Голодная луна

Рэмси Кэмпбелл (1986)

Небольшой городок Мунвелл чтит свои традиции, корни которых уходят еще в друидические времена. Как говорят легенды, в пещере рядом с городом обитает жуткое неземное существо, которого могут усмирить только древние ритуалы. Но с приходом в город радикального проповедника Годвина Манна все меняется. Местные жители попадают под влияние его фанатизма, и освященные временем традиции разрушаются. Вскоре вокруг начинают происходить странные вещи, затем Мунвелл окружает непроглядная тьма, из которой не вырваться, сам он исчезает с карт. А люди, живущие в нем, меняются. Бессмертное зло рвется на волю, и его желания простираются далеко за пределы маленького городка. И тем, кто все это время сопротивлялся Манну, теперь придется сразиться с чем-то, неподвластным человеческому разуму.

Глава десятая

— Надеюсь увидеть вас сегодня вечером в пабе, миссис Уэйнрайт… Фиби.

Если он назовет ее миссис Уэйнрайт, думал Юстас, она попросит называть себя Фиби. Так будет лучше. Он точно знал, что скажет ей, пока не повернул на Черч-Роу, после чего так сильно дернул свой воротник, что оторвавшаяся пуговица выкатилась на проезжую часть и рассыпалась в прах под колесами микроавтобуса. Миссис Уэйнрайт, решил он, и теперь ему осталось пройти вдоль Роман-Роу, открыть ярко-зеленую деревянную калитку, войти под арку, увитую цветущими растениями, оказаться на тропинке из гравия, которая выдаст его присутствие не хуже сторожевого пса, поднести руку к свинцовому дверному звонку, сделать глубокий вдох и задержать дыхание, пока не окажется с ней лицом к лицу, чтобы на выдохе задать ей свой вопрос. Юстас сделал глубокий вдох и понял, что забыл достать журнал, который собирался ей доставить. Он так резко вытащил его из почтовой сумки, что рассыпал ее содержимое у входа в коттедж, как раз когда его хозяйка открыла входную дверь.

Юстас опустился на колени, чтобы собрать письма, и представил, как выглядит со стороны — словно тайный воздыхатель, павший ниц перед дамой своего сердца, которая даже не догадывается о его чувствах. Она присела на корточки, чтобы помочь ему, и ее платье обтянуло полные бедра. От этого зрелища он чуть не упал навзничь. Юстас почувствовал вересковый запах ее духов, обратил внимание на светлые веснушки на обнаженных руках, на ложбинку между ее большими грудями, на темно-карие глаза, небольшой нос, ярко-розовые полные губы, светлые волосы, убранные в длинный хвост. Когда она отдавала ему собранные письма, ее теплая мягкая рука коснулась его.

— Большое спасибо, — пробормотал он, резко вскочил на ноги и понял, что смотрит сверху вниз прямо ей в декольте.

Она встала с изяществом, которое потрясло и тронуло его.

— Если хотите, можете разобрать письма на моем столе.

Ее гостиная оказалась такой же опрятной, как у него, — комната одинокого человека. Камин, который она сделала сама, украшали каменные плиты со следами ископаемых окаменелостей. Юстас уронил письма на вышитую скатерть и перевел взгляд с фотографии ее покойного мужа — длинное лицо, разделенное надвое усами, — на фотографию Фиби, сделанную в прошлом году во время украшения пещеры. Женщина казалась крохотной на фоне цветочного панно, изображавшего воина с мечом в руках, облаченного в золото.

— Вы же будете наряжаться и в этом году? — спросил он, внезапно представив ее обнаженной и не зная, куда перевести взгляд.

— Не волнуйтесь, я понимаю, что вы имеете в виду, — рассмеялась она, потом помрачнела и продолжила: — Некоторые горожане, которые обычно принимали участие в церемонии, начали отказываться. Но я надеюсь, рук нам хватит. Мне не хотелось бы, чтобы наш город жил по указке того, кто даже ни разу не видел церемонию.

— Согласен. — Спроси ее сейчас, увещевал голосок в его голове, и так громко, словно он слышал его в наушники. Но у Юстаса было ощущение, будто проглотил суперклей, и он молча продолжил разбирать письма. Наконец закончил, глубоко вдохнул и смог лишь выдавить из себя «спасибо».

Юстас неуклюже направился к двери, надеясь поскорее оказаться на улице и в одиночестве, но тут она спросила:

— Вы приходили только для того, чтобы выгрузить письма на моем пороге?

