Кровавая паутина

Сара Фейрвуд (2025)

Аника Норден — автор детективных романов, чьи вымышленные преступления всегда кажутся пугающе реальными. Но когда темное прошлое стучится в дверь, граница между вымыслом и действительностью исчезает. После загадочной встречи с тенью из своего прошлого Анику начинают преследовать зверские убийства, словно списанные с её собственных книг. Улики ведут к одному подозреваемому — ей самой. Ее подозревают. Ее преследуют. Но она не помнит ничего. Ее реальность спутана в узел, где неясно, что является правдой, а что — иллюзией. Лабиринт ее разума превращается в ловушку, сотканную из страха, паранойи и вины. Погружаясь в спираль сомнений и страха, Аника должна понять что скрывает её сознание: блестящую манипуляцию или истину, от которой она убегала всю жизнь. Удастся ли ей разорвать эту кровавую паутину, или её гениальное перо станет её приговором?

Глава 3

20 мая 2005г

Закрывшись в шкафу от громких звуков, я прижала колени к груди и зажмурила глаза. Пыльные полки, зажатые между фальшивыми стенами, источали запах старого дерева и страха. Вокруг меня сгущалась тишина, которая вечно предшествовала буре. Звуки всё ближе и ближе. Сердце колотилось всё громче и громче, словно хотело вырваться из груди. Я уже год находилась в этом месте, но каждый день на протяжении всего этого времени надо мной не переставали издеваться.

Каждый вечер, когда свет за окном постепенно гас, старшие дети собирались в коридоре, обмениваясь шепотом и хохотом, будто разыгрывали заранее заготовленный спектакль. Их насмешки были как щелчки по коже, каждое слово оставляло болезненные следы в моей душе. Я помнила, как в первый раз, когда меня обидели, я пыталась рассказать воспитателям, но их пустые взгляды говорили о том, что они не слышат и не хотят слышать. Они делали вид, что им абсолютно плевать. Хотя может так это и было.

— Эй, ты, недоношенная, выходи, — крикнул Клейн, его голос был резким и хищным, как удар грома.

Я вжалась сильнее в каркас шкафа и даже перестала дышать. За что они так со мной? Что я сделала? Сколько раз я повторяла себе, что это временно, что когда-нибудь всё закончится, но эти мысли не приносили успокоения. Я просто хотела быть рядом с другими детьми, смеяться и играть, но вместо этого оказалась в ловушке, откуда не было выхода.

— Выходи сейчас же, а то будет хуже, — повторил он, его слова звучали как приговор.

Я услышала, как его шаги приближаются к большому старому коричневому шкафу, и сердце остановилось. Одна секунда, другая, а затем резкое движение: створки шкафа с грохотом открылись, и сухие, тощие мальчишеские руки схватили меня за плечи, потянули из темноты. Я почувствовала, как мир вокруг меня сужается до одной единственной точки — его лица, наполненного злостью и дерзостью.

— Пусти, — вырывалась я, но крики сливались с глухими ударами сердца. В эту секунду всё вокруг исчезло, осталась только борьба.

Клейн лишь усмехнулся, не обращая на это внимания. Его хватка была крепкой, а страх, как ненадёжная тень, следовал за мной, пока он тянул меня куда-то. Он не заботился о том, что я могу упасть или удариться. Вместо того чтобы кричать, вместо того чтобы звать на помощь, я замерла. Страх обуял меня, как холодный дождь, который проникает под кожу. Мои мысли метались, искали выход, но не находили. Мы выбрались из шкафа, и резкий свет ослепил меня.

— Ну пусти же, мне больно, — крикнула я, голос трескался от слез.

Я не хотела показывать ему свою слабость, но все было напрасно. Он дернул меня сильнее и потащил из комнаты в коридор. Я едва успела взглянуть на стены, окрашенные серой штукатуркой, на окна, через которые можно было увидеть зелень двора, где играли другие дети. Они были счастливы и свободны, а я была пленницей своего страха. У них проходили занятия на улице, все преподаватели были там. Даже Джеймс. Но он бы и не подумал мне помогать. Он никогда меня не защищает.

