Пятая колонна

Максим Сергеевич Стрельцов (2024)

С ранних лет Володя Палкин понимал, что пойдет в политику по стопам отца, и лучшая репетиция для этого — стать президентом школы. На этом посту он научится пользоваться властью и извлекать из нее выгоды для себя.Его одноклассник Саша Рихтер тоже верит в свою звезду, но идет другим путем — он играет на гитаре, тайком сочиняет песни и хочет с помощью музыки забыть о смерти матери.Их миры не пересекаются, пока между ними не появляется Аня Некрасова, главред школьной газеты. Она устала от политических интриг Палкина и хочет выдвинуть на пост президента доброго, но нерешительного Рихтера. Володя так просто не сдается — он готов пожертвовать Аней, чтобы удержать власть. Вот только Рихтер влюбляется в Некрасову, и не даст ее в обиду.Роман «Пятая колонна» рассказывает не столько о противостоянии старшеклассников, сколько о соперничестве двух образов мышления: прагматичного и творческого, циничного и романтического. На чьей стороне окажется правда? Или истина все-таки посередине?

Глава 4

— Лагерь этот замечательный. И главное, бесплатный: путевку дает наше министерство, — рассказывал Палкин-старший сыну за чаем после ужина. — Я в школьные годы каждую осень по два месяца там проводил. Карелия — какая там природа великолепная: вековые леса, воздух чистейший, Ладога, Онега… Мы же и с мамой твоей там познакомились. — Он посмотрел на супругу, которая загружала посуду в посудомоечную машину.

— Ты тем еще проказником был, — добавила она и прикрыла посудомойку. — Как чай допьете, сложите чашки сюда и запустите. А я в магазин пока сбегаю. Яйца кончились, молоко, макароны.

— Иди, дорогая. Мы тут еще потолкуем.

Володя сидел по левую руку от отца и смотрел на свое отражение в черной глади остывающего чая.

— Не горбись, это дурная привычка. Сколько можно тебя поправлять? — Отец хлопнул сына по спине. — Не хватало, чтоб ты сутулый ходил.

— Да, папа, — ответил Володя и выпрямился. Его взгляд поднялся от чашки к сахарнице. Вова потянулся взять еще пару кубиков.

— Куда? Ты уже положил себе два куска сахара. Достаточно. Вредно много сладкого есть. — Отец переставил сахарницу ближе к себе. — Так, о чем мы… Да, в лагерь тебе непременно надо поехать. В прошлом году ты хорошую шутку проделал, но в этот раз давай без фокусов.

— Может, все-таки не надо? Я хочу дома остаться.

— Глупости! Тебе обязательно надо поехать. Впечатления на всю жизнь! Со сверстниками из других городов познакомишься, связи полезные заведешь. У нас-то городишко маленький, в федеральных новостях не чаще чем раз в десять лет мелькает. Тихое место без больших перспектив. Мы б тут, наверное, и не осели, если б не климат. Не так уже много в России городов южнее пятидесятой параллели, где зима просыпается только к середине декабря, а весна приходит с первыми днями марта. Но иногда можно и настоящих холодов попробовать. Вот в Карелии какая зима красивая, снежная…

Отец по новой принялся перебирать давние воспоминания. Володя тупо глядел на недосягаемую сахарницу и с еле заметной нервной судорогой, пробегавшей по верхней губе, думал о лагере.

От всех распрекрасных вещей, которые описывал отец, мало что осталось. Вернее, осталось-то многое: здания общаг, столовая, Дом культуры с допотопным кинотеатром и башенкой с часами. За последние тридцать лет они практически не обновлялись. Но даже не это важно: тараканов можно не замечать, обшарпанный туалет можно стерпеть, даже в кинотеатре иной раз хороший фильм покажут. О чем Володя не мог думать без нервного тика, так это о погоде и о сверстниках.

С погодой мириться непросто — лагерь находился в диком лесу, на берегу озера с ледяной водой, и насквозь продувался злющими ветрами. Взращенный под южным солнцем, Володя не был готов к северным холодам. Когда он приехал в лагерь в первый и пока единственный раз два года назад, во время второй четверти, то сразу же свалился с тяжелой ангиной. Когда она прошла, легче организму не стало: до самого отъезда трескалась до крови кожа на руках, не переставая текли сопли, продувало то почки, то шею. Местный фельдшер, вчерашний выпускник медколледжа, на любую жалобу растерянно пожимал плечами и выдавал таблетку парацетамола.

