Последний мерзавец

Ольга Сергеевна Рузанова (2024)

Последний мерзавец — так шептались о моем сводном брате в городе. Однако репутация дебошира и бабника лишь подогревала интерес к нему женской половины населения. Дамы любили его так же сильно, как их мужья ненавидели. Однажды очередь дошла и до меня, и теперь я не знаю, как жить дольше.– Значит, все, что говорили о вас, это правда?! — мечусь взглядом между ними двумя. — Все это время вы встречались за моей спиной?..Илья молчит. Шевеля челюстью, мрачно смотрит на меня и молчит.

Глава 12

Илья

Ждали.

На въезде в поселок и в поместье самого Берга.

Впечатляет, да. Но не настолько, чтобы тут же воспылать к бабке родственными чувствами.

Охрана на въезде и огромный, в два этажа, особняк в стиле старинных русских усадеб. Белые колонны, террасы с ограждениями из фигурных балясин. Широкое полукруглое крыльцо и растения в кадках на ступенях.

Кажется, будто из дома вот-вот выйдет помещица и крикнет: «Васька, топи баню, барыня париться желает!»

Но нет. Пока медленно качусь к крыльцу, дверь открывается и на улицу выходит моя родная бабка. Встав у удерживающей балкон белой колонны, смотрит, как я приближаюсь. Видно, что волнуется, хоть и держит лицо. Я же, напротив, абсолютно спокоен. Я на сегодняшнем представлении — приглашенный зритель и слушатель. У меня нет причин дергаться.

Остановившись ровно у первой ступеньки, ставлю байк на подножку и снимаю шлем.

— Добрый вечер.

— Здравствуй, Илья.

Осматриваясь по сторонам, вешаю его на руль и прохожусь пятерней по волосам.

Круто, да. Памятник снобизму и понтам покойного Берга. Барин, бля.

— Зайдешь? — Отводит руку в приглашающем жесте. — Галина сладкий пирог испекла.

— А гусь в яблоках будет? — не удерживаюсь от сарказма.

На сморщенном лице бабки мелькает подобие улыбки. Шутка оценена. Я польщен.

Внутри дома все так, как я себе представлял: как в Художественном музее имени Пушкина. Ряд картин на стенах, светильники в виде канделябров и вензеля на перилах лестницы.

— Здравствуй, Илья, — доносится откуда-то сбоку тоненький голос болонки.

Поворачиваю голову и вижу ее стоящей в арочном дверном проеме. Отправляю взгляд прогуляться по ее фигуре и, зависнув на мгновение на округлых коленках, возвращаюсь к порозовевшему лицу.

— Привет.

— Ты голоден? — спрашивает бабка. — Можем поужинать, а потом поговорим.

— Евгения Карловна, я сюда не харчеваться приехал. Давайте сразу к делу.

Милена, переступая с ноги на ногу, заметно нервничает. Кусает нижнюю губу, вызывая во мне глухое раздражение.

— Тогда… — Указывает рукой на массивную дверь из темного дерева. — Прошу.

Очевидно, кабинет. В центре тяжелый стол, одну стену занимают шкафы, под завязку забитые книгами, вдоль другой стоит диван и два кресла.

— Присаживайся. Воды? Может, чего-нибудь покрепче?

— Я за рулем, — отбиваю, без стеснения осматриваясь.

Бабуля обходит стол и опускается в кожаное кресло. Я сажусь на диван. Милена остается за дверью.

— Это кабинет твоего покойного отца.

Если она рассчитывает на реакцию с моей стороны, то ее не будет. Уперевшись локтями в широко разведенные колени, я молча смотрю в ее лицо.

Бабка еле заметно улыбается. Я же открыто разглядываю ее, потому что впервые вижу ее так близко. Она невысокая, худощавая, но чувствуется в ней стать и порода. Спину держит подобно английской королеве. Взгляд свысока.

— Я рада, что ты приехал.

Киваю, поощряя ее говорить дальше.

Евгения Карловна усмехается. Выглядит слегка удивленной.

— Ты очень похож на своего отца.

— Мне это не льстит и не вызывает трепета. Давайте ближе к делу. Что вам нужно от меня?

