Росчерк. Сборник рассказов, эссе и повестей

Максим Миленин

Сборник «Росчерк» от Максима Миленина — совокупность мудрых эссе, глубоких рассказов и захватывающих повестей, раскрывающих тайны человеческой природы и судьбы. Через символические образы и глубокие мысли автор ведет читателя в уникальное путешествие сквозь временные измерения, приглашая задуматься над смыслом жизни, временем и таинствами человеческой души. «Росчерк» — это мозаика взглядов на мир и путь каждого человека в нем. Книга содержит нецензурную брань.

Мама

Слово — и тут же картинка. Слово — и тут же образ в голове. Один образ — и тысячи лепестков — желтых, оранжевых, светлых, созревших, мягких — разлетаются на сильном, теплом ветру, пахнет горячим асфальтом, цветами, придорожной пылью. Пахнет солнцем, которое так высоко-высоко, пахнет так ярко-ярко, так звонко пахнет.

Мальчишка лет восьми бежит босиком вдоль дороги. Лето жжет пыльные пятки, солнечные зайчики играют в голубом бескрайнем небе. Мальчишка морщится, но бежит быстрее, наслаждаясь бегом, скоростью, своей молодостью, и легкостью, и ветром. Сбегает с дороги влево, к дому, пятки защипала, заколола, зацарапала некошеная трава. Немножко покровоточило, примялось, забылось, забежалось. Но тут мальчик останавливается, разворачивается, бежит к дикому кусту неизвестных ему трав, полевых цветов, без названия, на длинном стебельке и с множеством лепестков. Они горят на солнце, и ловят, манят, цепляют, жгут взгляд маленьких слегка зеленых глаз, детских окошек в мир неизвестности и счастья. Нет нужды говорить, но цветы сорваны, цветы — в маленьких тонких руках, цветы несутся на маленьких грязных ногах в дом.

Вверх по ступенькам, дверь раскрыта, и дверной проем затянут тюлем — легким и волшебным, пахнущим сундуком и пыльной терраской. Мальчишка аккуратно отодвигает его, проскакивает внутрь, внимательно следя за тем, чтобы за ним не влетела в дом ни одна муха, пчела, оса — они в воздухе, они в лете, они в солнце — они повсюду. А мальчик — дома, но не входит с терраски в кухню, а о половик трет усердно ноги. Не помогает, пятки не становятся чище, но постучав громко, будто снег стряхивая с валенок, удовлетворяется результатом. Он спешит. Он очень спешит, сам не понимая этого, сам не понимая причин, просто сердце, маленькое его ребячье сердечко бьется так сильно, так быстро, так резво, что вот выпрыгнет сейчас. Дыхание сбилось, а кровь с такой силой бьется по телу, словно гремит колокол под половицами и трещит и трясется весь дом.

Он влетает в кухню, не в силах сдержать себя. Пахнет супом, хлебом на столе, чем-то жареным, яблоками, теплом, летом, старым деревом, сырой водой из-под крана.

— Мам, это — тебе… — Он задыхается, он краснеет, он протягивает своей маме связку, охапку, букет полевых желтых цветов. Та, вытирая руки о старое полотенце, поворачивается к нему, и взгляд усталых глаз наполняется солнцем этих лепестков. Она улыбается — так светло, так ярко, так, что сердце мальчишки, что сжался весь от скромности, но не может отвести влюбленный взгляд от своей мамы, рвется на куски.

— Спасибо… мой хороший! Какие же они! Господи, где же ты их нашел?! Спасибо! — В ее глазах столько любви, столько мягкости и счастья, что мальчик не сдерживается и со всей силой обнимает маму. Та его целует нежно-нежно, в глазах обоих — слезы в уголках. Она улыбается — так чисто, ведь этот босоногий чернопятый мальчуган — ее счастье. Он смущается, он первый раз дарил цветы, он очень боялся, что ей они не понравятся, но ребячье сердечко да ветер не дали ему опомниться.

— Спасибо! Мой любимый… — Тихий голос женщины, шум яблони за окном, запах угольных стен печи.

Ее сынок тает в ее объятиях. Он — еще ребенок, еще юный, еще маленький мальчик, которому ветер и солнце нашептали на ухо про желтые лепестки.

Какая же она, эта женщина — его мама?

Она пахнет яблоками и молоком, она улыбается тихо, беззвучно теплом, ее глаза видят многое — прошлое, будущее, все. В ее волосах тонули его маленькие ручки. В ее руках — тонких длинных пальцах… тонула вечность, время сыпалось песком, а нежность и ласку не исчислить, не унять. Ее голос — полон любви. Ее слова — всегда как-то попадают сразу за грудную клетку.

Чтоб не разреветься от охватившей его нежности и любви мальчишка отворачивается, гундосит и хрипит: «Пить хочется, мам», и подходит к раковине. Поворачивается ручка. Тонкой струйкой тянется холодная сырая вода. Он пьет, перегнувшись через край, на цыпочках, наклонив голову в сторону. Вкус — ледяного железа в жаркий день. Вкус памяти. Вкус детства. Напившись, мальчуган оборачивается к маме, которая с тревогой и заботой смотрит на него: «Она же ледяная!»

— Ну, мам… — И тут сердце не выдерживает, мальчик бросается к матери, берет ее руку и целует ее. Поцелуем любви. Поцелуем преданности. Поцелуем счастья. Она, конечно, опешив, не убирает руки, но затем, через секунду, опомнившись, становится на колени и целует сына в лоб.

— Не, надо мой мальчик, не надо! — улыбается она.

— Почему?

— Щекотно…

Слово. И тут же образ. Чувство. И тут же память говорит, что было так — бессчетные лепестки желтых полевых цветов играли в догонялки с ветром.