Затишье перед бурей

Максим Лазутин

Прошло три месяца с тех пор, как придворный чародей попытался убить князя и поставить на его место одного из верных сотников. За это время колдун овладел черной магией, при помощи которой вернул к жизни тяжело раненого воина, найденного его людьми в лесу. Однако все имеет свою цену.

Глава 5

Следующая важная остановка Мечислава пришлась на перекресток трех дорог на юге Трехречья. Если пройти на восток, то попадешь в сравнительно небольшую деревню, именуемую Хутором, дорога на север вела к крепости Угол, охраняющей Трехречье, и далее — в Стрелец, столицу княжества. Южное же направление вело в Приграничье, откуда и пришел юноша.

Когда Долина только-только была освоена, решением князя Пересвета была построена дорога, соединяющая все важные точки Долины, чтобы можно было быстро посылать поселениям и крепостям продовольственную или военную поддержку.

Устроившись за большим сугробом, аккурат рядом с перекрестком, воин устроил себе ночлег. Поджечь Хутор было сложным делом: слишком близко располагались крепость и столица, слишком велика была преданность жителей Градимиру и слишком быстро жители сплачивались, почуяв опасность. Дело усложнялось еще и потому, что сторонников придется искать в самом Хуторе — не было поблизости лесов, в которых могли прятаться общины, подобные той, что Мечислав повстречал в Чернолесье. К тому же, старостой был Радогост — бывший дружинник, отличавшийся не только силой, но и живым и необычайно цепким умом, а также весьма быстрыми решениями на пресечение всяких беспорядков.

«Поселяться придется в краю, — подумал юноша, — если вдруг что-то пойдет не так, будет больше вероятность убежать. Пробираться через полные дозоров улицы — себе дороже»

Привычно расчистив себе место для ночлега, и обустроив место, воин заснул.

Проснувшись, Мечислав, как обычно, собрал походные принадлежности и пошел по дороге в Хутор. Деревни он достиг уже затемно. Перед воротами стояли двое стражей. Увидев юношу, они потянулись к висящим на поясе мечам.

— Кто таков? — спросил один из них.

— Путник, иду на север, — ответил воин, — проходил мимо, решил переночевать здесь несколько дней.

— Ишь ты, — хмыкнул второй, — Чавой-то ты странно выглядишь, путник. Подойди-ка к огню, мил человек.

Мечислав подошел поближе к висящему сбоку ворот факелу. Свет от пламени осветил покрытую капюшоном голову, железную маску на лице, а также щит с гербом Трехречья и висящие на поясе ножны с мечом.

— Та-ак, — протянул тот, что спрашивал первым, — И впрямь, странный ты для путника. Морда у тебя блестит, ровно из железа сделана. Капор глубокий, опять же и щит вон с мечом. Чует мое сердце, где-то нас объегорить пытаешься, друже. Снимай-ка капор свой.

Пожав плечами, воин скинул капюшон с головы, оставив, тем не менее, маску.

— Э-э, — крикнул второй стражник, — давай-давай, намордник тоже сымай.

— Не могу, — ответил юноша.

— Чаво значит, не можешь? А ну, давай сымай, пока я остальную стражу не свистнул.

— Мое лицо вам не понравится. Собственно, маска как раз для того и надета, чтобы не смущать людей.

— У тебя там шерсть, что ли? — хохотнул первый, — Или пятак, как у свиньи?

— Ни то ни другое, но что-то среднее, — ответил Мечислав.

— Энто как? — удивился тот, который грозился позвать остальных стражников, — Давай сымай намордник. Посмотрим, что там у тебя за пятак мохнатый.

Юноша снял маску, явив стражникам свое бледное с красными глазами лицо.

— Ма-ать честная! — охнул тот, кого, за невозмутимость и отсутствие просторечных выражений, Мечислав посчитал старшим, — Что с лицом-то. Духа, что ль увидел и так и не опомнился.

— Долгая история, — отмахнулся воин, — Есть у вас пустующий дом с краю?

