Голодная луна

Рэмси Кэмпбелл (1986)

Небольшой городок Мунвелл чтит свои традиции, корни которых уходят еще в друидические времена. Как говорят легенды, в пещере рядом с городом обитает жуткое неземное существо, которого могут усмирить только древние ритуалы. Но с приходом в город радикального проповедника Годвина Манна все меняется. Местные жители попадают под влияние его фанатизма, и освященные временем традиции разрушаются. Вскоре вокруг начинают происходить странные вещи, затем Мунвелл окружает непроглядная тьма, из которой не вырваться, сам он исчезает с карт. А люди, живущие в нем, меняются. Бессмертное зло рвется на волю, и его желания простираются далеко за пределы маленького городка. И тем, кто все это время сопротивлялся Манну, теперь придется сразиться с чем-то, неподвластным человеческому разуму.

Глава шестая

Ник возвращался на машине с ракетной базы и размышлял над тем, как лучше всего противоречить самому себе. Протестующих на базе сегодня было меньше, чем на прошлой неделе. Большинство приехало из Шеффилда или из более отдаленных районов. Из самого Пик-Дистрикта были единицы, а из Мунвелла вообще ни одного человека. Похоже, министр обороны оказался прав.

База была перенесена из Шеффилда в долину на краю Пик-Дистрикта. Протесты возникли из-за того, что она оказалась рядом с водохранилищами, а кому-то не понравилась близость к Мунвеллу. Когда супружеская пара, владевшая книжным магазином в Мунвелле, написала министру обороны, они получили ответ, в котором говорилось, что Мунвелл слишком маленький городишко, чтобы принимать его в расчет. Это вывело жителей Пик-Дистрикта на протесты, но ненадолго. Сегодняшняя демонстрация была полностью мирной — даже слишком, подумал Ник. Какой бы репортаж он ни написал, его опубликуют под заголовком вроде «ПИК-ДИСТРИКТ ПРИНИМАЕТ РАКЕТНУЮ БАЗУ». «Похоже, анонимному радиоведущему будет чем заняться», — подумал он, но его усмешка исчезла, когда он представил очередной тяжелый разговор с Джулией.

Он почти год анонимно вещал на ее пиратской волне в Манчестере. Они познакомились на мероприятии по сбору средств для «Международной амнистии» вскоре после того, как ее пиратская станция начала вещание. Когда она узнала, что он репортер, то начала осторожно выяснять его мнение. Он поделился с ней разочарованием тем, что его репортажи подвергались цензуре. И рассказал, что смирился с этим, ему было достаточно и того, что газета выпускает в печать его левацкую колонку. Что еще можно ожидать, когда газеты становятся все менее и менее независимыми, а кто платит, тот и заказывает музыку. Но существует альтернатива, сказала она ему, и ее глаза заблестели. Он был бы не единственным репортером, который говорит на ее радиостанции о том, что не позволяет его газета.

Ник свернул с Манчестерского шоссе и поехал через вересковые пустоши. Если он не ошибался, где-то здесь должен быть городок или, по крайней мере, паб, где можно пообедать. Он привязался к Джулии. Они несколько раз занимались любовью в ее покосившемся викторианском доме с радиоаппаратурой в подвале. Но недавно ее отношение к нему изменилось: люди должны знать, кто он такой, твердила она. Ему следует рассекретить свое имя и посмотреть, как на это отреагирует его редактор. Если станет известно, что Ник ведет программу на ее радиостанции, власти подумают дважды, прежде чем ее закроют. Ник сомневался, что его имя имеет большой вес, и, хотя он был тронут, когда она пообещала, что у нее всегда найдется для него работа, он не думал, что имеет смысл подвергать риску свою карьеру. В последнее время, чтобы успокоить Джулию, в эфире он начал называть себя по имени.

Ник включил радио в машине и попробовал поймать волну Джулии, но ее диапазон был перекрыт американской евангелической радиостанцией, в эфире которой рок-группа пела: «Хорошего дня, Иисус, хорошего дня». Он выключил радио и стал планировать уничтожение репутации Ника Рида. Он представил себе мягкие губы Джулии, ее длинные холодные руки, стройные ноги, переплетенные с его ногами. Машина мчалась по вересковым пустошам, шоссе осталось далеко позади, и он испугался, что ошибся насчет паба. Ник остановил машину, чтобы свериться с картой, и в этот момент услышал пение.