Но главные проблемы приносили сверстники.

Начиналось все хорошо. Когда Володя вернулся из лагерной больницы, ему сразу предложили стать старостой смены. Отчего-то все остальные открещивались от этой работы, как могли. У Вовы же загорелись глаза — неужели он сможет занять важную должность? Потом, наверное, даже грамоту дадут — можно будет похвастаться перед родителями. Отец такое точно одобрит.

Вова проштудировал устав лагеря, который писали еще полвека назад, и сразу же обнаружил, что его никто не соблюдает. Палкин нацепил значок старосты, выданный администрацией лагеря, и принялся превращать уставные нормы в жизнь.

Не прошло и недели, как Володя достал всех сверстников этими правилами, и они принялись мстить настырному старосте: его запирали в неотапливаемом сарае, лупили по ляжкам скакалкой на физкультуре, прятали белье, когда он мылся в душе, измазывали после отбоя лицо, иногда и одежду, зубной пастой или чем похуже. Потом у Палкина начали пропадать вещи и деньги. Последней каплей стала кража умных часов, которые родители подарили ему на день рождения.

Володя нажаловался администрации и пообещал, что, если не примут меры, он донесет на самый верх, в министерство. Это сработало. Наказали сразу весь лагерь: утром выгоняли бегать кроссы на улицу, днем заставляли чинить ветхие беседки на территории, вечером запрещали все игры и позволяли только новости по телевизору смотреть. Володя теперь примерял на себя роль уже не старосты, а надзирателя.

Спустя пару дней такого режима каждому обитателю лагеря хотелось угомонить Палкина любым способом. Однажды вечером, когда часы на башенке Дома культуры били шесть, Володю подкараулили в туалете. Его схватили за руки и за ноги и устроили близкое знакомство с унитазом — на местной фене эту экзекуцию называли «головомойкой». Весь процесс сняли на телефон. Володе, с мокрой головой, трясущемуся от страха и стыда, объяснили, что, если он еще хоть раз кому-нибудь на что-нибудь пожалуется, это видео выложат в интернет. И уж непременно позаботятся, чтобы оно дошло до пабликов родного города Палкина.

Володя урок уяснил, перестал жаловаться в администрацию и до самого конца смены прикидывался больным. Вскоре и наказания для ребят сошли на нет. Жизнь лагеря вернулась в привычное русло.

Дома отец часто спрашивал Вову о лагере, но сын ему ничего не рассказывал. Если бы Володя хоть словом обмолвился о пережитых пытках, то тут же сгорел бы со стыда. Разочаровать родителя, который ждал от сына только успехов и достойного поведения, было немыслимо. Поэтому об исчезнувших часах он сказал, что потерял во время похода в лес, об испорченной одежде — что сам замарал, а о «головомойке» решено было забыть навсегда.

Уже тогда Вова решил для себя две вещи. Первая — ни с кем никогда не обсуждать то, что произошло в лагере. Вторая — отныне он будет держать все под контролем и больше не позволит так себя унижать.

Когда в прошлом году вновь настала пора ехать в лагерь, Володя в ночь перед отъездом симулировал лихорадку. Он настолько волновался и нервничал, что получилось вполне правдоподобно. Родители отвезли сына в клинику, где Володю продержали пару дней и откуда его выпустили как совершенно здорового человека. Но это было уже неважно: очередная смена уехала в лагерь без него. Отец понял, что к чему, но разговора между ними на эту тему так и не вышло.

Рассказ Палкина-старшего о лагере закончился вместе с чаем в его чашке. Володя не решался высказаться против и искал тему, на которую можно перескочить.

— Пап, а ты не узнавал у себя, что за человек к нам приедет из министерства? Хлестов фамилия. Помнишь, я просил тебя?

— Ты про Ивана Александровича? Да, кое-что мне нашептали.

— И что же? — Володя оживился.