— Есть, — ответил «старший», — как увидишь первые хаты, за ними сразу поверни налево, так вторая справа тебе и сгодится.

Кивнув, юноша пошел обустраиваться.

С рассветом морские ворота столицы отворились, и из города выехал отряд всадников в кольчугах. Вооружение у бойцов была самое разнообразное: простые и двуручные мечи, луки, кинжалы, палицы, топоры. Поскольку солнце еще не встало до конца, и его свет едва-едва начал заливать только не закрытую Рассветными горами южную окраину Трехречья, подробно рассмотреть всадников было невозможно. Однако, было хорошо видно, что на попонах коней изображен сложный узор, представляющий из себя вписанный в восьмиконечную звезду коловрат. Для многих это был просто диковинный, нигде ранее не виданный узор, но сведущие люди знали — такой знак призван напоминать разному народу, населяющему Долину, о его единстве. Обладание им говорило, что его носители обличены всеми полномочиями пресекать рознь между долянами. А обладал такими полномочиями лишь один отряд во всей Долине — учрежденная три месяца назад тайная стража. Но в столь ранний час на дорогах людей не было вовсе. Даже те, что не были осведомлены об истинном значении узора, едва только вставали с кроватей, чтобы начать готовить завтрак. Тех же, что знали об этом узоре, было не сыскать днем с огнем.

Отряд двигался с хорошей скоростью, а тропа была проторена. Благодаря этому, всадники при наступлении темноты были уже недалеко от крепости Угол, стерегущей покой Трехречья. От отряда отделился воин на сером в яблоках коне и неторопливым шагом пошел к крепостным воротам. Примерно в двух саженях от стен, он остановил коня и спешился. Подойдя к воротам, он несколько раз, с небольшими перерывами, ударил закованным в кольчугу кулаком.

Изнутри крепости донеслось ворчание, но больше ничего не произошло. Видимо, стражник не торопился, поэтому всадник постучал еще несколько раз. Ворчание сменилось ругательствами, и с той стороны послышались шаги. Раздался звук отодвигаемой заслонки.

— Кого еще кот принес? — спросил стражник.

— Это Светозар, — представился путник, — открывай. Мы на ночной постой.

— Ну-ка, дай взгляну на тебя, названный Светозар.

Всадник подошел поближе, встав так, чтобы свет факела хорошо осветил его лицо и латную вставку на кольчуге. Перед стражником предстал мужчина с глазами цвета молодой травы, короткими каштановыми волосами и лицом, словно вытесанным из камня.

— Хм, — отозвался страж, — вроде не разбойник и не мертвяк. Ну, заходи, названый Светозар.

Путник свистнул и к воротам крепости подошли такие же всадники.

— Об одном прошу, друг, — сказал стражу Светозар, — присмотрите за конями до рассвета, нам они еще пригодятся.

— Уж присмотрю, — буркнул страж, — только это самое… местов у нас тута нету для вас.

— Мы на полу переночуем.

Всадники, отдав лошадей на присмотр обитателям крепости, забрали с них попоны и прочие походные принадлежности и разместились недалеко от костра.

Опустошившая Страж толпа, после того, как удовлетворила жажду крови, покинула стены крепости, оставив за собой лишь кровь и мертвые тела бойцов. Тени, что помогли им перебить обитателей крепости, куда-то исчезли, растворившись в ночном мраке. Выйдя за пределы ворот, единый поток дрогнул. Одни стремились на запад, другие — на север.

— Вы не можете просто так взять и вернуться! — настаивал один из проповедников.

— Это почему же? — ответил ему староста, — Из крепости больше никто жечь да убивать не придет. Некому. А идти дальше на север, мы не соглашались.

Старосту поддержал нестройный хор сельчан. Все говорили, что, дескать, если пришли из Стража, то больше не придут. А больше причин устраивать свару с дружиной, нет.

— Вот именно, — кивнул староста, — Нас и за это по головке не погладят. Скорее — настучат по ней. А вы предлагаете наше положение еще хуже сделать? Нет, друг, так дело не пойдет. Мы возвращаемся.

