там. Я по нему скучаю и, услышав, как Лиам называет его крутым, испытываю невероятную гордость.

— Правда, он умеет раскачать толпу. А как Элис поживает?

— У неё всё хорошо, спасибо, что спросил. Кэтрин часто заходит к нам в гости, они с мамой практически неразлучны.

— Круто. Рад, что у ма хотя бы друзья есть.

В его глазах что‑то мелькает. То ли злость, то ли грусть. И что значит «хотя бы»?

— Она просила меня передать привет, если я тебя увижу. Говорит, ты перестал выходить на связь.

— Мм. Ну, спасибо, что передала.

— Я знаю, у тебя всё сложно с семьёй, но звони маме хоть иногда, она очень по тебе скучает, — говорю я с укором. Просто вспомнила печальное лицо Кэтрин неделю назад, когда уезжала.

Лиам поворачивается ко мне всем корпусом и его глаза вспыхивают. Я начинаю жалеть, что вообще подняла эту тему.

— Прости, лезу не в своё дело, — говорю я тихо, опуская голову. — Но Кэтрин в последнее время была такая подавленная. Мне кажется, у них с Питером что‑то не ладится.

— Да у них всю жизнь что‑то не ладится! — рявкает Лиам, и я вздрагиваю. — Чёрт, ладно. Позвоню ей завтра.

— Хорошо.

Несмотря на напряжение, повисшее в воздухе, я всё же чувствую слабое облегчение в груди.

Мы стоим в тишине несколько минут. Просто смотрим на ночной город под шум вечеринки и молчим. Мне не особо уютно, но сдвинуться с места я почему‑то не могу, а говорить больше не хочется.

— Почему твои родители развелись? — вдруг спрашивает Лиам, и я вскидываю голову, не ожидав этого резкого вопроса.

— Не знаю. — Я пожимаю плечами и отворачиваюсь от него.

— В смысле, не знаешь?

— Мне было четыре, когда это случилось. Сейчас они говорят, что у них были разные взгляды на жизнь. Но я думаю, что оба врут.

— Почему?

— Чувствую так. Столько лет прошло, а они до сих пор одни. Мама никого больше не встретила себе по душе, отец тоже. Вряд ли дело было лишь во взглядах. Я уверена, было что‑то ещё, но они нам не говорят.

— Ты бы хотела, чтобы они сошлись?

— Раньше хотела. Сейчас мне уже всё равно.

— А я, наоборот, всегда хотел, чтобы мои развелись. Питер никогда не заслуживал такую женщину, как наша мать. Она слишком добрая и наивная, а он и пользуется этим по сей день.

Лиам всегда называл своего отца по имени, и Питера это очень бесило. Особенно когда он обращался к нему так при других людях. А Лиам был и рад лишний раз позлить отца.

— Они вместе уже столько лет. Не думаешь, что это любовь?

— Нет там никакой любви. У Питера уж точно, а у мамы это всего‑навсего банальная привязанность и боязнь одиночества.

Я изумлённо смотрю на Лиама. Что это он говорит такое?

— Удивлена? — Он усмехается. — Питер кровопийца и деспот, а мама слишком кроткая, чтобы ему перечить. До сих пор не понимаю, какого хрена она вообще его выбрала. — Лиам морщится и безжалостно сминает свой стаканчик.

Я не знаю, что сказать. Я даже подумать не могла, что он будет говорить со мной об этом, но Лиам выглядит так, словно и сам не ожидал от себя такой откровенности. Он хмурится и прочищает горло. Кажется, ему неловко.

— Давно ты общался с отцом?

— Лет пять назад, — отвечает Лиам коротко и будто ставит точку в этом разговоре. — Ты не замёрзла? Тут довольно ветрено.

Я пожимаю плечами.

— Немного. Вообще‑то я уже собиралась ехать домой, пока на этого урода не натолкнулась. Пойду предупрежу Сашу и вызову такси.

— Я могу тебя отвезти.

— Нет уж, спасибо, — усмехаюсь я и иду внутрь, но через пару шагов вдруг поскальзываюсь на чьём‑то разлитом напитке, подворачивая лодыжку, которая тут же вспыхивает острой болью.

Примечания

21

Aerosmith — американская хард‑рок‑группа.