Ежевика и лебеда

Марион Элвик

В этом сборнике собраны тексты на самые разные темы. Одни — темные, злые и больные. Про ПТСР и депрессию, разницу между психотипичными и психоотличными людьми, сложные детско-родительские отношения, привычку не подпускать к себе близко, игру в молчанку, созависимые отношения. Про войну внутри тебя, которую мало кто видит. Но другие тексты — я обещаю — будут про надежду, дружбу, маленькие радости и свет в конце туннеля.

О голубях

Каждое утро Тим ходил кормить голубей. Для этого ему приходилось проделывать целый ритуал: сначала долго разминать и растирать сонные ноги, затем ковылять до ванной и там в несколько подходов принимать душ — каждые пять минут отдыхая на специальной лавочке, прикрученной в душевой кабинке — бриться, выбирать свежую рубашку из почти десятка абсолютно одинаковых, и на такси ехать в парк. Таксисты не любили его возить, потому как от точки А до точки Б было всего пара кварталов. «Мог бы и сам дойти», — говорил их недовольный взгляд в зеркале заднего вида. Но у Тима была уважительная причина, заставляющая любого прикрыть рот — его трость, которую я подарил ему на финальном этапе реабилитации. Черная, лакированная, с набалдашником в виде черепа. Красота! Сам бы с такой ходил, просто для пафоса. Тим, когда ее увидел, рассмеялся. Сказал, что я выбрал подарок больше для себя, чем для него. Но трость принял. И с того дня с ней не расставался.

Уверен, все голуби парка знали Тима в лицо. Еще наверняка передавали своим сородичам о халявном хавчике, потому как собиралось их, как мне казалось, с каждым днем все больше. Тим всегда покупал два свежих багета в булочной через дорогу, садился на одной и той же лавочке и тонул ногами в сизом облаке из крыльев, клювов и лап, истерически теснивших друг друга, как будто это их последний завтрак. Тим наблюдал за ними с покровительственным спокойствием и методично бросал хлеб, отщипывая по кусочку, пока тот не заканчивался. А дальше просто сидел и смотрел, как бушующее сизое облако постепенно успокаивается и тает у него под ногами. Дольше всех оставались всегда одни и те же пять-шесть голубей, которые упрямо ходили взад-вперед и поглядывали на Тима вечно голодными круглыми глазами, пока тот брал в руки трость и отправлялся в обратный путь.

Сколько я ни пытался, а все никак не мог понять, зачем ему это все. Глупое, бесполезное занятие, высасывающее из него последние силы. Уже год прошел с той аварии, пора бы уже освоиться, приспособиться. Сложить в коробки вещи покойной жены и, если не выбросить, то хотя бы убрать с глаз. Найти работу. Не для заработка, а просто, чтобы иметь в жизни какую-то цель. Сейчас куча людей работают удаленно прямо из своей спальни. Или выбрать какое-нибудь хобби. Словом, пора было возвращаться к жизни. Но Тим на это только пожимал плечами и переводил разговор на какую-нибудь отвлеченную ерунду. И лишь тема будущей операции его немного оживляла. Смысл ее был в том, чтобы сделать позвоночник более устойчивым, тогда бы ноги перестали так сильно болеть. И, возможно, что-нибудь да наладилось бы.

— А как же твоя шикарная трость? — пытался шутить я.

— Буду ходить с ней для пафоса, — улыбался Тим.

Но улыбка у него была какая-то блеклая, ненастоящая.

Но операция не помогла. Наоборот, стало только хуже. Врачи разводили руками и все, как один, говорили о том, что инвалидность — не приговор. Что ко всему можно приспособиться. Что миллионы людей в его положении ведут полнокровную, счастливую жизнь. Словом, они говорили ему все тоже самое, что твердил ему я весь последний год. Но Тим равнодушно кивал на все наши заверения и только лишь просился в парк, к своим тупоглазым друзьям. Хотя бы на полчаса. Меня это тогда больше всего взбесило. Да, жизнь несправедлива. Да, порой наши горячо любимые близкие покидают нас слишком рано. Да, это нестерпимо больно. Но это же не повод сдаваться и терять веру!

— Как жить-то дальше будешь? — спрашивал его.

А он мне снова о голубях.