В объятиях глициний

Мариа Армлин (2024)

После трагичной смерти мужа Элла решает сбежать от мира в старый заброшенный дом своей прабабушки Изабеллы. Уединение кажется ей единственным способом справиться с болью и глубоким чувством опустошения. Погружённая в депрессию, она находит старинный дневник, исписанный изящным почерком. На страницах дневника раскрывается история Изабеллы, которая столетие назад переживала такую же утрату. Погружаясь в жизнь прабабушки, Элла открывает для себя силу любви, способную выдержать даже самые жестокие испытания. Но дневник таит не только мудрость, но и тайны жильцов. Дом начинает раскрывать свои секреты, пробуждая тени прошлого. Это история о двух женщинах, разделённых временем, но связанных одной болью, и о том, как следы прошлого могут указать путь к свету.

Глава 5. Предназначение — любить

Элла

Благодаря стараниям Амелии соседи меня не беспокоили. Даже Анжела, та самая неутомимая любопытная сплетница Анжела, предпочитала обходить мои двери стороной. Это стало настоящим подарком судьбы — возможностью погрузиться в свое горе с головой, разбавляя его редкими домашними посиделками с сестрой. Она искренне пыталась вытянуть меня из мрака, будто солнечный лучик, рвущийся сквозь закрытые ставни. Однако мне было комфортно в моем добровольном заточении. Да и невозможно вытащить из дна того, кто уже там обустроился.

Я выстроила эту жизнь отшельника с особенной тщательностью. В этих четырех стенах я могла без помех бороться — или, скорее, делать вид, что боролась — с тем внутренним монстром, который настойчиво разрушал все светлое и доброе во мне. В действительности, вместо яростного сопротивления я отдалась ему полностью на служение, сделав боль своим единственным спутником.

Однако зима приближалась. Суровая, колючая, не терпящая слабости. И даже моему хрупкому укрытию грозили заморозки. Как бы мне ни хотелось продолжать свое любимое занятие — самобичевание, пришлось на время отвлечься. Я с неохотой поднялась с кровати, намереваясь достать теплые вещи, спрятанные где-то в глубине шкафа.

Мой внезапный порыв прервал телефонный звонок. Аппарат, давно покрывшийся тонким слоем пыли, не сдавался и упрямо звонил, пока звонкий голос не наполнил гостиную:

— Элла, это мама. Я знаю, что ты дома, ответь, — раздалось знакомое, чуть напряженное звучание ее голоса. Мама, как всегда, была настойчива. Игнорировать ее больше не имело смысла: если она решила до меня добраться, то не остановилась бы, пока ни дошла бы до своей цели. Вздохнув, я решила пойти по пути наименьшего сопротивления.

— Да, мамуль, что-то случилось? — ответила я, не утруждая себя попытками скрыть свое равнодушие.

— Ничего особенного. Просто я воспитала неблагодарную дочь, вот и все, — ее голос звучал обиженно, словно на другом конце линии она собиралась разрыдаться. — Ты совсем от меня закрылась.

— Мам, — я постаралась удержать раздражение. — Ты же знаешь, мне сейчас хочется побыть одной. И не забывай, что отправить меня за тридевять земель было твоей идеей. Так что, будь добра, перестань жаловаться. Я, как послушная дочь, выполняю твоё указание: ищу смысл жизни, — язвительно добавила я, понимая, что эти слова только сильнее заденут ее.

— Элла… — после короткой паузы мама смягчила тон. — Я уже не знаю, как тебе помочь. Скажи, что мне сделать, и я сделаю. Ты хочешь вернуться домой?

Ее голос стал тихим, почти умоляющим. От такого тона у меня внутри все дрогнуло.

— Честно? Мне тут нравится, — ответила я уже спокойнее. Решив подбодрить ее хоть немного, добавила: — Мам, я бы хотела узнать побольше о прабабушке Изабелле. Ты что-нибудь можешь о ней рассказать?