Клейн был рыжим — огненно-рыжим, с веснушками, которые покрывали его лицо, как остатки забытого летнего дождя. Я не понимала, как кто-то может быть одновременно таким безжалостным и таким бесполезным, но его глаза, полные жадности и злобы, говорили сами за себя. В его взгляде я чувствовала угрозу, от которой не могла спрятаться даже в глубине своей души. Мысли о том, что он может сделать, заставляли моё сердце биться быстрее, как будто оно пыталось вырваться из груди.

— Куда ты меня тащишь? — я умоляла его, хотя знала, что мои слова не значат ничего.

Он был как камень, неподвижный и холодный. Внутри меня всё сжималось от страха, но я не могла позволить себе сдаться. Я не могла показать, насколько мне страшно.

— Недоношенным слова не давали, — ответил он, его голос был наполнен презрением.

Я знала, что он говорил это, чтобы унизить меня, чтобы показать, что он наделён силой, которой у меня нет.

Я попыталась вырваться из его рук, но он лишь крепче схватил меня за запястье. Моя кожа, тонкая и бледная, казалась ему игрушкой, которую можно тянуть куда угодно.

Мы подошли к туалетам, и вдруг он резко остановился, развернулся ко мне лицом. Я замерла, не зная, чего ожидать. Его рот раскрылся в жуткой усмешке, обнажив желтые зубы, которые напоминали мне затоптанные цветы на заброшенной клумбе.

— Пришли, — просиял он, в его голосе звучал сарказм.

Я тяжело сглотнула, переводя взгляд на серую обшарпанную дверь туалета. В этот момент я ощутила, как внутри меня сжимается что-то холодное и тёмное. Я застыла на месте, а потом медленно начала пятиться назад, но рука Клейна всё также крепко держала меня за запястье. Я знала, что у меня нет шансов. Резко открыв дверь, он толкнул меня внутрь и следом зашел сам. Мир вокруг меня словно сжался, оставив только Клейна и его мерзкую усмешку.

Я остановилась, не понимая, что ему нужно от меня. Передо мной стояли старшие Мира и Элли, две сестры-близняшки с такими же рыжими, как у Клейна, волосами и такими же злобными усмешками. Их взгляды были полны презрения и ожидания. Позади них стоял Рэм, лучший друг Клейна. Он был жирным, как свинья, с черными кучерявыми волосами и вечно грязным лицом с засохшими соплями под носом. Я чувствовала, как мои внутренности сжимаются от отвращения, но меня переполняло и нечто большее — понимание, что я ничего не могу сделать.

Клейн, высокомерный и самодовольный, толкнул меня в спину, заставляя сделать шаг вперед. Его голос, слащавый и холодный, раздался в узком пространстве туалета:

— Давайте развлечемся.

Девочки захлопали в ладоши, как будто мы все были в каком-то чудовищном спектакле, а я — лишь куклой, предназначенной для их развлечения.

Мое сердце забилось быстрее, и я ощутила, как слезы наполнили мои глаза. Мне всего шесть лет, а им по двенадцать, но в этом мире детских домов, где власть — это не только физическая сила, но и подавляющее зло, они были монстрами, а я — жертвой. Я не могла сказать ни слова, не могла даже прошептать «пожалуйста, остановитесь». Я знала, что мои слова не будут услышаны; они просто раздавят меня, как насекомое.

Элли подошла ко мне вплотную, ее дыхание смешивалось со зловонным запахом мочи, который исходил от нее, словно остатки детства, отошедшего слишком рано. Я едва удерживалась на ногах, и, казалось, мир вокруг меня сжимался, оставляя только эту отвратительную четверку, готовую к развязке. Внутри меня нарастало ощущение безысходности, как будто я застряла в каком-то ужасном сне, из которого не могла проснуться.