Отведя взгляд, она приглаживает аккуратно собранные в пучок светлые волосы и касается вдетой в ухо серьги.

— Я хотела поговорить о… тебе… о нас…

— Каких еще нас?

— Согласна, звучит странно, но… ты мой единственный родной внук, Илья…

— И?..

— И я очень хотела бы поддерживать с тобой отношения.

— Правда?.. — Из горла рвется смех, но я вовремя сдерживаю себя. — Почему именно сейчас, Евгения Карловна?

Она прочищает горло и, поднявшись с кресла, наливает себе воды из графина. Сделав несколько глотков, снова садится.

— Ты знаешь, я была категорически против связи твоей матери и Льва. Она не была его достойна.

Я противоположного мнения, но, несмотря на закипающее внутри бешенство, решаю позволить ей выговориться.

— Более того, она не любила его и изменяла.

— Зачем мне эти подробности?

— Я хочу, чтобы ты знал предысторию.

— Вы позвали меня, чтобы очернить мою мать?.. — уточняю негромко.

— Нет. В том, что ты рос без отца, твоя мать виновата меньше всего, — заявляет она. — Ты тем более.

— Евгения Карловна, если вы думаете, что я обижен на вас и, не дай бог, претендую на что-то, то вы сильно заблуждаетесь. Мне от вас ничего не надо. Ни признания, ни денег.

— Я это вижу. И осуждать тебя не могу.

— Зачем тогда все это?

— Я хочу общаться с тобой.

— Зачем?

— Ты мой внук, — говорит она спокойно. — Называй это как хочешь. Инстинктами, чувством вины, которое страшно нести на тот свет, эгоизмом…

— Вот именно. Вы решили очистить совесть перед смертью?..

— Возможно. Внезапная кончина сына доказала, что нельзя быть уверенным, что сегодня ты не проживаешь свой последний день.

— Очень цинично.

— И тут тоже ты прав, — соглашается, немного подумав. — Последнее время это единственное, о чем я думаю. Почему я так и не решилась открыто противостоять Льву, прийти на поклон к твоей матери и официально признать тебя своим внуком…

— И почему же?

— Мне казалось, время еще есть. Я ждала, когда сын сам придет к этому решению, и, поверь мне, он был близок к нему.

— Да ладно, — смеюсь, не удержавшись.

— Последний год не было дня, чтобы он не говорил о тебе…

— Хорош… не смешно…

— Можешь спросить у Милены.

— Да мне срать!.. Даже если и так… Мне абсолютно похер.

— Ты имеешь полное право обижаться на нас…

— Вы меня слышите, нет? Мне не обидно. Мне похер! — повторяю с усмешкой. — Ваша фамилия ничего не стоит!.. Ничего! Ваши бабки не сделают меня счастливее!..

— Я это знаю и испытываю гордость за тебя.

— И вашей гордости за меня мне тоже не надо!

— Но что-то же тебе надо, раз ты приехал?

Я поднимаюсь на ноги и разворачиваюсь к выходу. Слышу, как Евгения Карловна тоже встает и идет за мной.

— Илья!..

Открываю дверь, выхожу из кабинета.

— Илья, я понимаю, что ты чувствуешь…

— Ничего я не чувствую.

— Но, пожалуйста, позволь мне хотя бы звонить тебе.

— Зачем?..

— Иногда, — добавляет она, глядя на меня снизу вверх. — Пожалуйста.

— Звоните… — пожимаю плечами, надевая ботинки.

В этот момент в поле моего зрения попадает белое пятно. Машинально повернувшись, вижу, как к нам приближается Милена. Заламывая руки, мечется взглядом от меня к бабке и обратно.

В груди вдоль ребер тугие струны натягиваются. Свербит, царапает, раздражает.

Красивая девчонка. Пиздец, какая красивая. Если бы не была Берг, давно бы на своем жеребце прокатил.

— Уже уходишь, Илья? — спрашивает, не скрывая разочарования.

— Да.

— Можно я провожу?

— Можно, — отвечаю, игнорируя мнение бабки на этот счет.