— О прабабушке Изабелле? — переспросила она, на мгновение удивившись моему вопросу. Я так долго с ней не общалась, и единственное, что спросила — о жизни прабабушки. Это было очень странно, и не то, что она ожидала услышать, но, будто почувствовав в моем интересе что-то светлое, согласилась ответить: — если тебя заинтересовала жизнь прабабушки, то я предлагаю тебе спуститься на цокольный этаж, там у нее был подвал. Ключи лежат в маленьком шкафчике в прихожей. Большинство ее вещей было перенесено туда, может там что-нибудь и найдешь. Но, позволь узнать, зачем тебе это?

Я была смущена и немного пристыжена — признаться в том, что я прочла любовное письмо прадеда, это было выше моих сил. Оно захватило меня целиком, увлекло в водоворот чувств и отвлекло от привычных повседневных страданий. Однако я могла решиться только на наглую ложь:

— Мне кажется, у нее была невероятно насыщенная жизнь. Думаю, у меня может получиться написать роман о ней.

— Да, да, у нее была очень интересная жизнь, — обрадованно воскликнула мама, довольная тем, что я возвращаюсь к своим писательским делам.

Я почувствовала укол вины за свое дерзкое поведение с ней. Все же она единственная, кто вместе со мной проходила каждую потерю.

— Мам, я люблю тебя, ты же знаешь? Просто… дай мне немного времени, — пробормотала я, стараясь смягчить неловкость.

— И я тебя люблю, моя девочка. Ладно, занимайся своими делами, но только, пожалуйста, не забывай звонить, мы с бабушкой очень переживаем за тебя. Мы устали узнавать все новости о тебе от Амелии, — призналась она, и на этом наш разговор оборвался. Вторая линия усердно пыталась до меня добраться.

— Элла, это Джаред, — прозвучал голос из трубки, в котором едва уловимо слышалось раздражение. — Не хочу торопить тебя и грузить формальностями, но, напомню, до выпуска твоей новой книги остался ровно год. У меня уже закончились твои старые заготовки, мне нужна свежая работа, иначе ты можешь все потерять. Ты же знаешь, читатель ждать не будет! Он просто найдёт другого автора, а ты уйдешь в забытье! Я искренне надеюсь, что ты уже начала работать над новой книгой?

— Джаред, как же приятно тебя слышать, — сказала я, мгновенно подтасовав карты. — Я как раз только что рассказывала маме о новой книге.

— О, как же ты меня порадовала, Элла! Ты даже не представляешь! — вздохнул он с явным облегчением. — И о чем же она будет?

— Пусть это будет сюрпризом, — быстро ответила я, отчаянно стараясь не увязнуть еще глубже в собственной лжи.

— Хорошо. Но только обещай, что книга будет готова максимум через год. Договорились? — предложил он уже более бодро.

— Договорились, — уверенно произнесла я, хотя уверенности во мне самой почти не осталось.

Я отключила телефон и позволила себе долгий облегченный выдох. Но, как только тишина окутала комнату, воспоминания вновь обрушились на меня с неумолимой силой — словно цунами, которое настигло бы беззащитный берег в ясный и безмятежный день.

**

Адам стал настоящим любимцем мистера Колина, ведь благодаря его стараниям тот не только избавился от тяжелых обвинений, но и совсем скоро стал отцом для удивительной девочки Кейт. Каждый день на протяжении месяца Адам приходил в больницу, где я работала, чтобы обсудить дела с ним и, как бы между прочим, проводить меня до дома. В ту пору мы оба уже были влюблены друг в друга до беспамятства, но моя упрямая гордость и его неуверенность в моих чувствах не позволяли нам сделать первый шаг. Мы оставались друзьями, каждый день питая надежду, что все могло измениться. И этот день действительно настал. Совпал он с моим вступлением на новый жизненный путь, который стал возможен благодаря вере Адама в мои способности.

— Элла, мы выиграли дело! — восторженно воскликнул он, стремительно влетев в мой кабинет. — Теперь Колины стали официальными опекунами Кейт!

— Это невероятно! Ты просто молодец, Адам. У них бы ничего не получилось без твоей помощи, — искренне улыбнулась я, радуясь и за его успех, и за новую жизнь Кейт в окружении прекрасных любящих людей.

Он смущенно потер затылок, но тут же собрался с духом:

— Может быть, отметим это? Сегодня вечером. В твоем любимом итальянском ресторане, — предложил он, слегка неуверенно, как будто боясь отказа.