— Как твои мамочка и папочка? — крикнула Элли, смеясь. Ее смех был безумным, эхом отражаясь от стен, как будто зловещий дьявольский хор звал меня к себе. — Они еще кого-то убили? Или уже сидят на скамье подсудимых?

— О чем ты? — прошептала я, мои слова тонули в глухом пространстве, и, казалось, никто, кроме нас, не существовал. Я чувствовала, как слезы подступают к горлу, но гордость не позволяла мне плакать. Я просто стояла, дрожа от страха.

Элли сделала шаг ближе, и я почувствовала, как холодный ветер проникает в замкнутое пространство. Ее лицо исказилось в гримасе, полное презрения и злости, и я поняла, что она испытывает удовольствие от моего страха. Она всегда была такой, ловила чужую боль как наркоман, не зная, как это — быть счастливой.

— Знаешь, что случилось с твоими родителями? — продолжала она, в ее голосе послышались нотки сарказма. — Я слышала, как их забрали. Наверное, они снова пытались сделать что-то ужасное. Может, они даже хотели спасти тебя, но только одни несчастные концовки у этих сказок, не так ли?

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Слова Элли были как острые ножи, которые резали мою душу. Я хотела ответить, но слова застревали в горле. В голове крутились мысли о моих родителях, о том, что я так и не узнала, почему они ушли. Мысли о них были обрамлены тенью, и чем больше я пыталась вспомнить, тем сильнее становился страх, словно невидимая рука сжимала мою грудь.

Внезапно ее сестра Мира засмеялась, её смех, наполненный злой радостью, отражался в пустых уголках туалета. Этот звук был словно звоночек, предвещающий беду. Я уже слышала, как они смеялись надо мной раньше, как им было весело наблюдать за тем, как я медленно умираю изнутри.

— Ты знаешь, что с ними произошло? — снова спросила Элли, приближаясь.

В ее глазах искрились ненормальные огоньки, и я почувствовала, как паника охватывает меня. Я пыталась найти ответ, но вместо этого в голове только шум.

— Они… — начала я, но слова, словно мрак, снова забили мне рот.

Элли наклонилась ближе, и я ощутила ее зловонное дыхание на своем лице. Я сжала кулаки, стараясь найти внутри себя хоть каплю смелости.

— Они вернутся, — произнесла я тихо, как будто мои слова могли изменить что-то в этом холодном и неприветливом мире. Но сама не верила в свои слова, и это было видно по моему дрожащему голосу.

Смех. Ненасытный, ядовитый смех раздался вокруг меня. Это был смех, который высекал из души искры надежды, обжигая все на своем пути. Я посмотрела в глаза остальных — там не было ничего, кроме бездны, в которую я не хотела бы заглядывать.

Клейн, все это время стоявший за моей спиной, резко толкнул меня своими сухими ладонями в спину, и я упала на колени. Холодная плитка, расколотая и обветшалая, встретила мои колени с жесткостью, которую я не могла игнорировать. Осколки кафеля врезались мне в кожу, и, ошеломленная, я смотрела, как кровь стекает с моих колен на пол, оставляя красные капли, словно маленькие обломки моей надежды.

— Они не вернутся, тупая ты идиотка, — произнес Клейн с удовлетворением, его голос был полон презрения. — Твоя мамаша грохнула твоего папашу, так что здесь ты надолго.

Смех остальных раздался снова, как надрывный вой ветра, гремящего за окнами нашего тёмного убежища. Я почувствовала, как у меня кольнуло сердце, и мне стало тяжело дышать. Слезы нещадно капали на пол, и я не могла сдержать их, они были единственным способом выразить тот ужас, который переполнял меня. Мое горло сжалось невидимым комом, останавливая подачу кислорода в легкие, и я понимала, что попадаю в ловушку собственного страха.