Он опустил стекло. Вересковые пустоши, разделенные редкими каменными стенами, угрюмо сияли под затянутым тучами небом. Птица, подхваченная ветром, резко спикировала вниз. В канаве вдоль дороги журчала вода. Порыв ветра донес до него еще один обрывок песни. Было похоже на хоровое пение.

Он отложил дорожный атлас, так и не заглянув в него. Значит, впереди город, и сейчас там проходит служба благодарения на открытом воздухе, как это часто происходит в горах. Он въехал на следующий склон и увидел город, дорога к которому вела мимо пары фермерских домов и бело-голубого коттеджа. Все выглядело типично: дома террасного типа, построенные из известняка и песчаника, небольшие сады, утопающие в цветах, узкая главная улица, которая перекрыла ему вид на остальной город, как только он на нее въехал. Магазины закрыты, улицы пустынны.

Он припарковал машину на городской площади и вылез из нее, потягиваясь. Где-то зазвонил телефон, залаяла собака. Он увидел, что паб тоже закрыт. Не было смысла отправляться на поиски другой забегаловки. Где-то над городом все еще пел невидимый хор. Ник запер машину и пошел наверх.

Тропинка в конце улочки с рядом коттеджей вывела его на вересковую пустошь. Когда он перешагнул через изгородь, пение нахлынуло на него. Казалось, что оно исходит отовсюду — с пустынных склонов, с бурлящего неба. Он пошел по утоптанной травянистой тропинке, ведущей через заросли вереска к голой скале, из-за которой, как ему показалось, и доносилось пение. Он не был готов к тому, что увидел, добравшись до вершины.

Голая земля спускалась к большой выбоине, окруженной каменной стеной. Каменная чаша вокруг этой стены была заполнена сотнями людей и звуками гимна. Напротив Ника, у стены, в месте, где край выбоины был самым высоким, на коленях в одиночестве стоял мужчина.

Несколько десятков людей обернулись на Ника. Он смешался с толпой, чтобы быть менее заметным. Пели не все; некоторые люди наблюдали за происходящим с любопытством и даже некоторым подозрением. Ник почти добрался до первых рядов, когда с криком, эхом отразившимся от склонов и вспугнувшим птиц в вереске, пение оборвалось.

Ник встал между полной женщиной с добродушным лицом и парой с беспокойным ребенком. Коленопреклоненный мужчина закрыл глаза и поднял лицо к небу, беззвучно шевеля губами. Затем он пристально оглядел толпу, его проницательные голубые глаза всматривались в каждое лицо.

— Меня зовут Годвин Манн, — сказал он тихим, но проникновенным голосом, — и именно поэтому я здесь.

Полная женщина фыркнула, но Ник не понял, от смеха или нет. «Он имеет в виду, что он здесь для того, чтобы завоевать людей для Бога, Эндрю», — прошептала своему сыну другая женщина.

— Прошу, не вставайте на колени, если вам этого не хочется. Но мне хотелось бы, чтобы вы сели, пока я не попрошу вас подняться для Господа.

Когда люди уставились на него или на голый камень, на который им предлагалось сесть, он добавил:

— Если кому-то из вас нужен стул или подушка, просто поднимите руку.

Многие из присутствовавших неуверенно подняли руки. В ответ на это часть людей из толпы позади Манна направились к ближайшему ряду палаток и вернулись с охапками подушек и складными стульями. Кое-кто уселся на свою верхнюю одежду, но вид у них все еще был неуверенный. Ник подозревал, что некоторые из присутствующих сели, потому что им было неловко стоять, а возможно, им было не по себе, что они вообще здесь оказались. Нику стало интересно, что именно здесь происходит, особенно после того, как калифорниец сказал:

— Думаю, некоторые из вас сочтут меня невежливым, потому что я не предупредил, что приду. Дело в том, что я не знал, сколько времени мне потребуется, чтобы дойти.

— Из Америки? — пробормотал мужчина в фартуке мясника.

Манн взглянул на него:

— Нет, из аэропорта «Хитроу». Я хотел убедиться, что достоин говорить от имени Господа.

Ник почувствовал, как некоторым людям стало стыдно из-за того, что они не хотели садиться на голую землю. Один ноль в пользу евангелиста, подумал он. А Манн тем временем продолжил:

— Не подумайте, что я считаю себя лучше вас. Послушайте, и я расскажу вам, кем был, пока не призвал Господа в свою жизнь.