— Я бы с удовольствием, но туда не попасть без бронирования, — заметила я, слегка поддразнивая его.

— А вот и хорошо, — сказал Адам, торжественно вытягивая из кармана элегантный листок с указанием времени и места. — Я все предусмотрел.

Его жест тронул меня до глубины души. Так же поступал мой отец: подготавливал маленькие сюрпризы, записывая время и дату на листок, чтобы важные моменты становились не только незабываемыми, но и интригующими. Адам, зная, как я ценила эту семейную традицию, решил ее продолжить. И в этот миг я поняла: тот самый день, о котором мы оба мечтали, наконец настал.

На противоположной стороне реки Ист-Ривер, напротив парка Гантри Плаза, располагался мой любимый итальянский ресторан с простым, но звучным названием Italiantaste. Он занимал первый этаж роскошного отеля Grandи всегда привлекал меня своей эстетикой, столь тщательно продуманной, что она превращала обычный ужин в настоящее событие.

Ресторан очаровывал с первого взгляда. Огромные окна в пол, затененные темным стеклом, позволяли оставаться невидимым свидетелем городской суеты. Интерьер был выдержан в приглушенных тонах, переходящих от насыщенного темно-зеленого до мягкого золотистого, создавая атмосферу уюта и теплого благородства. Гигантские хрустальные люстры, свисающие почти до середины высоких потолков, отражали свет так, что он затрагивал все струны души. Потолки, расписанные в стиле барокко, притягивали взгляд, заставляя любоваться тончайшей работой искусных мастеров. Деревянная мебель, обитая темно-зеленым бархатом, сочеталась с изысканной посудой в той же цветовой гамме, оттеняя золото скатертей. А живая классическая музыка, исполненная с трепетом, наполняла душу любовью и спокойствием.

Здесь все выглядело не столько вычурно, сколько роскошно и со вкусом. Но главное — этот ресторан обладал удивительной способностью пробуждать во мне желание быть прекрасной. Он словно говорил: Ты достойна блеска.

Перед таким вечером кроссовки уступали место черным босоножкам на высоком каблуке с серебристыми элементами, идеально дополняющими бордовый педикюр. Вместо привычного медицинского халата я доставала из дальнего ящика лаконичное, но элегантное атласное платье черного цвета с глубоким V-образным вырезом на спине, обнажающим гладкую смуглую кожу. Растрепанный пучок сменялся аккуратной укладкой — мягкими, струящимися волнами. Макияж был нежным, но выразительным: алые губы становились главным акцентом. Завершали образ украшения из белого золота с крошечными бриллиантами — фамильная драгоценность от прабабушки, и, конечно же, изящный серебристый клатч.

Этот процесс преображения был для меня почти ритуалом. Из-за работы, лишенной праздников и гламура, такие вечера пробуждали женственность и красоту, спрятанные за серыми буднями. Я начинала сборы с самого утра, наслаждаясь каждым этапом: укладка, маникюр, педикюр, маски, макияж. Все это казалось подготовкой к единственному вечеру, который нужно прожить так, будто он последний.

Ровно в семь часов за мной подъехала машина Адама. Он выглядел безупречно: черный костюм, идеально подчеркивающий его атлетическое телосложение, лакированные туфли, сияющие чистотой, и его взгляд — волнующийся, но полный восхищения. В руках он держал букет оформленный сиреневыми глициниями, которые я полюбила еще тогда, когда проводила с бабушкой лето в Дилижане. Тогда они показались мне бесконечно печальными: их пурпурные лепестки склонялись к земле, будто тянулись к ней в тихом смирении. Но именно в этой тоске была для меня особая, трогательная красота — нежная и уязвимая, словно они хранили в себе тайну несбывшихся надежд.

"Он запомнил! И откуда умудрился достать?" — Мелькнула у меня мысль. И неожиданно для самой себя я почувствовала смущение. Эта ситуация — его внимание, идеальный вечер и мы — внезапно застали меня врасплох. Будь моя воля, я бы отменила встречу, сославшись на внезапно нахлынувшую хандру. Но он уже был здесь, и мне оставалось только приложить усилия, чтобы выглядеть непринуждённо, несмотря на сильное волнение внутри.