Я попыталась встать на ноги, но Клейн пнул меня в спину, и я снова упала, ударяясь лицом о кафель. Боль пронзила меня, но она казалась ничтожной по сравнению с тем, что происходило в моей душе. Элли присела на корточки, и протянув свою жилистую руку, схватила меня за подбородок, больно сжимая, как будто хотела сломать меня изнутри.

— Ты ничтожная дрянь, — прошипела она, её дыхание было кислым и приторным, как вонючая смесь затхлого воздуха и разлагающихся остатков. — Таким как ты даже здесь, в этой жалкой, богом зарытой дыре, не место. Тебя никто не возьмет в семью, на твоей жалкой душонке клеймо ребенка убийцы. Как думаешь, кто-то захочет тебя удочерить? Ты такая же, как и твои родители.

Каждое её слово было как игла, протыкающая моё сердце. Я закрыла глаза, стараясь представить, что это всего лишь кошмар, от которого я скоро проснусь.

— Я не такая, и я ничего не делала. Я не заслуживаю того, чтобы надо мной издевались, — прошептала я, чувствуя, как в груди сжимается комок страха и горечи.

— Да ну? — усмехнулась Элли, её улыбка была жестокой, как у хищника. — Ну-ка, Рэм, покажи этой недоношенной, что она заслуживает.

Она отшвырнула мое лицо, выпуская свою руку. Я приложила все усилия чтобы не врезаться носом в кафель, и попыталась удержаться на плаву, но это было не самое страшное.

Рэм подошел ко мне. Я видела, как он хмурит лоб, зажимая нос, полный соплей, и в следующий миг его грязный ботинок ударил меня прямо в лицо. Удар был резким, как молния, и я почувствовала, как кровь проступила на губах. Но это было не главное. Я не просто испытывала физическую боль — в этот момент все внутри меня треснуло.

— Ты ничтожная дрянь, — снова прошипела Элли, ее глаза горели ненавистью, словно два черных угля, готовых сжечь меня заживо. Я была одна, стиснутая в угол, с кулаками, сжатыми от страха.

— Не делай этого! — попыталась я возразить, хотя знала, что это бессмысленно. Мои слова разлетались в воздухе, как мыльные пузыри.

— Мы можем сделать так, чтобы твоя жизнь здесь стала настоящим адом, — ухмыльнулся Рэм, его голос был как шершавый шнур, который тянулся по моей коже, заставляя меня вздрогнуть. Я знала, что у них нет ни капли жалости, ни капли человечности.

— Я… я просто хочу уйти, — прошептала я, но меня никто не слушал. Я чувствовала, как пот из моих ладоней стекает на холодный пол.

Элли наклонилась ближе, и я почувствовала ее дыхание. Она явно наслаждалась моим страхом, как хищник, который медленно готовит свою жертву.

— Подумай, Рэм, — сказала она, не отрывая взгляда от меня. — Как насчет того, чтобы она почувствовала себя действительно не в своей тарелке?

Я смотрела на Рэма, его лицо было искажено жестокой усмешкой, и я поняла, что он решит мою судьбу. Он стоял надо мной, его лицо искажалось ненавистью и злорадством, как будто он черпал удовольствие из моего страдания. Я обвела взглядом туалет — грязный пол, облезлые стены, надписи, вырезанные ножом — всё это было знакомо, но в данный момент казалось, что вокруг меня только я одна и мир замер.

— Да, давай, — сказал он, склонившись надо мной. — Я давно хотел это сделать.

Словно в замедленной съемке, он поднял ногу и с силой ударил меня. Я не успела даже закрыть глаза — удар пришелся прямо в нос. Острая боль пронзила мою голову, и я не могла сдержать крик. Внутри меня все заколебалось, словно какая-то темная сила, которую я не могла понять.