— Простите, что-то у меня в голове затуманилось. — Он вручил ей журнал и вспомнил, что ее муж работал медбратом и погиб два года назад, съехав с дороги во время тумана. — Хотя вам вряд ли до смерти хотелось его прочитать, — сказал, и ему тут же захотелось засунуть голову в свою сумку почтальона.

Она нахмурилась и улыбнулась одновременно. Их прервал звонок в дверь. На пороге стояли две женщины с просветленными лицами. Их сумки были набиты брошюрами и книгами.

— Вы хотите впустить Господа в свой дом? — спросила одна из них.

Юстас проскользнул мимо:

— Я как раз ухожу, чтобы ему было достаточно места.

— Боюсь, мне тоже нужно идти, — сказала Фиби женщинам, а потом крикнула Юстасу: — До встречи! Жду не дождусь вашего шоу в пабе.

Он так обрадовался, что чуть не пошел сразу домой, не окончив доставку писем. Когда с корреспонденцией было покончено, Юстас вернулся в свой коттедж между Хай-Стрит и крутым склоном, ведущим на пустоши. Он лег на кушетку и посмотрел скетч, в котором Стэн Лорел спалил дом Харди^[5], помогая тому убраться после вечеринки. Наконец ему не нужно было убеждать себя в том, что бывают люди более неуклюжие, чем он.

Потом он сходил в забегаловку на Хай-Стрит и купил фиш-энд-чипс навынос. Поужинав, он пошел по темнеющему городу в «Однорукого солдата». В пабе было многолюдно. Среди людей, собравшихся в помещении под низкими дубовыми балками, оказалось не так много знакомых лиц. Паб пользовался популярностью во время живых выступлений, как сегодня, или когда Эрик, владелец заведения, устраивал показ какого-нибудь фильма на экране проектора. В углу Юстас заметил продюсеров с шеффилдской радиостанции. Энтони, тот самый, который пожалел потраченную на него пленку, откинул с лица седые волосы. У Юстаса не было времени пообщаться с ними, даже если бы он хотел это сделать. Он всегда приходил почти к самому началу своего выступления, чтобы не растратить чувство уверенности. Эрик купил ему пинту эля и объявил:

— Занимайте места, дамы и господа, сейчас выступит наш местный комик, Юстас Гифт.

Фиби в зале не оказалось.

Юстас отпил немного пива, чтобы не пролить, и протиснулся между столиков к сцене. Он докажет Энтони с шеффилдской радиостанции, что умеет смешить людей. Он сам это понял однажды вечером, когда делился с Эриком своими злоключениями и не заметил, как остальные посетители начали прислушиваться к их разговору. В конце концов все принялись подбадривать его и угощать выпивкой. Придется начинать без Фиби. Шоу должно продолжаться.

— Вот он я, собственной персоной, — сказал он, усаживаясь на высокий табурет в центре сцены. — Юстас по имени и по натуре своей.

Миниатюрная женщина за столиком у окна громко рассмеялась.

— Имя Юстас, дорогуша, означает «хороший урожай», — пояснил он.

В зале послышалось еще несколько сдержанных и скорее вежливых смешков.

Он озирался по сторонам в поисках собеседника, так как был убежден в том, что стоит рассмешить одного зрителя, как он заразит смехом остальных. Тут дверь открылась и в зал вошла Фиби.

Она запыхалась. Возможно, она бежала, чтобы успеть к началу его выступления. Женщина виновато улыбнулась ему, и Юстас почувствовал себя на несколько сантиметров выше.

— Я помогаю письмам найти адресатов в Мунвелле, а Фиби Уэйнрайт помогает младенцам появиться на свет. Хорошо, что не наоборот. Страшно подумать, что было бы, если бы малыш ошибся адресом.

Еще несколько вежливых смешков. А продюсеры отреагировали на шутку, лишь слегка пошевелив губами. Пора предложить им кое-что поострее.

— У нас в Мунвелле много чего поменялось с тех пор, как его облюбовали миссионеры. Кто знает, может, нам придется переименовать почтовые ящики в ящики для посланий. Только не говорите мне, что вы думали, что послание — это когда владелец выгоняет вас из паба после закрытия.

Отец О’Коннелл, сидевший рядом с Дианой Крамер, рассмеялся, как и продюсеры.

