За Серебряным утесом

Ольга Пашута (2024)

Их было двое — Он и Она, но люди уничтожили их, заставив пойти на страшную сделку с Великим Хроносом с помощью пограничницы Малуши. Но и этого им оказалось мало и тогда люди призвали Смерть. Так родилось проклятие Серебряного утеса, связавшего судьбы всей долины в тугой узел

Глава 1. Пролог

— Дедунь! Дедунь! — перепачканная детская ладошка настойчиво дергала за широкие холщовые штаны стоящего рядом старика.

— Чего тебе, пострел? — он перевел свои выцветшие подслеповатые глаза, от которых по загорелому лицу разбегались лучики морщин, на светловолосого мальчонку с россыпью веснушек на носу.

— Дедунь, а правду говорят, что мы все прокляты? Или бабы языками чешут? — тоненьким голоском поинтересовался парнишка, тараща на деда голубые глазенки.

— А кто ж такое треплет? — строго спросил старик, кряхтя и бурча себе что-то поднос, присел, чтобы оказаться лицом к лицу с внуком, уже пожалевшим о своем любопытстве.

— Так. Слышал давеча, — мальчонка спрятал глаза, делая вид, что полностью погружен в созерцание ползущей по листику улитке.

— Матвейка! — старик был настроен серьезно, а в таком расположении духа спорить с ним себе дороже.

— Аграфена по утру сказывала, — со вздохом сдался Матвейка. — Мария-то хозяйством еще не обзавелась, вот и молока брать пришла. Я мимо бёг и услыхал. Она так и сказывала «прокляты мы за грехи какие-то давешные и не нами сотворенные».

— Тьфу ты, — плюнул на землю дед и с досадой почесал затылок. — А ты-то сам чего думаешь?

— Я-то? — малец сперва растерялся — дед вольнодумства всякие не поощрял, но тут прямо интересовался его, Матвейки, мыслями, поэтому он и выдал. — Прокляты, точно!

— Поди ж ты! — старик поднялся на ноги и задумчиво посмотрел на реку. — Разве ж мало нам дадено? Дома справные, ребятня нарождается здоровая, сытно и дружно живем. А вокруг какая красота! Глаза-то раскрой!

Он обвел рукой пространство, словно направляя неразумное дитя. Следуя взглядом за дедом, Матвейка невольно залюбовался. Прямо перед ними юркой змейкой вилась река, горделиво неся свои воды меж извилистых берегов. Солнце отражалось в ее зеркальной глади, рассыпаясь при малейшем дуновении ветерка на миллиарды мельчайших брызг. А какой вокруг стоял дурман! Босые ноги мальчонки утопали в густой и сочной траве, покрытой цветочным ковром, над которым без устали гудели пчелы, вплетаясь своей партией в гармоничную мелодию журчащей воды и щебечущих птиц.

— Хорошо, дедунь! — счастливо прищурился мальчонка. — Токмо вот… уехать мы не можем. Проклятые мы.

— А чегось отсюдова ехать? — изумился дед. — Кудысь бежать? Но а ежели, кто и хочет, пущай едет. Были же такие!

— Агась, — возмутился Матвейка. — Вона как батяня мой убег отсюда и не возвернулся, сгинул совсем!

Он шмыгнул носом, стараясь не выдать обуревающих его эмоций. Легко ли без отца расти! Вон Ванятка, Егорка, да и другая соседская пацанва вся при отцах. Бывает, конечно, всыплет батя по пятое число за шалости, но они и не обижаются. Знамо дело — батя! А вот Матвейке так не повезло! Он снова шмыгнул, тайком оттирая предательские слезинки рукавом рубашонки.

— Вона что! — дед сорвал травинку и принялся задумчиво ее пожевывать. — Ты уж не серчай, пострел, но батя твой непутевый. От того и сгинул вдали от родной земли.

— А тетка Мария? — не сдавался мальчишка. — Тоже ведь до городу подалась, а обратно чуть живая возвернулась.

