За Серебряным утесом

Ольга Пашута (2024)

Их было двое — Он и Она, но люди уничтожили их, заставив пойти на страшную сделку с Великим Хроносом с помощью пограничницы Малуши. Но и этого им оказалось мало и тогда люди призвали Смерть. Так родилось проклятие Серебряного утеса, связавшего судьбы всей долины в тугой узел

Глава 3. Начало

Он несся, не чувствуя под собой лап и не выбирая пути. Становившиеся все более редкими удары Ее сердца толкали его вперед просто с невероятной скоростью. Лишь каким-то чудом он не свернул себе шею, с ходу не влетел в избытке расставленные капканы и кубарем не слетел в обледенелый овраг, откуда со своей ношей было бы уже не выбраться. Чудом…

Этот дом он учуял раньше, чем смог разглядеть сквозь плотно переплетенные ветки деревьев мечущийся, чуть размытый свет свечи в оконце и курящийся над крышей дымок.

Небольшая бревенчатая избушка с кривым крыльцом оказалась огорожена высоким и остро заточенным частоколом, через который зверью не перемахнуть. Он осторожно обошел ограду с боку и заприметил распахнутую настежь калитку. Будто кто-то ждал его… Обострившееся до предела чутье подсказывало, что частокол окружает нечто неведомое, чему у него не могло быть объяснений. Как и все дети леса, он помнил и свято чтил простое, извечное правило — не стоит близко подбираться к пограничному миру и тогда сохранишь свою жизнь. Но сейчас выбора не оставалось! От присутствия чуждой силы, окутывающей и буквально выдавливающей его отсюда, шерсть на загривке поднялась дыбом, но вместо того, чтобы броситься прочь, он опустился на землю и, перевалившись на бок, аккуратно переместил Ее тело на притоптанный снег. А потом завел свою песнь, вложив в нее все полноту отчаяния, слабо приправленного медленно угасающей надеждой.

Она выбежала из домика почти сразу, на ходу скручивая в тугой узел распущенные волосы, блеснувшие медью при свете луны. Нисколько не опасаясь диких зверей в своем дворе, она склонилась над Ней, осматривая и ощупывая раны быстрыми, умелыми движениями. Он потянул ноздрями воздух — от нее пахло людьми, но не теми, что жили вдолине. Она источала удивительно тонкий аромат человека, смешанный с запахами шерсти, из которой было соткано ее длинное тяжелое платье, сушеных трав, молока и чего-то еще, совершенно незнакомого и потому странного. Если бы он умел философствовать, то назвал это самой Жизнью. Девушка пахла Жизнью, первоначальным ее источником, который ему доселе ни разу не встречался. Среди волков ходили легенды о людях, несущих в себе свет источника Жизни. Когда-то они заселяли все вокруг, но уже давно их следы затерялись… Так утверждали старейшины, так им говорили их старейшины, а до того и другим поколениям молодняка. А вот эта обеспокоенная человечка пахла Жизнью, что обязательно должно что-то, да значить…

— Какие чудовища это сотворили? — изумленно прошептала она и он, напряженно вслушивающийся в происходящее, различил в интонациях человечки жалость с примесью гнева, возродившие в нем надежду. — Покажи мне.

Она смело шагнула к распластанному на земле огромному волку и по-хозяйски обхватила его шишковатую голову маленькими ладошками, пристально вглядываясь в золотистые глаза. Он заволновался и что-то заворчал, но она успокаивающе и немного покровительственно улыбнулась. Он никогда раньше не видел улыбки от тех, кто нес детям леса только смерть, и растерялся. Но она продолжала смотреть, поглаживая его, дрожащего и измученного, тонкими пальчиками.

— Чудовища! Необразованные, беспощадные и жадные, — ее расширенные зрачки впитали в себя его боль и стало немного легче.

Она отпустила его и снова метнулась к Ней. Он так внимательно следил за каждым движением совсем юной ведьмы, что не заметил постепенно стягивающихся к домику детей леса. На частоколе обустроилась пара филинов, застыл рядом с девушкой мощный сохатый, лопотали без умолку прискакавшие неизвестно откуда белки. Жизнь кипела вокруг, но он всем своим существом ощущал только одно — как она по капле вытекает из единственного дорогого для него существа.

Плечи ведьмы устало опустились. Она уставилась на него покрасневшими, почему-то ставшими влажными глазами и излишне резко спросила:

— Что ты смотришь на меня с такой надеждой? Чего хочешь? Ты опоздал! Я не всесильна. Она уже почти перешла в Холодный мир, откуда никто не возвращается. Понимаешь? Уходи. Убирайся прочь. Давай!

Она вскочила на ноги и замахала на него руками, но он даже не вздрогнул и не отвел от человечки желтых глаз. Не мигая, он смотрел на нее и жалобно поскуливал, позабыв о своем статусе хозяина здешних мест, силе и опыте. Здесь он был просителем и с радостью согласился бы на любую озвученную цену. Но ведьма не собиралась торговаться.

