Язык Ветра. Элео

Марк Хэппи

Небоземье населяют две фракции: материалисты — лишившиеся первородства, и монархи — совершенные создания, чуждые страданиям и зависти. Их мир рушится: последняя династия на Западе уничтожена, и лишь юному Элео удалось уцелеть. Вместе с Леденом, мальчиком-материалистом, он отправляется на поиски королевской гвардии, чтобы раскрыть тайну свитка, оставленного умирающим наставником. На фоне надвигающейся угрозы их ждёт путь, на котором судьбы монархов и материалистов сплетутся в борьбе за будущее.

Глава 11

База и первые монеты

Переждав самое солнечное время солсмены в заведении, Эбвэ вознамерился отправиться на окраину города в поисках музы. Ледену не нравилось то, что ему пришлось пойти за ним вслед, потому что Эбвэ был своенравен и болтлив. Однако тот сказал, что знает одно место, где Леден сможет остаться жить до тех пор, пока не обретёт достаточно денег для того, чтобы снимать своё жилье.

За поворотом от таверны была центральная площадь, где прямо из-под огороженного круглого бассейна извергался водяной столб.

— Это фонтан, — заключил Эбвэ.

Обойдя его, взору открылось, как на другой стороне площади возвышается пятиметровая фигура бронзового мужчины в мундире, на груди которого красовались медали.

— Это статуя сенатора, её в связи с недавними нововведениями ввезли в центральные площади каждого города, входящего в политический союз, — прояснил Эбвэ.

Он вёл своего нового товарища по самым красивым местам города, для того чтобы отныне и навсегда доказать, что его родина, отнюдь не захолустье. Ведь последние беженцы именно так окликали это место, сравнивая с пышной архитектурой замка Вэнто и ландшафтом садов имения Джустизия.

В малолюдном квартале на окраине оказался старый завод, заросший растительностью. Дверь главного входа была завешена цепями, на замках которых было выцарапано «Реконструкции не подлежит». Они попали внутрь, забравшись по ветке массивного дерева на балкон второго этажа, и спустились по внутренней лестнице. Под поваленными колоннами в холле, по словам Эбвэ, если раскопать глыбы, была лестница под землю, по которой можно было выйти в лабиринт подземных ходов, который использовался работниками ещё при функционировании предприятия.

Идя по длинному коридору, Ледену пришлось дышать через рукав, из-за назойливого запаха старой извёстки, исходящего от осыпавшейся отделки стен. Солнечные лучи просачивались через щели между доской, которой были забиты все проёмы, выходящие наружу. Пройдя вглубь, послышался запах жжёного керосина, а чуть погодя они и сами стали его распространять, подобрав, уже в потемневшем коридоре, лампу и зажёгши её.

— Вот, тут ты можешь жить!

Эбвэ провёл Ледена в комнату, не сильно обширную, но и не маленькую. Леден осмотрелся. Сразу обратил внимание на привилегированное место в центре комнаты, где стоял выцветший красный диван, вероятно, который раньше принадлежал богатенькой семье, но после изнашивания обрёл новую жизнь в этом месте. На противоположной стене была панорама с выходом на заколоченный доской балкон. Слева каменная печь, подсоединённая странным образом к камину, а справа ряд деревянных полок и сундуков.

Сравнивая со своим родным жильём, это помещение казалось Ледену маленьким и каким-то грустным. В то же время юноша вспоминал и голую землю, куда они с Элео подстилали мешки, набитые шерстью, на которых спали, где придётся. Думая об этом, невольно забывались все изъяны, уже теперь диван казался по-настоящему удобен и красив, а прочая старинная мебель, которой здесь было крайне много, мерещилась верхом мечтаний.

Пёстрые, заросшие паутиной шкафчики пугали своей готовностью ко всем случаям жизни. Внутри них на протяжении целых пяти десятков солнечных смен Леден и Элео находили всевозможные предметы: наборы фарфоровой посуды, десятки различных стопок книг и рукописей, самовар, и даже как-то раз, ручной харов — огнестрельное оружие небольших размеров.

Это случилось одним ранним нуаретом, когда Леден вернулся на базу, а они именно так прозвали это место, потому что для «дом», язык ни одного, ни другого не поворачивался, и стал искать вторую часть романа, который так поглотил его в свой мир, что за последнюю солсмену не дал сомкнуть глаз. Он выдвинул какой-то шкафчик и вместо книги нашёл ручной харов, который лежал в красном бархате с пятью запасными барабанами, девятью комплектами патронов, запасной рукояткой, внутри чёрного, обшитого кожей чемоданчика. Утаив свою находку от Элео, с тех самых пор, Леден всегда носил при себе тот харов. Он говорил себе: «Мало ли что случится», — однако сам понимал, что случиться может только то, что их с Элео раскроют и предадут в руки сената.