Он глубоко вздохнул и посмотрел на бессолнечное небо.

— Я вырос в Голливуде. Мой отец — британский киноактер Гэвин Манн.

В толпе зашептались, это имя оказалось знакомым. Манн слегка повысил голос и продолжил свой рассказ:

— Я не хочу плохо говорить о своем отце, но мое воспитание включало в себя все самое худшее из мира Голливуда. В пять лет я попробовал алкоголь, в десять уже курил марихуану, в двенадцать подсел на кокаин. В пятнадцать лет я впервые посетил проститутку. Год спустя в мою спальню вошел мужчина, который до этого плавал голым в бассейне с моим отцом. Боюсь, мой отец повторно женился после развода с моей матерью только потому, что его фанаты ждали этого от него. И той ночью я узнал о том, чем он занимался со своими друзьями-мужчинами, и на следующее утро я перерезал себе вены, в чем вы можете сами убедиться.

Он поднял руки и продемонстрировал розоватые шрамы, словно стигматы, под неодобрительные возгласы толпы.

— Мой отец отвез меня в больницу, но я никому не сказал, почему сотворил с собой такое. Мне хотелось, лишь чтобы все оставили меня в покое, и тогда я смогу довести задуманное до конца.

Женщина рядом с Ником вытирала глаза и резко дернула сына за руку, когда тот спросил, что случилось. Ник почувствовал себя неуютно и с подозрением отнесся к умению Манна манипулировать чувствами людей, особенно когда тот сказал:

— Утром того дня, когда я собирался выписаться из больницы и отправиться в уединенное место, чтобы убить себя, Господь спас меня.

Он широко улыбнулся и самоиронично продолжил:

— Возможно, это звучит слишком самонадеянно — с чего бы Господу тратить свое время на такого, как я. Но поверьте, Он готов помочь любому человеку, стоит только попросить. Дело в том, что в больницу каждый день приходила представительница христианской организации «Миссия Америка», но я игнорировал ее, не понимая, что таким образом я отворачиваюсь от Бога. Но в последний день я услышал, как Бог сказал мне открыться ей, и я все рассказал той женщине и пустил Господа в свою жизнь.

Толпа за его спиной издала радостный возглас и замахала руками. Ник понял, что они и есть основной хор.

— Некоторые из вас, возможно, благодарят Господа за то, что вам не пришлось пройти через мои испытания, — сказал Манн, обращаясь к жителям города, собравшимся перед ним. — Но кто из вас безгрешен? Господь наш взирает сейчас на этот безупречный пейзаж. Но как вы думаете, гордится ли он всем, что сейчас видит? Или он оплакивает свое величайшее творение, нас с вами? Может кто-то из вас поклясться, что грех обошел Мунвелл стороной?

Молчание было ему ответом.

— Вам все известно, но вы не хотите об этом говорить. В наши дни стало немодным говорить о грехе и даже о Боге. Рок-музыканты вместо гимнов поют песни о сексе, духовная музыка используется в рекламных роликах, а церкви превращаются в рынки, словно Господь человеку больше не нужен. Но людям по-прежнему необходимо во что-то верить. Вот почему они обращаются к магии, начинают принимать наркотики или делают еще более ужасные вещи — чтобы заполнить пустоту в своей жизни, но пустота становится только глубже и притягивает грех. Если сейчас на нас упадет атомная бомба, то какими они предстанут перед Господом? Какая вечная жизнь их ожидает? Я не собираюсь сейчас обсуждать этическую сторону атомной войны, но если бы враг сейчас захотел уничтожить ракетную базу по другую сторону вересковых пустошей, то я уверен, что попал бы в рай, потому что так начертано в Евангелии от Павла.

Кое-кто из слушателей одобрительно закивал.

— Может, кто-то из вас скажет, что я так говорю, потому что верю. Но вы тоже. Когда вы проснулись сегодня утром, вы же верили, что грабители не забрались ночью к вам в дом. Когда вышли на улицу, то верили, что вас не собьет наркоман на угнанной машине. И сейчас вы верите, что мы никогда не увидим ядерный гриб над этими пустошами и что никакое землетрясение не разверзнет эту адскую бездну.

Он уставился в темноту пещеры с излишним, по мнению Ника, пылом.