— Если вы так боитесь, что правитель вас накажет, то начните устанавливать правила сами! — крикнул второй проповедник.

— И кто же будет их устанавливать, мил человек? — не уступал староста, — Я? Ты? Может, кто-то из этих вот?

Глава деревни обвел широким жестом белых плащей.

— Пусть идут, — одернул назревающее недовольство «плащей» первый проповедник.

— Но, как же так? — возмутился второй, — Мы что, теперь будем отпускать всех, кто с нами одной кровью повязан?

— Им так и так станет хуже, — на каменном лице первого отобразилась мрачная усмешка, которая совершенно не вязалась в берестяно-белым цветом кожи, — Всем собраться, и двигаем на север.

Когда все белые плащи собрались, проповедник повел отряд, терявшийся среди заснеженной тропы, в сторону реки Змея, служившей границей между суровым Приграничьем и относительно приветливым Трехречьем. Когда снег лизнули первые лучи скрывающегося за пепельно-серой пеленой солнца, отряд уже достиг восстановленного моста через реку. Дальше на север тянулось Трехречье.

К тому времени, как стемнело, волхв был уже почти на полпути к цели — старой обрядной площадке, на которой стояли вышки с чашами на вершине. Когда-то эти вышки были дозорными, но чем больше нечестивцев хоронили в этих местах, тем больше давила на обитателей сама среда. Когда бойцы «Черной Дружины» ушли оттуда, огонь в чашах еще горел, пока позволял запас дров, заложенный обитателями. Когда все дрова обратись в золу, на площадке стал гулять ветер.

Были, конечно, отдельные смельчаки, которые по тем или иным причинам пытались заселиться в этих проклятых всеми или почти всеми богами местах. Однако уже вскоре желающих селиться здесь поубавилось, а еще немного времени спустя, их количество сошло на нет. Причиной тому было то, что по неведомым причинам из земли самопроизвольно просачивались духи или выкапывались покойники. Вот так вот живет человек, сам не подозревая об опасности. Вдруг буквально в сажени, а то и в нескольких пядях от порога, начинает куриться зеленоватый дымок, или вспучивается бугорок земли. Затем земля осыпается, и из-под нее выглядывает существо, лишь отдаленно напоминающее человека: спутанная копна волос, бледный лик, длинные ногти, больше походящие на когти и налитые кровью глаза, в которых читается жажда этой самой крови. На северо-востоке, в лесу, даже есть небольшая деревенька, состоящая целиком из пустующих домов. Сколько ни лили над Могильником дожди, сколь ни шли снега, порой насыпающие сугробы почти под окна, так и не смогли они смыть пятна крови, обильно разбросанные по полам, стенам и дорожкам между домами.

«Сейчас же, я попытаюсь зажечь эти чаши снова, — подумал Световид, — но не как знак надежды или отчаяния. Мне нужна дополнительная сила, чтобы докончить замысел. Один я не смогу поднять полчища местных тварей и подчинить их себе. Боюсь, даже змей не даст мне такой силы. А если и даст, расплата окажется непомерной».

Остановился колдун как раз приблизительно в дне пути от той самой деревни в мертвом лесу. В жилой части Долины в это время обязательно слышны какие-нибудь звуки: лают собаки, мычат в хлеву коровы, запоздалые погонщики подгоняют лошадей, чтобы успеть до того, как ночь окончательно вступит в свои права. В этих же землях не услышишь даже уханья филина или воя волков. Единственные звуки, которые здесь можно услышать — шум ветра, разрезаемого сухими ветвями мертвых деревьев, а летом, в ненастье — шум дождя и раскаты грома. Именно поэтому те воины «Черной Дружины», что приняли свое бремя первой линии обороны от нечистой силы, со временем предпочитают забраться туда, где ею земля буквально кишит, чтобы принять свой последний бой. Они предпочитают умереть, чем медленно терять рассудок от тишины, нарушаемой лишь погодой.