— Я слышал, что Годвин Манн отдыхает в своем номере с тех самых пор, как явил себя местному народу, — продолжил Юстас с самым невинным видом. — Только никому не говорите, хорошо? Наверное, у него часто болит голова из-за того, что он постоянно слышит голос Бога. Хорошо, что такого со мной не происходит. Уверен, что я бы вклинился в чужой разговор и услышал что-то вроде: «Пристегни ремни безопасности» или «Какого цвета у тебя белье?»

Он протянул руку к бокалу, но так и не взял его. Вместо смеха публика отреагировала холодным молчанием. Он услышал лишь несколько запоздалых смешков. Юстас отпил немного эля и заметил, что мясник у бара смотрит на него с таким видом, будто хочет, чтобы он сменил тему. Не может быть. Мясник с самого начала скептически относился к святошам.

— Кажется, в номере мистера Манна стало слишком тесно, — сказал Юстас. — Поэтому его люди ходят по городу и интересуются, согласится ли кто-нибудь впустить Бога в свой дом.

Когда Стив, второй сотрудник шеффилдской радиостанции, рассмеялся, зрители уставились на него. Воцарилось молчание, хотя не такое зловещее, каким оно казалось Юстасу. Он боялся потерять контроль над собой и над аудиторией. Пора призвать на помощь Угрюма и де Прессье, в отчаянии подумал Юстас.

— Эй, мистер Угрюм, они хотят, чтобы мы впустили Бога к себе.

— Скажите, не берем жильцов, месье де Прессье.

— Они говорят, мы не можем его прогнать, он слишком большой.

— Да чтоб его, ты же знаешь, что нас теперь ждет? Хлеба́ и рыбы на ужин каждый день.

Никто не смеялся. Юстас уставился на незнакомую женщину, надеясь, что она хотя бы улыбнется, но та всем своим видом показывала, что ждет не дождется, когда начнется следующее выступление. И он решил не заставлять ее ждать.

— На этом все. Я и фирма «Угрюм и де Прессье» прощаемся с вами, — сказал он, почти заикаясь. — Время для музыки от нашего Билли Белла.

Зрители уставились на него, словно услышали очередную плохую шутку, и он подумал, что случайно оговорился. Нет, в невидимых наушниках он слышал, что сказал то, что и хотел. Юстас спустился со сцены и направился в темный угол, чтобы успокоиться. Бородатый Билли, сын начальницы почтового отделения, поднял гитару над головой и пошел к сцене. Молодая женщина встала из-за столика и преградила ему дорогу.

— Можно я расскажу хороший анекдот? — спросила она.

Билли не знал что ответить.

— Давай! — закричали зрители.

Она была высокой, и ее румяное лицо озаряла широкая улыбка, которая словно говорила, как ей хочется поделиться своим анекдотом. Зрители засмеялись, когда она присела на краешек сцены.

— Жил-был ирландец по имени Саймон О’Сайрен, — начала она и захихикала. — И однажды он узнал, что его уволили. И он сказал себе: мне повезло, лучше я потрачу все сбережения на путешествие за границу, чем буду сидеть дома и бездельничать. И вот он отправился в Израиль на несколько недель и оказался в Иерусалиме, потому что кто-то ему сказал, что там будет праздничное шествие. И вот он стоит в толпе и ждет, когда шествие пройдет мимо, и в этот момент карманник крадет все его деньги. Тогда Саймон говорит себе: ну вот, что за напасть, а я готов был поклясться, что сегодня мне повезет.

Юстас был в замешательстве. Мало того, что в ее анекдоте не было ничего смешного, особенно в фальшивом ирландском акценте женщины, так она еще окончательно похоронила шутку, захихикав раньше времени. Но зрители вокруг него улыбались, а кто-то даже засмеялся, а она продолжала:

— Он оглядывается в поисках полицейского и слышит, что шествие приближается. Тогда ирландец говорит себе, что приехал сюда ради шествия и, может, оно стоит потерянных денег. Процессия приближается, и Саймон видит монетку посреди дороги. Он наклоняется, чтобы ее поднять, и тут мимо проходит шествие и люди что-то кладут ему на спину. Саймон говорит: «Ну что за напасть, я всего-то наклонился, чтобы поднять монетку, потому что решил, что сегодня мой счастливый день, а кто-то водрузил мне на спину крест». На что Иисус ему отвечает: «Хочешь услышать хорошие новости? Сегодня тебе действительно повезет».