— Изабелла… Элла, ты… ты просто бесподобна, — произнес Адам, едва увидев меня. Его голос слегка дрожал, а взгляд, полный восхищения, лишь усилил мое смущение.

— Спасибо, Адам. Ты тоже выглядишь… ничего, — ответила я с игривой улыбкой, пытаясь скрыть собственную неловкость. А затем, чтобы разрядить обстановку и отвлечь его, добавила: — Так, эти цветы для меня? Или ты решил оставить их себе?

— Прости, я забылся. Конечно, это тебе, — мягко произнес он, вручая мне букет и открывая дверь машины с таким галантным жестом, что я едва не растаяла.

Дорога до ресторана оказалась на удивление напряженной. Мы оба изо всех сил старались не испортить этот вечер, который чувствовался судьбоносным. В воздухе витало предчувствие: или вечер свяжет нас навсегда, или навсегда разлучит. Я смотрела в окно, где звездное небо сияло, будто россыпь бесчисленных кристаллов. Узкая долька луны плавала высоко в небесах, а огни вечернего Нью-Йорка переливались разноцветным светом, наполняя город неугасаемой энергией. Всё это в сочетании с присутствием Адама, мужчины моей мечты, делало меня невероятно уязвимой и эмоциональной.

Видимо, Адам почувствовал мое внутреннее напряжение. Его теплая рука вдруг накрыла мою, и я вздрогнула от неожиданности.

— Элла, — тихо произнес он, посмотрев мне прямо в глаза, — давай просто будем самими собой.

Эти простые слова прозвучали так искренне, что все мои сомнения исчезли.

— Давай, — выдохнула я, чувствуя, как с души свалился груз.

С этого момента все изменилось. Вечер, который обещал быть сложным, вдруг обрел легкость и гармонию. Финал был предопределен: мы оба знали, что наши жизни больше не будут прежними. Но этот вечер стал не просто началом нашей истории. Он подарил мне важное осознание. Адам оказался тем человеком, который помог мне взглянуть вглубь себя и увидеть желания, которые я так долго прятала после смерти отца. Он пробудил во мне силу мечтать и верить в свое истинное предназначение. И все началось с самого обычного разговора…

— Тебя что-то тревожит? Ты весь вечер какая-то отстраненная. Я что-то сделал не так? Если тебе не уютно, мы можем уйти отсюда, — внезапно нарушил наше молчание Адам, когда официант торжественно выносил нам еду.

— Дело не в тебе, и даже не в нас, Адам, — неожиданно для себя самой начала я. — Просто ситуация с Кейт заставила меня переосмыслить свою жизнь. Понимаешь? Но давай обсудим это в другой день, мне не хочется портить нам вечер.

— Ты никак не сможешь его испортить, пока рядом со мной, — ответил он, крепко сжав мою руку. — Так что давай поговорим о том, что тебя беспокоит.

Я замолчала, пытаясь собраться с мыслями, которые постоянно крутились в моей голове, но боялись быть озвучены.

— После смерти отца я обещала себе стать хорошим врачом, спасать жизни людей. Но ситуация с Кейт показала мне, что я не могу больше так жить. Эта работа забирает всю мою энергию, как бы эгоистично это не звучало, но я больше не хочу видеть, как маленькие дети борются за свою жизнь. Я не понимаю, почему они вообще должны проходить этот жуткий путь. Мне очень тяжело дается эта несправедливость. И, возможно, ты посчитаешь меня слишком эмоциональной, но я пропускаю каждую историю наших пациентов через себя, посвящаю свою жизнь их исцелению, при этом забывая про свое исцелен… То есть, мне кажется, эта работа не для меня. Я очень устала… — мои слова звучали как признание в собственной слабости, и я почувствовала, как голос дрогнул.

Адам молчал, но его взгляд был полон понимания и заботы. Он на мгновение закрыл глаза, будто пытаясь найти в закоулках своей памяти наиболее удачный ответ.