— Позвольте мне сформулировать свою мысль по-другому, — Манн снова поднял свои голубые глаза на присутствующих. — Кто из вас может сказать, что совсем не верует? Вы в самом деле готовы умереть в одиночестве, отказавшись от Господа? Христос умер на кресте ради вас, Он совершил этот акт веры, чтобы показать вам, как сильно Господь любит вас и хочет, чтобы вы пустили Его в свое сердце. А если вы откажетесь сделать это, то вы осуждаете Его на смерть в одиночестве вместе с вами, осуждаете Христа на смерть во мраке, и он вопиет: «Почему ты покинул Меня?» Вы можете считать себя христианином, вести хорошую безгрешную жизнь, но услышьте меня: нельзя взять от Христа то, что вам нужно, а остальное оставить нетронутым. Нельзя сказать: «Спасибо, Иисус, я получил от тебя все, что хотел, отдай остальное тому, кто больше в этом нуждается». Невозможно постичь умом свой путь к Богу. Если вы не пускаете Господа в свою жизнь, если не принимаете его полностью, как дитя, вы отворачиваетесь от Него, подобно Иуде.

Он вошел в раж, подумал Ник. Интересно, испытывает ли кто-нибудь из толпы отвращение к себе или чувство вины?

— Но Господь хочет, чтобы вы кое-что знали, — продолжал Манн. — Он хочет, чтобы вы понимали, что Он видит ваши сомнения, Он видит, когда вы боитесь покаяться в своих грехах, Он видит, когда вы не уверены в своей вере, и Он хочет, чтобы вы знали: хватит сомневаться. Один акт веры вернет Господа в вашу жизнь. Вспомните, разбойник на кресте лишь повернулся к Христу, и все его прегрешения были прощены, в этот же день он оказался с Иисусом в раю.

Его голос становился все громче и эхом отражался от стен пещеры.

— Разве вы не чувствуете, что Господь смотрит сейчас на вас? Он смотрит на вас и любит вас, словно вы единственный человек в этом мире. Ему известны все ваши проблемы, и сомнения, и искушения, и грехи, и Он хочет помочь вам, надо только позволить Ему сделать это, обратиться к Нему за помощью. Ему известно, когда вам кажется, что вы недостойны Его милости, что вы не можете жить по Его Заповедям. Поэтому Заповеди так многого требуют от вас, чтобы вы обратились к Господу, ведь если вы не впустите Его в свою жизнь, вы не сможете жить по Его законам. Разве вы не чувствуете Его любовь? Он молится, чтобы вы приняли Его. Все верно, Господь молится о вас. Ему нужен только знак, что вы впустите Его в свою жизнь, и я хочу попросить вас подать Ему этот знак. Давайте поднимемся для Господа.

Он уперся руками в бедра и, превозмогая боль, встал с колен. Его ноги подкосились, и он прислонился к каменной стене, сместив фрагмент кладки. Камень скатился по склону и упал в пещеру.

Он дважды ударился о ее стены, пока летел. Ник почувствовал, как толпа затаила дыхание, как и Манн. Они услышали тихий стук далеко внизу, а потом другой, слабый звук, с которым камень скользил дальше, во тьму. Манн ухватился за стену и уставился вниз.

Кто-то кашлянул, и Манн оторвал свой взгляд от пещеры.

— Я прошу вас подняться. Дайте знак, что готовы исповедаться. Не бойтесь того, что ваши грехи слишком ужасны. Не существует греха, который Господь бы не отпустил, а грех, в котором вы не исповедались, подобен очередному гвоздю в теле Христовом. Встаньте, покажите, что готовы исповедаться, если Господь призовет вас. Или я единственный здесь грешник?

Хор за его спиной встал сразу же. Несколько секунд местные жители продолжали сидеть, потом начали с трудом подниматься, и вскоре уже сотни стояли на ногах. Ник задумался, сколько человек вокруг него должны подняться, чтобы его не заметили. Сам он продолжал сидеть и почувствовал иррациональную благодарность за то, что по крайней мере полная женщина все еще сидела рядом с ним.

— Я выросла в христианской семье, — громко сказала женщина из хора, — но мы всегда подвергали сомнению слово Господа. Когда мои родители умерли, мне тоже хотелось умереть, потому что они не оставили мне достаточно веры. Я подсела на героин, пока слово Господне не спасло меня…

Как только она замолчала, заговорил бывший алкоголик, потом мужчина, избивавший жену и пятерых детей. Парад исповедей продолжился, и глаза Манна стали ярче, словно он питался энергией от публичных проявлений веры. Его маленькая фигурка почти сияла на фоне мрачного неба.