Юстас в недоумении уставился на нее, а потом перевел взгляд на публику, которая отреагировала на последнюю фразу смехом и аплодисментами. Только сейчас он заметил, что многие посетители пили безалкогольные напитки, и вспомнил, что видел их среди последователей Манна. Нужно сообщить об этом продюсерам шеффилдской радиостанции. Но те уже выскользнули из паба.

Юстас вернулся в угол и обессиленно опустился на стул. Продюсеры не дали ему даже шанса оправдаться. Молодая женщина под непрекращающиеся аплодисменты рассказала еще парочку анекдотов о Фоме неверующем и Троице и потом спросила:

— Можно теперь я расскажу историю?

— Думаю, мы лучше послушаем музыку, — ответил владелец паба. Ему явно не нравилось происходящее.

Билли Белл взял в руки гитару, а голос из-за барной стойки сказал:

— Есть одна песня, о которой мне хотелось бы напомнить вам в канун праздника летнего солнцестояния.

Голос принадлежал местному старику Натаниэлю Нидхэму, жившему в коттедже на вересковых пустошах. Хотя некоторые считали, что ему больше ста лет, он все еще сохранял ясность ума. Старик поднял свое длинное морщинистое лицо к дубовым балкам, его белые волосы свесились за воротник, и начал петь громким чистым голосом:

Три храбреца отправились в поход как-то раз,

Чтоб найти Лунного Гарри и вырвать ему глаз.

Вот припев, подпевайте если хотите:

Спустись в пещеру, Гарри, хватит нас пугать,

Мы пришли с цветами, чтоб их тебе отдать.

Три храбреца бесстрашных вошли в темный лес.

И нашли там Гарри, который с неба слез.

Спустись в пещеру, Гарри…

Он пел, но лишь владелец паба подпевал ему. Старик продолжил песню, странно улыбаясь сам себе.

Три храбреца разрезали Гарри на куски

И к черной пещере его принесли.

Потом, когда на небе воссияла луна,

Три храбреца вернулись к могиле врага.

Их встретил хохот Гарри, потом он им сказал:

«Отдадут головы те, кто глаз забрал».

Один храбрец решил в пещеру посмотреть,

Лишился головы он и встретил свою смерть.

Два выживших бесстрашных закрылись на замок,

Но нет таких засовов, что мертвец бы вскрыть не смог.

«Кто стоит у двери? Назови себя!»

«Друг твой безголовый. Узнаешь меня?»

Храбрец испугался и выпрыгнул в окно,

Но никому от Гарри скрыться не дано.

Вот и второй бесстрашный головы лишился.

Два мертвеца бродят, третий затаился…

У Луны хохочущей зубы словно вилы.

Лунный Гарри вылезает из своей могилы.

Священник в колодце, ночь средь бела дня.

Некуда бежать, Гарри найдет тебя.

Спустись в пещеру, Гарри, хватит нас пугать

Мы пришли с цветами, чтоб их тебе отдать.

Юстас пришел в себя. Он не мог объяснить, как именно на него подействовала песня, но на время он забыл, где находится. Послышались жидкие аплодисменты. Мало кто обратил внимание на старика, но кого-то его песня возмутила. Когда Билли Белл наконец вышел на сцену, Диана подошла к Юстасу.

— Нам с отцом О’Коннеллом понравилось ваше выступление. Вам пришлось нелегко.

— Спасибо, — пробормотал Юстас и внезапно почувствовал сильное смущение. Он больше не мог притворяться, что не стесняется выступать перед аудиторией. Он больше никогда не сможет завоевать своих зрителей, да и что они о нем подумают, когда он снова выйдет на сцену? Сегодня в пабе было много горожан, которых он знал по работе. Осознание того, что ему придется доставлять им почту после этого позора, делало его страдания еще более невыносимыми. Он заставил себя подняться и поспешил к выходу, стараясь не смотреть на Фиби.

Только оказавшись на улице, Юстас понял, насколько он пьян. Луна над пустошами смотрела на него и ухмылялась. Он доковылял до дома, рухнул на кровать и проснулся следующим утром с чувством, что над ним жестоко подшутили. Предыдущий вечер был похож на анекдот, только Юстас не мог заставить себя посмеяться над ним. На рассвете он отправился разносить утреннюю почту, размышляя над тем, какие еще неприятности ожидают его. Когда он узнал о происшествии с овцами, то подумал, что это чья-то больная шутка.

Примечания

5

Лорел и Харди — одна из самых известных комедийных пар в истории кино, в которую входили британец Стэн Лорел (1890–1965) и американец Оливер Харди (1892–1957).