— Я тебя понимаю, — сказал он, не отпуская моей руки. — У тебя действительно очень сложная работа, с которой не справится даже лишенный чувств человек. А такой эмоциональной личности, как ты, представляю, как тяжело это дается. Но почему ты думаешь, что эту ситуацию невозможно изменить?

— А что я могу с этим сделать? Я обещала себе… — начала я, но не смогла продолжить, и замолчала, не зная, как найти слова, чтобы объяснить свою боль.

— Элла, помощь людям заключается не только в оказании медицинских услуг, ты же это прекрасно понимаешь? Порой людям нужна поддержка, вера в себя в самые трудные моменты их жизни, и именно в такие моменты ты неоднократно прибегала к своему природному таланту. Понимаешь, о чем я?

— Если честно, не совсем, — ответила я, пораженная его уверенной речью.

— Я не раз наблюдал, как ты тайком читаешь свои истории детям, которым уже не верится в чудо. И каждый раз в их глазах загорается блеск надежды, несмотря на то, насколько тяжела их ситуация. Ты умеешь касаться правильными словами их душ, заставляя поверить, что впереди их ждет светлое и счастливое будущее на следующей станции жизни, несмотря ни на что. Это же твоя книга? Как ты назвала ее?

Я была ошарашена его наблюдениями, не сразу понимая, о чём он говорил.

— Я не понимаю, при чем тут мои истории? — спросила я, с интересом пытаясь понять, куда вел наш разговор.

— Ты никогда не думала стать писателем? — резко спросил он, и я почувствовала, как меня охватило смущение.

— Какой из меня писатель, Адам? — рассмеялась я, пытаясь отмахнуться от фантазий. — Я просто делала заметки на протяжении нескольких лет, но это еще ничего не значит, — продолжила я, словно пытаясь убедить в этом в первую очередь себя.

Адам молча наблюдал за мной, его взгляд был мягким и серьезным, как будто он видел, как в глубине моей души загорался огонь надежды. Я всегда мечтала писать книги, но эта мечта казалась мне чем-то недоступным, чем-то, что только избранные могли воплотить в реальность. Каждый раз, когда возвращалась к этой мысли, я откладывала ее в дальний ящик, убеждая себя, что мало что могу предложить своим читателям, что мои слова не будут значимы и ценны для других. Мечта оставалась где-то в уголке сердца, словно хрупкий цветок, который мог растоптать любой читатель моих историй.

— Ты никогда не задумывалась, что твои истории могут быть больше, чем просто заметки? Что они могут стать для кого-то настоящим спасением? Твое призвание может заключаться не только в помощи людям в преодолении их физической боли, но и в поддержке их душ, своими историями, которые способны исцелить в тот момент, когда лекарства оказываются бессильны. Ты прирожденный писатель, Элла, — уверенно сказал Адам, не отводя глаз, как будто он пытался убедить меня в том, что я сама давно боялась признать. — Говорю это с уверенностью, потому что подслушивал твои истории, которые ты рассказывала детям, когда заходил к Эндрю. Но вопрос в другом — нравится ли тебе это дело?

Его глаза, сверлящие меня, будто проникали в самую глубину моих мыслей, и я понимала, что перед ним невозможно притворяться.

— Очень, — выдохнула я, словно отпуская тяжесть, которая столько лет сковывала мои мечты. Я знала, насколько сильно меня захватывал этот выдуманный мир, где зло и смерть можно было удержать в клетке, а счастье и процветание сделать главными героями. Это был мой побег, мой способ восстановить справедливость там, где она всегда была под угрозой. Это то, что я делала бы с любовью и до последнего вздоха.

— Тогда с твоего разрешения я отдам твои рукописи своему знакомому издателю из Wellwriter — Джареду. Он настоящий мастер своего дела, и, поверь, он поможет тебе реализоваться. Что скажешь? — Адам улыбнулся, его уверенность заразила меня, и впервые я почувствовала, что передо мной открывались двери в новую жизнь, о которой я и мечтать не могла.

— Давай попробуем, — ответила я, чувствуя как во мне боролись страх и надежда.

— Остается только один вопрос, — Адам неожиданно нахмурил брови, будто задумался о чем-то очень важном.

— Какой?

— Как ты назовешь свою книгу?

