Бандит по соседству

Любовь Попова

— Зачем пришла? — Ты знаешь. Мне деньги нужны. — Я не плачу за то, что уже имел. Хочу развернуться, уйти, потому что по его взгляду ясно — ему плевать. — Стоять! Сюда подошла и на колени… — Ты же уже имел меня! — Заткнись и раздевайся. Посмотрим, чему я тебя научил. *** Он совсем не годится на роль мужа. Опасный. Красивый. Циничный. Именно такие мужчины портят юных, невинных девочек. Именно такие, как он, рушат семьи, соблазняя женщин. Так говорит мне мама. Я понимаю это сама. Но он словно специально снова и снова появляется в поле моего зрения. Поддерживает. Помогает. Дает советы. С каждым днем все больше подчиняет. Но я обещала маме, что буду держаться от него подальше. И я буду… Постараюсь. Ведь я прекрасно знаю, что он разрушит все мои планы.

Глава 3.

— Давай-давай, дыши, — удерживает Матвей голову соседки, продолжая напористо толкаться ей в рот. Почти агрессивно.

От хриплых вибраций его голоса, внизу живота отчаянно потянуло, а щеки запекло, словно кто-то надавал мне несколько пощечин. Мне так хотелось закрыть глаза, но чем быстрее ходили ходуном бедра нового соседа, тем шире открывались мои глаза.

— Вот так, дрянь, глотай, глотай, — я поняла, что соседке такое обращение не нравится, она пыталась вырваться, но Матвей крепко держал ее голову и после нескольких сильных рывков замер, стискивая зубы в коротком гортанном стоне.

Он тут же толкнул ее от себя, продолжая бесстыже стоять со стоящим колом членом.

Пожалуй, я не настолько смелая, потому что вот так прямо смотреть на это влажное чудовище не смогла. Глаза прикрыла, продолжая стоять на онемевших ногах и зажимать ладонями лицо.

— Вы просто хам, — слышу хрип Тамары Михайловны. — Я просто хотела обсудить с вами время ремонтных работ, которые вы собрались проводить.

Матвей откровенно заржал, а я зажмурилась сильнее. Он просто ужасный. Ужасный!

— Я напишу на вас заявление! — ну, Господи, зачем она унижается!

— Напиши, но сначала расскажи, как трясла своими сисяндрами и ширинку мне расстегивала. Да пиздуй уже к своему мужу. Ремонт будет в рамках закона. Будние дни с девяти до пяти.

— Вот так бы сразу!

— Всегда приятно иметь с вами дело.

Она гордо вышагивает наверх, несколько раз хрустит стеклом. Но выдохнуть я могу только, когда она хлопает дверью. Интересно, она поцелует мужа, ляжет с ним в постель? Но больше интересно, будет ли она мне читать морали, когда я в следующий раз поздно приду?

— Пс, ушла грымза.

Я открываю глаза и почти падаю, потому что его узкое, напряженное лицо прямо над моим. Он успевает схватить меня за руку, удержать. Запястье словно горячим воском покрывает, кожа горит, немеет. А я продолжаю пялиться. Просто смотрю в красивое лицо, отмечая, что даже в тусклом свете видно, какие синие у него глаза, какие четко очерченные губы и широкий нос. Ноздри, которые активно раздуваются, как у коня перед бегом.

Как только я ловлю равновесие, дергаю рукой, чтобы, наконец, прервать контакт и добраться до дома.

— Тамара Михайловна не грымза, — все-таки выступаю я в защиту соседки. Наверняка он ее заставил. Шантажировал чем-то.

— Думаешь? А кто? Блядь, которая изменяет мужу?

— Наверняка вы ее заставили. Она бы не стала… — поднимаюсь по лестнице, обхожу его на таком расстоянии, словно он разносчик вируса. Но стоит мне дойти до лестницы, как дорогу мне преграждает Матвей… Дмитриевич, во! Я тут же оказываюсь заложницей мускусного запаха и терпкого одеколона. Этот запах просто с ног сшибает, заставляет дышать часто, порывисто. А может, это все безволосая грудь, на которой так четко выделяются мышцы, словно их вылепил скульптор? Я все-таки поднимаю глаза, совершая еще одну ошибку, демонстрируя, что совершенно не могу быть равнодушна к его внешности. Ну, да, он из тех, кого сложно пропустить на улице. Хорошо, что я уже знаю, что он говнюк. Это ведь поможет выглядеть, хотя бы притвориться спокойной.

Хорошо, хоть удава своего спрятал. Хотя вообще непонятно, как такое может поместиться в узкие штаны или тем более маленький рот Тамары Михайловны?

Тем более мой. Зачем я вообще об этом думаю? Зачем он так смотрит, словно кожу сдирая, обжигая мужской энергетикой, словно горящей кочергой?

— Серьезно думаешь, что мне нужно кого-то шантажировать?

Да, тут даже соврать не получится. Хотя можно сказать правду. С ним мне не надо притворяться тупой.

— Ваш внешний вид сам по себе орудие шантажа.

Он вздергивает левую густую бровь, теперь смотря на меня не только как на кусок мяса.

— Поясни.

Дурак, что ли?

— Вы шантажируете ее шансом никогда не стать предметом интереса такого мужчины, как вы. Не каждая женщина готова будет отказаться от такого.

Матвей усмехается, а я успеваю под его рукой прошмыгнуть.

— Любая женщина?

— В нашем подъезде таких много. Так что вам будет, чем заняться, пока вы занимаетесь ремонтом. Тетя Маша с пятого этажа давно одинока. А тетя Лена с первого этажа — молодая мать — одиночка. Кстати, баба Зина из тринадцатой давно без зубов, так что минет с ней будет незабываемым, — говорю и, наконец, добираюсь до двери, когда слышу в спину его смех. Блин, он медом растекается по венам, забираясь в самые потайные уголки нервных окончаний. От него пальцы дрожат, и я никак не могу попасть ключом в замок. В итоге роняю его. Вся связка, как назло, скачет по лестнице прямо в ноги сексуального мерзавца.

— А что насчет Лизы из четырнадцатой? — поднимает он связку, вертит на длинном пальце, медленно, но верно, поднимаясь на девять ступеней. Как кот крадется, готовый вот-вот сцапать когтями мышку.

Тяну руку, чтобы взять ключи, он толкает меня тяжелым бедром, становясь рядом у двери. Я облизываю в миг пересохшие губы. Остро ощущаю не только разницу в росте, но и разницу в весовой категории. Смотрю на бицепс, сжимая кулаки в отчаянном желании потрогать, настолько ли он твердый, как выглядит.

Он спокойно вставляет в замок ключи, но не отходит, поворачивая ко мне голову. Смотря на лицо, на линию декольте. Мне особо нечем гордиться, но под его тяжелым взглядом соски на моей двоечке моментально твердеют.

— Лизааа, — напоминает он о том, что люди могут не только задыхаться от неподвластного им влечения, но и говорить.

— А Лиза из четырнадцатой еще молода и прекрасна и имеет довольно много в запасе времени, чтобы не засматриваться на обложку книги, а поискать более интересное содержание.

Теперь толкаю бедрами его я, проворачиваю ключ и, наконец, открывая дверь, мышкой проскакиваю в нее. Тихонько хлопаю ею, прижимаясь спиной, чувствуя, словно не разговаривала с человеком, а как минимум бегала кросс на длинную дистанцию. Его аура никак не отпускала, и объясняться с матерью не было никакого желания, так что я просто сбросила сумку, пальто, сняла туфли и просто пробежала в ванную до того, как мама поймет, что я дома.