Старик нахмурился — слишком много разговоров ходит по селу и все не для детских ушей и умишек.

— То другое, — бросил коротко.

— Опять другое?

— Другое. Живая же. Возвернулась. Вот и неча.

— Нетусь проклятия, — будто про себя проговорил Матвейка и с облегчением добавил. — Хорошо это.

Что-то в его голосе насторожило старика, и он внимательнее посмотрел на потупившегося внучка.

— А ну-ка выкладывай! — строго приказал он и для острастки легонько дернул Матвея за ухо.

— Аяяй! За что, дедунь? — завопил мальчонка и попытался дать стрекача в сторону леса, но дед ловко ухватил его за край рубахи и приподнял над землей.

— Выкладывай, говорю! — рявкнул он прямо в лицо зажмурившему от страха внуку. Тот пискнул и вдруг совершенно по-детски разревелся, размазывая слезы грязной ладошкой, оставляющей на худом личике черные следы.

— Ладно ты, ладно, — засуетился дед, ставя парнишку на ноги и неловко приобнимая его. — Не виновачу я тебя, вот только беду чую.

— Нет же проклятия, — икая оправдывался Матвей, — чегось пужаться-то?

— Проклятия нет, а беда зверем диким всегда подле кружит, — авторитетно заявил дед. — Говори, сечь не стану.

Мальчонка недоверчиво покосился на деда. Тот был строгим, но справедливым и словами не бросался.

— Мальчишки на утес сегодня идти засобирались, — выдал он, ощущая себя предателем, но старик уже не видел его виноватого лица.

Он резко развернулся в сторону от реки, где черной глыбой высился утес, на который ни одного из сельчан даже медом не заманишь! Зови — никто не пойдет! С малых лет все научены — в долине безопасно, а на утесе зло лютует и нет от него спасения. Таков откуп… плата за жизнь…

— Дедунь, ты чегось? — Матвейка испуганно теребил уставившегося на утес остекленевшим взглядом деда.

— Да не шуми ты, пострел, — пришел в себя тот. — Кто собрался? С чьих дворов? И когда?

— Дедунь, как я? Выдам, так им так всыплют, что они в мою сторону только плеваться будут, — заканючил мальчонка.

— Не выдашь, а спасешь, — отрезал дед. — Не возвернется оттуда никто.

Матвейка деду верил всегда, но сейчас было в его тоне что-то такое, поднимающее из глубин детской души самые темные и потаенные страхи. Он снова икнул и как на духу выдал:

— Емельян, Ванятка и Михайло с крайнего двора. Меня звали, да я отказался. По луне собрались бежать. Сперва через луг, а том через брод и в лес. Сказывали, что там ужо не поймают и не возвернут.

— По луне, говоришь, — старик заволновался и рассеянно потеребил внука за выгоревшие вихры. — Беги домой, мать небось уже все глазья проглядела, а я по дворам пройдусь.

— Дедунь, — мальчонка отбежал на пару шагов, но снова вернулся, — а ежели проклятия нет, то ЧТО есть? Что-то же есть?

— Поди ж ты, — восхитился дед, — чуешь значится… ладно будет тебе на ночь сказка. Беги.

Когда долину укрыла от посторонних глаз настолько темная ночь, что в других краях и за всю жизнь не встретишь, а тут — дело обыденное, в домах по давней традиции разом погасли все огоньки. В большинстве дворов было тихо, а в других обиженно сопели мальчишки, которых матери с отцами отходили по спине хворостинами так, что и признаться кому стыдно. Матвейка тоже не спал. Дед запер дверь и прошаркал к его лавке.

— Спишь, пострел? — шепнул, присаживаясь на край.

— Неа, дедунь. Как уснешь-то тут…

— Ладно, ладно, — старик похлопал по одеялу. — Легенда есть. Древняя как сама жизнь в этих местах. Жизнью рожденная и кровью по счетам оплаченная. Слухай, значится…