Я задумалась на секунду, но ответ пришел ко мне так легко, словно все это время ждал своего часа:

— «Сила веры». Мне кажется, это самое подходящее название.

— Тогда давай выпьем за это, — произнес он, протягивая мне бокал шампанского.

Мы чокнулись, и в этот момент я почувствовала, что все в моей жизни становилось на свои места. Адам и писательство вошли в мою жизнь так легко и непринужденно, что я даже не успела заметить, как стали ее неотъемлемой частью. Именно он указал мне путь к моему предназначению — писать, а я спустя время разгадала его предназначение — любить. Он умел это делать так красиво, так чувственно, что не было сомнения, Адам был рожден для этого.

Но теперь, спустя столько лет, эта любовь и счастье казались чем-то далеким, как луч солнца, застигнутый холодной тенью. Адам, его голос, его взгляд, и моя первая книга — все это осталось в прошлом, таком дорогом и безвозвратном. Сердце продолжало отчаянно ждать того, чего уже не вернуть.

Внезапная боль в руке вернула меня в реальность. В моих пальцах все еще был зажат огромный железный ключ от подвала, который своим нелепым видом напоминал муляж из детских мультфильмов. Он впился мне в ладонь, словно пытаясь напомнить, что я — все, что у меня осталось. Я, и этот ключ, и пустота, которая теперь меня окружала. Где-то в глубине души мелькнула мысль: чтобы освободиться, нужно открыть ту самую дверь, которую я держала на замке годами — свою израненную душу. Но что за ней? Воспоминания? Боль? Или, возможно, спасение…

Изабелла

Наша жизнь с Георгием напоминала голливудский фильм — историю двух успешных людей, которые умудрялись совмещать любимую работу и семейное счастье. Георгий, как и обещал, добился больших высот в карьере. Его колоссальная трудоспособность, гибкое мышление и неподражаемое чувство юмора завоевали уважение и любовь жителей Дилижана. Не прошло и нескольких лет, как его назначили секретарем райкома — редкий успех для столь молодого человека. Он буквально покорил окружающих своим радушием и тонкой способностью находить общий язык с каждым, кто к нему обращался.

Я же с головой ушла в преподавание. Работа учителем русского языка и литературы в одной из лучших школ города стала для меня настоящим вдохновением. Каждый день, проведенный среди учеников, приносил мне радость и помогал расти профессионально. Через три года усердного труда я удостоилась звания «Учитель года» — награды, которая казалась мне чем-то недостижимым, но стала вполне реальной благодаря моему искреннему увлечению своим делом. Когда твоя работа наполняет тебя радостью, ее плоды сами просятся в твою жизнь.

Однако, каким бы важным и значимым ни был успех в реализации, наше истинное счастье дарила семья. Главной радостью в нашей жизни стали две долгожданные дочери — Нелли и Лилия. Мы оба мечтали именно о девочках. Я, выросшая в окружении женщин, понятия не имела, как воспитывать мальчика, а Георгий светился от счастья, окруженый тремя любимыми девочками, на каждом шагу с гордостью заявляя, что его «малинник» — самый прекрасный в мире. Наши дочери действительно были воплощением любви и благодарности в нашей жизни.

Девочки внешне были похожи на Георгия: такие же светло-серые глаза, такая же живая мимика, такое же доброе сердце. Все говорили, что судьба их обязательно будет счастливой, ведь девочки, похожие на своих отцов, якобы всегда живут беззаботной жизнью. Мы делали все, чтобы обеспечить им лучшее будущее. Наши нескромные возможности позволяли организовать для дочерей все, о чем могли мечтать другие семьи. Но как бы мы ни старались, у судьбы, как оказалось, были свои, совсем не радужные планы…

Старшая, Нелли, казалась мне отражением самой себя в молодости. Ее светло-серые глаза, наследие Георгия, всегда светились мудростью и уверенностью, а бойкий характер позволял проходить даже самые сложные испытания. Она обладала невероятной целеустремленностью и лидерскими качествами, которые позволяли всегда занимать центральное место, где бы она ни находилась. Мне казалось, что она способна покорить любые высоты. Нелли была сильной, сдержанной и рассудительной, несмотря на свой юный возраст. Она умела стоять за себя и свои взгляды, а ее остроумие и способность анализировать даже самые трудные ситуации восхищали меня. Мы с ней часто понимали друг друга без слов, и это делало нашу связь особенной. Она была для меня не просто дочерью, но и другом, и тем самым фениксом, который всегда находил силы восставать из пепла.