Сенаторская паранойя, как называл её Элео, зародилась в Ледене ещё в первые смены их пребывания в городе. Казалось, все вокруг презирают монарший строй, однако не было понятно, есть ли кто-то, кто бы был доволен нынешним правительством. Система ценностей жителей города не была понятна ни Элео, ни Ледену. Больше всего здесь ценились медные чеканки, с высеченным портретом сенатора на одной стороне, и числом себестоимости с другой. Однажды Леден даже услышал историю о том, как мать отдала в рабство свою дочь ради таких монет. Очевидно, что и еду нельзя было раздобыть без монет, поэтому в какой-то момент Ледену пришлось работать.

Ещё в первую рабочую смену он повстречал на улице своего старого знакомого, Лари. Во времена жизни в поместье Лари не раз встречался с Леденом, однако они никак не были связаны или знакомы. Через некоторое время Леден повстречал ещё троих знакомых на площади у фонтана, они тоже с ним поздоровались и перекинулись парой фраз, заставив почувствовать себя как бы в экстремальной ситуации.

— Ты ведь тоже из замка Вэнто? Как там тебя… Ты же повар, кажись.

— Точно-точно ты постоянно хвостиком ходил за Донэхом.

— Почему-то я не помню тебя в нашем караване. А с кем в повозке тебя везли?

Отделавшись от подобных вопросов неоднозначными ответами, Леден получил свежую порцию негатива в сторону монархов.

— Ну, мы рады, что ты все-таки оставил этого предателя Донэха.

— Да. Знаешь сам, где бы ты сейчас оказался, будь ты на его стороне.

— И всё же, толковый ты парень, раз примкнул к повстанцам тогда. Надеюсь, ещё увидимся! — они попрощались и ушли, оставив Ледена один на один с оглушающим стуком сердца.

С тех пор, Элео не появлялся на улицах города. И уж тем более не было речи о том, чтобы ему идти работать. Иначе Лари или кто-то из нынешних беженцев и бывших повстанцев, мог бы узнать его, ведь как-никак Элео не просто кровный родственник монарха, но прямой наследник семьи, а значит, его лицо знало все поместье. И ещё это значило, что он несёт в себе огромную угрозу для политики сенатора и Равенства.

Чего только не приходило в голову Ледена, когда тот думал над всеми возможными исходами событий при таком раскладе. Ну отдадут его шотерам… Пускай даже та передаст его прямиком сенатору, как говорят. И что сенатор будет с ним делать? Казнит? Зачем же тогда его вести прямиком к сенатору, а не лишить жизни на этапе поимки? Неведение только подогревало в нём страх, а тот вынуждал постоянно держать глаз и ухо востро, чтобы не сболтнуть лишнего, чтобы сохранить жизнь и Элео и свою, как сообщника монарха.

Эбвэ устроил Ледена работать подсобным рабочим на крупный строящийся объект. Находясь по сто тридцать градусов каждую смену в компании работяг, которые бесцеремонно заводили конфликты и бранились даже на обеде, Леден ощущал такой сильный дискомфорт, что каждое зарено, идя на работу, проклинал свой характер, за податливость в рабочем процессе.

Несмотря на то, что его мировоззрение было сформированным и закалённым с детства, все-таки витающее вокруг недовольство монаршим строем, понемножку оказывало на него свою дозу влияния, смену за сменой. Конечно же, сам Леден никогда не выражал негативного мнения в сторону монархов, да и он вообще старался никогда не говорить о политике, однако при этом и не останавливал других, когда те поносили монархов. От этого волей-неволей, сомнения или чего похуже прокрадывается в голову человека, может, не сразу, но тем хуже, чем дольше тянется такой процесс.

На фоне своей отстранённости от общения с другими рабочими Леден стал изгоем. Однако за счёт того, что он качественно и ответственно выполнял доверенные ему задания, он возымел уважение прораба и, по слухам, даже начальника стройки. Рабочие не любили его ещё и за то, что, выполняя свои задания, Леден проявлял, по их мнению, лицемерное добродушие и предлагал помощь квалифицированным специалистам всякий раз, когда только мог, забывая, что сам, вообще-то, лишь подсобник. Тем самым он, по их мнению, проявлял пренебрежение к опыту взрослых людей, трудящихся в своём ремесле задолго до его рождения.

Самый сокрушительный удар для коллег Ледена был нанесён, когда они узнали о его дружбе с Эбвэ, который после рабочей смены ненароком зашёл навестить его прямо на строительную площадку. Как оказалось, Эбвэ был сыном новой жены начальника стройки, а значит, имел влияние, но неизвестно какое, и поскольку никому не нужны были лишние проблемы, с той солсмены Ледена просто обходили стороной, спрятав своё злорадство и только в мыслях желая ему бед.

