Последний мерзавец

Ольга Сергеевна Рузанова (2024)

Последний мерзавец — так шептались о моем сводном брате в городе. Однако репутация дебошира и бабника лишь подогревала интерес к нему женской половины населения. Дамы любили его так же сильно, как их мужья ненавидели. Однажды очередь дошла и до меня, и теперь я не знаю, как жить дольше.– Значит, все, что говорили о вас, это правда?! — мечусь взглядом между ними двумя. — Все это время вы встречались за моей спиной?..Илья молчит. Шевеля челюстью, мрачно смотрит на меня и молчит.

Глава 13

Милена

Вечернее солнце ласкает кожу приятным теплом. Ветра нет, и влага после ночного дождя за день испарилась.

Причин мерзнуть и трястись нет, но меня все равно колотит, словно я голая на ветру.

— Как прошел разговор? — спрашиваю, боясь, что Илья уедет прямо сейчас.

Судя по всему, не так, как хотелось бы бабушке, раз он не остался на ужин.

— Нормально.

Перекинув ногу, Илья седлает байк и открыто рассматривает меня. Если пытается смутить, то у него получается. Воспоминания о том, что было в его машине, вспыхивают в памяти объемными картинками.

Я неумолимо заливаюсь краской. Но… но все равно шагаю ближе и, остановившись всего в полуметре, касаюсь пальцем зеркала заднего вида.

— Илья… бабушка непростой человек, — говорю, глядя на приборную панель мотоцикла. — Она всегда говорит то, что думает, и иногда кажется черствой…

— Зачем мне эта информация?

— Я к тому, что она чувствует гораздо больше, чем показывает это.

Повернув ключ в зажигании, он заводит мотор и берется за шлем. Мое сердце урчит и вибрирует в такт урчанию двигателя байка, и вместе с тем становится тоскливо и тревожно от того, что он уедет вот так, не став к нам с бабушкой ни на шаг ближе.

— Илья… — прерывисто вздыхаю. — Ты приедешь еще?

— Зачем?

Надевает шлем и застегивает ремешок, глядя на меня сощуренными глазами.

— Ну… я могу хотя бы звонить тебе?

— Зачем?..

— Или писать… иногда…

Подняв подножку, он берется за руль двумя руками, поддает газу, словно ему не терпится уехать отсюда.

— У меня девушка есть…

Вспыхиваю как спичка.

— Я как сестра писать буду.

Вижу, как в уголках его глаз собираются мелкие морщинки.

— Ну, пиши… сестра.

С этими словами он опускает визор на шлеме и, объехав клумбу по кругу, уезжает к открывающимся воротам.

Смотрю вслед удаляющемуся красному стоп-огню, слышу, как, оказавшись за пределами участка, он резко газует, и стою на крыльце, пока рев мотора полностью не растворяется в воздухе.

Сердце еще долго не может успокоиться. Меня бросает то в жар, то в холод. Отчего-то горят губы — будто он снова коснулся их.

Через пару минут спиной открывается дверь, и ко мне подходит бабушка.

— Расстроилась? — спрашиваю, оглядываясь через плечо.

— Нет.

И действительно, разочарованной она не выглядит. Скорее — взволнованной или взбудораженной.

— Что он сказал тебе? Почему не захотел остаться на ужин?

— Я и не рассчитывала, что он на него останется, — проговаривает она с улыбкой. — Он приехал получить ответ на одни вопрос, и он его не получил, а значит, приедет снова.

Я догадываюсь, о чем речь. Илья хотел узнать, почему его не приняли? За что так с ним поступили?..

— Думаешь?..

— Да. У него характер своего отца, но чести и достоинства побольше будет. Он мне нравится. — Поворачивает голову и смотрит в мои глаза. — А тебе?

— Мне?.. — Хмыкаю слишком поспешно. — Не знаю… он… помог мне тогда и до дома подвез…

— Илья красивый мужчина.

Мои щеки горят, но я выдерживаю взгляд бабушки. Неужели она заметила, как я смотрю на него?

— Да, наверное… — бормочу тихо.

Улыбнувшись, она разворачивается и уходит в дом. Я же остаюсь гадать, что бы все это значило.

Позже, вечером, после болтовни с подружками в чате и расслабляющей ванны, мне звонит мама. Обычно мы созваниваемся не чаще одного-двух раз в неделю, но в последнее время общаемся едва ли не каждый день.

— Как твой зачет, дочь? — раздается в трубке мамин бодрый голос.

— Сдала. Как у тебя дела? Как новый проект?

Она, как и прежде, работает на телевидении, но постоянной должности у нее нет — заменяет то одного, то другого. И, что сильно ее расстраивает, в кадр не выпускают.

— Меня на другой перекинули… достали…

— Интересный?

— Так себе… — отмахивается немного нервно. — Лучше расскажи, как у вас дела. Абрамов приезжал?

Наверное, зря я маме про него рассказала. Не подумала, что ей неприятно может быть. Тот, кого все считают виновным в разводе Бергов, теперь в их же доме желанный гость. Мне кажется, мама относится к этой ситуации очень болезненно.

— Приезжал, да, — отвечаю негромко. — Поговорил с бабушкой и уехал.

— О чем поговорил? — оживляется она. — О чем они говорили, Милена? Ты слышала?..

— Нет. Они разговаривали в кабинете Льва Давидовича.

— И что?.. Что было потом?.. Что сказала старуха?

— Н-ничего… они поговорили, и он уехал…

— Она хочет все переписать на него?

— Нет. — Перевожу дыхание, потому что от напряжения, что я сейчас испытываю, давит в груди и не хватает воздуха. — Ничего такого я не знаю.

— О чем же тогда они говорили? Ведь есть же у твоей бабки какой-то план.

— Знаю только, что они договорились созваниваться иногда.

— Будут общаться?

— Я не знаю!.. — давлю голосом.

Мама замолкает на несколько секунд, а затем в трубке раздается тяжелый вздох.

— Ох, Миленка… смотри, как бы Берги тебя не пнули из своей семьи, как меня когда-то. Держись там… крепче…

Дальше разговор не клеится — у меня пропадает настроение и желание общаться с ней. Попрощавшись и договорившись на днях снова созвониться, мы разъединяемся.

Уснуть долго не получается. Кручусь, сбивая постельное белье в комок.

Слишком много впечатлений, мыслей и событий. Что-то из огромного обилия пережитого за сегодня не дает успокоится — сидит занозой в самом труднодоступном месте моего мозга. Колет и царапает. Пробуждает какое-то неприятное чувство.

Перебираю события дня с самого начала. Стопарюсь на моменте, когда увидела, как Илья заходит в дом и как открыто разглядывает меня.

Потом вспоминаю разговор у террасы. Интуитивно чувствуя, что уже близко, хватаю воздух ртом и поднимаюсь на локтях.

«У меня девушка есть», — всплывает в памяти его брошенная с усмешкой фраза.

Несильный толчок в грудь опрокидывает меня на подушку.

Господи…

Я конченая дура.