Младшая, Лилия, была полной противоположностью. Нежная, ласковая, женственная — она напоминала мне хрупкий цветок, едва касаясь которого, можно было причинить боль. Теплота и доброта делали ее удивительно светлым человеком, но именно это вызывало во мне постоянные страхи. Лилия была связана с Георгием какой-то невидимой нитью, понятной только им двоим. Я видела, как он в ней души не чаял, как искренне любил ее за ту трепетность и любовь, которыми она наполняла наш дом. Я пыталась сделать ее сильнее, закалить ее, научить справляться с трудностями. Если бы я знала, что жизнь сама возьмется за это жестокими руками, я бы берегла ее больше, окружив заботой и нежностью.

Но тогда казалось, что у нас впереди вся жизнь. Я любила свою семью, свою работу, и мир вокруг нас казался таким гармоничным и счастливым. Все изменилось в одночасье, когда смерть постучалась в нашу дверь и не захотела от нас уходить. Сначала ушел Генрих Владикович, затем отец. Через несколько лет не стало мамы и Раисы Армановны. Время словно стерло наше прошлое, оставив только нас с детьми друг у друга.

Мы утратили целый мир, и боль потерь накрыла нас волнами, которые не утихали. Но мы держались. Мы были вместе, и это помогало продолжать жить, пусть и с израненными сердцами. Наш дом наполнился новыми семейными ритуалами, тихими вечерами, когда мы смотрели семейные фотографии, рассказывали забавные истории, связанные с ушедшими, и просто согревали друг друга теплотой, которой так не хватало от наших небожителей. Но я даже не подозревала тогда, что самая страшная потеря была ещё впереди.

**

Более двадцати лет семейного счастья, радости и тихой гармонии. Наши противоположности с мужем только усиливали связь, как инь и янь. Я была тем тихим уравновешивающим элементом, который придавал нашему дому устойчивость. Моя сдержанность, любовь к порядку и склонность к глубоким размышлениям помогали нашей семье оставаться на пути, который мы выбрали. Мы с Георгием были словно два полюса одного магнита, которые не могли существовать друг без друга. Я всегда знала, что только он мог прочитать меня без слов, увидеть, что скрывается за моей улыбкой, понять, что таит мой взгляд.

Георгий, напротив, со своей неиссякаемой энергией, заразительным чувством юмора и талантами превращать каждый день в маленький праздник был нашим светом. Его шутки, импровизированные выступления и доброта заполняли наш дом теплом. Он умел превращать обыденное в волшебное, и каждое утро начиналось с искреннего смеха, звучащего из кухни, где дети, забыв о своих маленьких утренних капризах, умирали от смеха, глядя на очередное"телешоу"Георгия.

Любимая программа детей, которая настраивала всех нас на позитивный день — утренняя передача новостей мира, в которой Георгий перевоплощался в ведущего, читающего новости.

"Девочки, в какой стране вы хотите сегодня побывать?"говорил он, одевая свой костюм.

"Япония,"кричали они.

Он моментально вживался в роль и начинал вести новости за столом, кривляясь и озвучивая на небывалом японском языке, пока я готовила завтрак. Дети, хватались за животы от смеха, а я благодарила Бога за такую семью. Если бы не серьезная карьера, которую он построил, то Георгий вполне мог бы стать актером. У него настолько хорошо получалось вживаться в роль, что соседи начали уточнять, на каком канале показывают японские новости, которые мы смотрим по утрам. Казалось у такого веселого человека не может быть печалей в жизни, однако, только я могла увидеть в этих смеющихся серо-голубых глазах запрятанную ото всех грусть, которую также разделяла. Мы были больше, чем муж и жена, ведь можно быть женатыми сколько угодно лет, но при этом так и не прочувствовать друг друга. Мы были одним целым, понимающим друг друга с полу взгляда.