Вдруг молодая женщина, стоявшая рядом с Ником, обернулась, чуть не потеряв равновесие.

— Миссис Биван, я украла деньги из кассы, когда работала у вас в магазине.

— О, Кэти, ничего страшного, — сказала мать рядом с Ником, нервно махнув рукой.

Но Манн все видел.

— Ничего не стыдитесь, — крикнул он. — Чем скорее исповедуетесь, тем скорее будете прощены.

Кэти повернулась лицом к нему и толпе.

— Я предала женщину, которая мне доверяла. Она дала мне работу, чтобы я могла сводить концы с концами, а я ее обокрала, — крикнула она и разрыдалась.

— Это сущие пустяки, Кэти, по сравнению с моими прегрешениями, — возразила хозяйка магазина и отшатнулась от мужа, который пытался ее успокоить. — Я впала в грех похоти, — сказала она Манну, ее голос становился все громче. — Я занимаюсь такими вещами, которые не следует делать даже в браке. Мы с мужем смотрим порнографию в поисках новых идей, словно того, что создал Господь, недостаточно.

— Ты никогда не рассказывала о своих чувствах, — пробормотал ее муж, краснея. — Я и не догадывался, что заставляю тебя делать то, что ты не хочешь. Это мне следует исповедаться.

— Ваш брак будет гармоничным, если вы впустите в него Господа, — провозгласил Манн. Облака начали рассеиваться, и жажда исповедоваться разлилась по толпе вместе с солнечным светом. Жители города вдруг захотели признаться в гордыне, мстительности, утрате веры, зависти, пьянстве, эгоизме…

— Вы чувствуете любовь Господа? — воскликнул Манн. — Чувствуете, как он улыбается?

Ник видел, как умело проповедник воспользовался сменой погоды, но люди вокруг радостно закивали и заулыбались.

— Давайте же возблагодарим Господа, — наконец сказал Манн. — Мы благодарим Тебя, Господи, за то, что Ты подарил нам слово Свое и научил нас, как жить, объяснил нам все…

Вступил хор, которому нестройно вторили горожане. Когда молитва закончилась, Манн взглянул на солнце:

— Скоро будет самый долгий день в году, — сказал он, — и я верю, что к тому моменту ваш город станет истинной христианской общиной. Но Господь попросит вас кое о чем. Истинная христианская община не может придерживаться языческих традиций.

Полная женщина рядом с Ником пристально посмотрела на Манна.

— Знаю, вам это кажется безобидным старинным праздником, — сказал евангелист, — но христианство допустило ошибку, когда решило поглотить язычество вместо того, чтобы искоренить его раз и навсегда. Я хочу попросить вас об одной услуге от имени Господа. Не могли бы вы в этом году не украшать пещеру? Не надо отвечать сейчас, но разве панно, которое вы мастерите из цветов, оправдывает оскорбление Господа?

— Я отвечу, если больше никто не хочет. — Полная женщина положила руку на плечо Ника для опоры и встала. — Меня зовут Фиби Уэйнрайт и я организую украшение пещеры. Думаю, вы представляете мир черно-белым. Эта традиция — часть нас, и я уверена, что не одна так думаю. Например, некоторые дети, которым я помогла появиться на свет, теперь украшают пещеру вместе со мной.

Где-то в толпе Ник услышал шепот: «Она даже в церковь не ходит по воскресеньям». Остальные жители города казались смущенными и молча осуждали женщину за прямоту.

— Я не прошу, чтобы вы приняли решение прямо сейчас, — сказал им Манн. — В следующий раз, когда мы встретимся здесь, вы сообщите Господу свой ответ. Просто помните, язычество всегда было врагом Христа. Но город, где Господь вхож в каждый дом, выстоит против сил зла. И я прошу вас еще об одном: в следующий раз, когда мы встретимся здесь, я хочу, чтобы каждый из тех, кто поднялся сегодня для Господа, привел с собой того, кто еще не пустил Бога в свою жизнь.

Кто-то из членов хора ускользнул в палатку и вернулся со связками серебряных шаров с надписью «ГОСПОДЬ ЛЮБИТ ВАС». Они отпустили шары в небо, и те на несколько секунд закрыли солнце. Ник направился к первым рядам и достал диктофон из кармана. Он хотел задать несколько вопросов Манну. Не успел он выбраться из толпы, которая сжималась вокруг евангелиста, как кто-то схватил его за руку.