Прохладный нуаретний ветер остужал Ледена, после тяжёлого рабочего дня. По пути на базу он подсчитывал зарплату, выданную перед долгожданным выходным. Семнадцать медяков за сто тридцать пять рабочих градусов. Сколько ещё мне придётся работать за еду и воду?

В ту смену его привычный маршрут был изменён, так как в проулке велись какие-то там работы. По словам прохожих, перекладывали тротуар и прокладывали маршрут для нового энергопровода. Поворачивая за очередной угол, Леден неожиданно споткнулся. Медяки разлетелись в разные стороны, а настроение ухудшилось как никогда. Отряхивая с себя пыль, прежде чем собрать заработную плату, он презрительно оглянулся на причину своего крушения: по земле от края дома справа налево тянулась толстая медная труба. Собирая медяки, он обнаружил у основания домика, куда врезалась труба, большое количество параллельно тянущихся, узких труб, которые расходились по фасаду здания, укрепляясь кронштейнами. Водопровод? Тогда зачем эти мелкие трубы? Может газопровод? — размышлял он. — Но откуда в городе без монархов возьмутся энергии, способные давать подачу пород из недр земли? Разве есть и другие способы для транспортировки ресурсов?

Обойдя главную площадь, он проводил взглядом таверну, где познакомился с Эбвэ и загадочной южанкой. С момента знакомства он несколько раз ещё навещал её, но всегда нехотя, потому что у занятой официантки не было времени на поболтать по нуаретам, и единственный возможный вариант для встречи был зареном в выходной Ледена. Однако возможностью отдохнуть работяга разбрасываться никогда не решался.

Юноша обрушился на диван, одаряя подушку своими усталыми стонами.

— Будешь травник? — спросил Элео, который зашёл в комнату с подносом и двумя чашками горячего травяного напитка.

Реакции не последовало. Элео пододвинул столик, который они сами сделали из старых пней и досок, на них поставил поднос, и сел на кресло напротив.

— Леден, ты, наверное, сильно устал?

— Наверное, — послышалось неразборчивая речь от уткнувшегося лицом в диван мальчика. Элео размешал свой напиток палочкой и приступил трапезничать.

— И ты попей, эти травы работают, как успокоительное средство. Тебе должно стать легче.

— Легче? — спросил Леден, поднимаясь от дивана.

— Да.

— Легче, чем что? Легче, чем тебе? — негодуя, Леден взял чашку и осуждающе посмотрел на товарища.

Элео понимал, что такова правда, с которой ничего не поделать: он живёт налегке в сравнении с другом-работягой. Однако Леден упустил факт того, что в отличие от него, Элео попросту не может показываться в городе по ясным на то причинам.

В то время, пока Леден с большим трудом добывает им на пропитание, Элео только и приходится, что заниматься самопознанием и исследованием мира через долгосрочные погружения в королевскую лозу. Элео не чувствовал себя виноватым в том, что не работает, а даже, наоборот: Леден сам сказал ему, чтобы тот не выходил на улицу. Но когда на стройке выдаётся особенно сложная смена, Леден иногда может вспылить и сказать что-то подобное.

— Я бы хотел тоже помогать тебе, нам, но… — обронил Элео.

В нависшей тишине послышались звуки похлёбывающего у губ горячего напитка. Элео хотелось сделать что-то большее, но единственное, чем он мог заниматься, не выходя наружу, это уборка базы и погружения в королевскую лозу. Леден прервал тишину извинившись.

— Я это сгоряча.

— Я и сам понимаю, что до сих пор ни на шаг не приблизился к разгадке того, где можно разыскать гвардию, — сожалеюще сказал Элео.

— Не понимаю я, как работает лоза, — бросил в воздух Леден.

Какое-то время они молча продолжали трапезничать, пока Элео не ухватился за мысль и не переспросил, что именно тот имеет в виду.

— Вот если только ты можешь погружаться, — пояснял Леден, — то давай будем считать, что это и есть твоя работа: каждую солсмену искать что-то, что бы помогло нам определиться с нашим дальнейшим путём.

Элео потупился в пол и издалека начал тему, что уже множество раз Леден отвергал:

— Лед, все, как и раньше. Лоза говорит мне, что мы должны продолжать путь. Ты же знаешь…

— Долго работать на этом месте я не смогу и не собираюсь, поэтому нужно что-то предпринимать, — возразил Леден сам себе. — Однако сейчас слишком рано куда-то идти, — он стал выкладывать из своего рюкзака продукты на стол. — Я купил морковь и ещё лук. Кстати, в этот раз на лавке у дедули, больше не продавалось тех книг. Наверное, кто-то выкупил их.

Конец ознакомительного фрагмента.