Судьба, казалось, была к нам очень благосклонна, и мы в этом еще раз убедились, когда получили ключи от четырехкомнатной квартиры в новом доме недалеко от центра города. Эта квартира стала символом нашего общего труда. Она была не просто жильем, а настоящей мечтой, к которой мы шли долгое время. Когда нам наконец вручили ключи, Георгий шутливо сказал: "Теперь у нас есть место, где я могу устроить студию новостей прямо из гостиной, а ты — библиотеку своей мечты".

Мы оба с энтузиазмом погрузились в планирование нашего уютного гнездышка. Каждая деталь была продумана до мелочей. Гостиная — просторная, с большими окнами, через которые лился мягкий солнечный свет, — должна была стать центром нашего дома. Кухня была моей территорией. Мы выбрали красивый кухонный гарнитур светлого цвета с качественной техникой, чтобы готовить вместе всей семьей. Для девочек мы запланировали две отдельные большие комнаты, каждая из которых соответствовала их характеру: у Нелли — строгая, с минималистичным дизайном, а у Лилии — нежная, в пастельных тонах, с мягкими креслами и уголком для чтения. Два балкона, открывающие виды на живописные холмы и густые леса Дилижана, стали нашим особым удовольствием. Один балкон мы хотели оборудовать для теплых вечеров с ароматной чашкой чая и разговорами о жизни, а второй — превратить в маленький сад с цветами и ароматными травами.

Ремонт двигался не спеша, ведь у нас было жилье, доставшееся от родителей. Мы использовали это время, чтобы выбрать все самое лучшее. Георгий, несмотря на свою занятость, всегда находил время для поездок по магазинам, выбору краски или обсуждению с мастерами особенностей отделки. Он говорил: "Эта квартира будет нашим финальным шедевром, домом, где мы будем встречать старость".

Каждая комната наполнялась нашей любовью и мечтами. Мы представляли, как будем собираться всей семьей в гостиной, как девочки будут ютиться в своих комнатах, как по утрам будем пить кофе на балконе, наслаждаясь тишиной и красотой природы, как будем праздновать помолвки дочерей, как будем нянчить любимых внуков.

Эта квартира должна была стать нашей крепостью, местом, где мы бы могли почувствовать себя в безопасности и гармонии. Но, как и многое в нашей жизни, судьба распорядилась иначе. Мы не знали, что эти светлые мечты и планы окажутся лишь жестокими воспоминаниями о том, как все могло быть…

Но в нашей жизни было много и других теплых воспоминаний, связанных с этим домом. Георгий всегда был мастером неожиданных, но по-настоящему трогательных сюрпризов. Его подарки не просто удивляли, они оставляли глубокий след в сердце, наполняя его теплом и светом. Но среди всех моментов, запомнившихся мне, самый яркий был связан с моими любимыми цветами. Георгий, узнав о моей нежной привязанности к глициниям — этим изысканным и загадочным цветам, которые напоминали мне о теплых, уютных днях в Кировабаде, — не мог оставить это без внимания. Он умудрился договориться с друзьями, и те привезли мне маленький куст глицинии. Георгий посадил его прямо перед нашим домом, чтобы каждый день я могла наслаждаться не только их дивным ароматом, но и тем чудесным воспоминаниям, которые давно хранились в моем сердце.

Однажды, приехав проверить, как продвигается ремонт, я с удивлением обнаружила этот куст. Он был совсем маленьким, но в его нежных цветах был отголосок моего детства. Георгий, стоя рядом, лишь ласково посмотрел на меня своими глубокими глазами и тихо добавил: «Теперь ты дома, Изабелла». Его слова, как теплый ветерок, прошлись по моему сердцу.

Позже, когда я спросила, как он вообще додумался до такого, он улыбнулся своей фирменной улыбкой и сказал:

— Я заметил, как твои глаза блестели, когда ты рассказывала о глициниях. Так что теперь у тебя будет свой маленький уголок счастья прямо здесь.

С тех пор этот куст стал для меня не просто украшением, а настоящим талисманом, последним подарком от Георгия. Каждый раз, когда я выходила из дома и видела, как он растет и расцветает, я чувствовала себя дома, в окружении любви и тепла Георгия, даже когда его не стало.