— Да что же с тобой делать? — раздраженно выпалила она и, сжав кулаки, развернулась к Ней. Вновь руки заскользили по белоснежной шерсти, пропитанной во многих местах кровью, сменившей уже свой алый оттенок на бурый. Он предчувствовал скорое наступление рассвета и тем отчетливее понимал, едва первый бледный луч нащупает путь через лесную чащу, Она навсегда покинет этот мир. Он завыл еще жалобнее.

Ведьма отняла руки от волчицы и опустилась прямо перед ним на холодный снег, даже не поморщившись от брошенных прямо в лицо порывистым ветром обжигающе-колючих льдинок.

— Есть одно заклинание. Давно утерянный способ, — она почти прижалась лицом к его морде, отчего каждое произнесенное шепотом слово, гулкими каплями падало куда-то внутрь его, прорастая отчаянной надеждой. — Если у меня получится, она останется жива, но… цена… Великий Хронос возьмет с тебя свою цену, прямо сейчас. И, возможно, она будет непомерна. Ты узнаешь об этом только потом. Готов ли ты на такую сделку?

Полыхнувшие желтые глаза говорили сами за себя. Человечка грустно кивнула:

— Я тебя поняла. Но подумай, может лучше не вмешиваться в ход событий? Отпусти ее и иди дальше. Так случилось… Сделки с Великим Хроносом всегда оборачиваются против просителя.

Он вновь завыл, и она услышала в этой песне решимость пойти на любые жертвы.

— Твой выбор, — она поднялась и рожденным какой-то внутренней мощью, заключенной в девичьем теле, голосом скомандовала. — Все вон!

Зверье улепетывало наперегонки, едва не передавив друг друга. Во мгновение ока двор опустел. Лишь он не сдвинулся с места.

— Ждешь особенного приглашения? — ведьма едва взглянула на него из-за плеча.

Он проигнорировал ее слова, просто вытянулся, положил морду на лапы и закрыл глаза.

— Как знаешь, — она равнодушно пожала плечами и вскинув руки к небу, начала творить магию.

Он шкурой ощущал ее, растекающуюся по двору и проникающую в каждый его уголок магию. Несмело притрагивающуюся к каждому живому существу в поисках предназначенного ей. Он слегка приоткрыл глаза.

Человечка стояла рядом с Ее телом. Она запрокинула голову вверх и выкрикивала прямо в зависшую над ними тучу слова на самом древнем из существующих в мире языков, понятных всем существам без исключения — посвященным людям, детям леса, пограничницам. Каждое новое слово рождало вспышку молнии, сопровождающуюся мощным раскатом грома. Занявшийся в ответ ветер закружил вокруг волков и ведьмы, подняв вверх крупянистый снег и включая в свой безумный танец, играючи обломанные только что ветки с деревьев. За пределами этой круговерти уже ничего нельзя было разглядеть. Ему даже показалось, что время пошло вспять, не допуская занявшегося почти рассвета. Всполохи молний становились все более частыми, ускорял свой темп и свистящий ветер. В какой-то момент ведьма выкрикнула последнее слово и все остановилось, замерло, будто замороженное по чьей-то неведомой воле. А потом с неба обрушилась ослепляющая молния, пронзившая насквозь Ее тело. Он содрогнулся от боли и погрузился в черный провал, успев ощутить какой-то новый и совершенно незнакомый запах.

— Просыпайся, — рука человечки теребила его за холку.

От неожиданности он оскалился и вскочил на лапы, но тут же вспомнил, где находится. Ведьма смотрела на него тепло, но с невообразимой печалью и жалостью.

— Это все, что я смогла сделать. Великий Хронос взял свою плату, — она отошла в сторону, позволяя ему разглядеть распластанное на снегу тело.

На подтаявшем снегу лежала… девушка. Обнаженная, с молочно-белой кожей и доходящими до пояса платиновыми волосами. Он недоуменно подошел к ней, ткнулся носом в плечо и испуганно отскочил. Тело человека пахло Ею, сердце билось в Ее темпе, распахнутые золотистые глаза были Ее глазами.

Ведьма положила руку ему на спину.

— Она жива, но больше не принадлежит тебе. Ей надлежит уйти в мир людей, вход в который тебе закрыт, — строго сказала человечка. — Отныне ее жизнь связана с ними и лишь восход Кровавой Луны будет возвращать тебе ту, которую ты столь истово любишь. Эти ночи у вас никто не отнимет. Задолго до их наступления ты ощутишь непреодолимую тягу вернуться, как и она. Под Кровавой Луной она будет только твоей, а ты ее. И нет для вас иного пути — отныне и вовеки веков. Все, убирайся отсюда. Уходи. Больше ничем тебе не помогу.

Она обернулась и бережно приподняла с земли дрожащую от холода незнакомку с Ее сердцем, помогая сделать первые шаги маленькими, узкими ступнями. Они двинулись к домику, а он бросился прочь, не разбирая дороги. И лишь оказавшись на самом краю утеса, задрал морду к рассветному небу и огласил округу душераздирающим воем, вселившим священный ужас в каждого обитателя долины.