— Он будет проверять две школы: вашу и девятую. Обе на хорошем счету наверху, в областном центре. — Он приподнял ладонь, лежавшую на столе около кружки, и оттопырил вверх указательный палец — всегда так делал, когда говорил о начальстве. — Я думаю, будет решаться, как распределять финансирование между школами. Это важное мероприятие.

— Да уж, вся школа на ушах. Директриса и меня привлекла к организации встречи.

— Когда ожидаете гостя?

— Через неделю.

— Вот и хорошо. Значит, накладки с лагерем не будет.

Володя невольно вздохнул и снова ссутулился над кружкой. Чай уже совсем остыл.

— Пап, ты не в курсе, из нашего города еще кто-то собирается в этот лагерь? Грушев, например. Президент девятой школы.

— Нет. Насколько я знаю, от Южного округа ты один поедешь в этот раз. Квоту урезали. Мне пришлось здорово похлопотать, чтобы место досталось именно тебе.

— Спасибо, папа. Большое спасибо, — медленно и обреченно проговорил Володя.

— Про Грушева я слышал, что он в этом году университетскую стажировку будет проходить. Это мне его тетка на работе рассказала. Стажировку проводят каждый год для старшеклассников, ездят раз в неделю в университет на лекции.

Володя встрепенулся, надежда замаячила перед глазами:

— Может, мне тоже на эту стажировку пойти?

— Нет. Она по времени совпадает с лагерем.

Холодным чаем Володя промочил пересохшее от волнения горло.

— Но в лагере я уже был один раз. Можно теперь для разнообразия попробовать стажировку в университете. Это будет хорошая подготовка к экзаменам.

— В лагере тоже хорошо готовят к экзаменам.

— Зато можно познакомиться с преподавателями — полезно для будущей учебы в универе. Да и уезжать из дома не придется. Как ты сказал, только раз в неделю лекции посещать.

— Нет, Вова. — Палкин-старший откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Ты уже взрослый, должен вот что понять. Поездку в лагерь субсидирует министерство. Это большая привилегия, и грех ей не воспользоваться. А вот стажировку в университете надо оплачивать самим, таких денег у нас нет.

Володя одним глотком допил чай из кружки: холодный, горький, противный. Он сморщил лицо и весь побледнел.

— Что с тобой? — спросил отец.

— Ничего. Чай остыл совсем.

Он прикрыл ладонью лицо и почесал лоб.

— А что, если… — начал Володя, но в нерешительности запнулся.

— Что «если»?

— Если бы я сам за себя заплатил?

Отец глухо и коротко усмехнулся. Он достал телефон из кармана, набрал на калькуляторе необходимую сумму и показал сыну:

— Карманных денег тут не хватит.

— Да, понимаю. Но, знаешь, — Володя опять почесал лоб, — я начал писать научные статьи на заказ. Для студентов колледжа. Я там многих знаю еще со средней школы.

— Вот как? И много получается заработать?

— Пока сложно сказать. Но я, может, к началу стажировки накоплю нужную сумму. Если повезет.

— Ну что сказать? Пробуй. Времени у тебя до конца первой четверти.

— В старших классах нет четвертей. Мы учимся по полугодиям.

— Ты меня понял. — Отец посмотрел время на телефоне: — Ох, уже семь. Скоро футбол начнется. Пойдешь смотреть в гостиную?

— Нет. У меня там… школьные дела, короче.

— Уроки? Понятно. — Он встал из-за стола. — Прибери тогда тут все, как мать сказала, и запусти посудомойку.

— Хорошо. Пап, постой! — Володя позвал отца, когда тот уже одной ногой вышел из кухни. — Можно тебя попросить никому не рассказывать про… Ну, про мой заработок. Мало ли в колледже узнают по слухам, что каким-то студентам на заказ курсовые пишут. Скандал будет.

— Ладно. Никому не скажу. — Он вышел из кухни, но потом, уже в коридоре, вновь обернулся к сыну: — Так что ты в итоге пишешь: статьи или курсовые? Я так и не понял.

Володя проглотил язык на мгновение.

— И то и другое, — ответил он, наконец. — По-разному бывает.

Отец кивнул, ушел. Володя утер пот со лба.