— Смотрим, смотрим, как она будет плакать! — заливалась смехом Мира, стоя в стороне. Мне казалось, что в этот момент время остановилось, и в голове раздавались лишь звуки их смеха и моего тихого всхлипывания.

— Я не убийца, — еле произнесла я, снова пробуя встать. С трудом, но я поднялась на колени. Кровь стекала по подбородку, и я вытерла ее рукой, пытаясь собрать в кучу остатки сил.

— Ты такая же, как и они, — сказала Элли, указывая на меня, как на кусок мяса. — Пожалуйста, не говори мне, что ты еще надеешься на что-то хорошее. Здесь нет ни одного ребенка, которому повезло. Мы все прокляты.

Каждое слово проносилось как удар в сердце. Я понимала, что, если не выберусь отсюда, не смогу спастись ни от них, ни от себя. Но в этот момент, когда страх и боль переплетались в моем сознании, я знала, что должна сопротивляться, что не могу позволить им сломать меня.

— Я не сдамся, — проговорила я, поднимаясь несмотря на то, что мои ноги дрожали. — Я не буду такой, как вы.

Элли замерла на мгновение, и я увидела, как в ее глазах промелькнула искорка удивления. Но Рэм лишь усмехнулся, готовясь к следующему удару.

— Стой, — внезапно произнес Клейн, его голос, как лунный свет в темноте, заставил их замереть. — Давайте вымоем туалет.

— Ты серьезно? — фыркнула Мира. Её голос вызывал ощущение смеха на кладбище, где все уже потеряли надежду.

Глядя на них, я почувствовала, как моё сердце замирает. Я искала в Клейне хоть каплю сожаления, но на его лице не было ничего, кроме холодного интереса. Он указал на унитаз, и на их лицах вместо недоумения заиграла новая эмоция — азарт. Рэм резко схватил меня за руки и потянул в сторону открытой кабинки. Я попыталась вырваться, но его хватка была железной. Клейн толкнул меня к унитазу и я почувствовала, как мой мир сужается до этой узкой, грязной реальности.

Клейн схватил меня за косы, натянул голову назад и резко погрузил в унитаз. Вода холодная, смердящая, прошла через мои волосы, сливаясь с моими слезами и кровью. Я почувствовала, как гнев и унижение охватывают меня, как мрак, стремящийся поглотить свет.

В этот момент мне хотелось закричать, но звук, который вырывался из моих уст, был лишь пузырьками воздуха, которые всплывали на поверхность. Вся боль, вся ненависть, которую я испытывала к ним и к этому месту, накапливалась в груди, как взрывоопасный коктейль, готовый вырваться наружу.

Когда Клейн, наконец, вытащил меня на поверхность, я охнула, стараясь вдохнуть хотя бы каплю чистого воздуха. Но вместо этого мои глаза встретились с насмешливыми взглядами, полными удовольствия от моего унижения.

Элли, стоявшая рядом, смеялась, её смех был как острые лезвия, ранящие меня снова и снова.

— Еще, — произнесла она с наслаждением, будто это было любимое развлечение. — Она недостаточно помыла унитаз.

— Как скажешь, — отозвался Клейн, его улыбка была холодной, как ледяной ветер.

Когда Клейн снова потянул меня к унитазу, его руки, грубо сжимавшие мои волосы, оставили на коже болезненные следы. Я готовилась к погружению, зная, что каждая секунда под водой будет пыткой, но в тот момент, когда я оказалась под поверхностью, страх сменился на нечто другое — ярость. Вода плескалась вокруг, унося с собой мой крик, но в ушах стоял только гул. Я понимала, что в этот миг я теряю нечто важное — часть себя.

Я думала о том, как легко было бы просто сдаться. Но в сердце горела искра. Каждый раз, когда Клейн поднимал меня на поверхность, на мгновение я надеялась, что это уже конец, но его усмешка всегда заставляла моё сердце биться быстрее. Он наслаждался моей слабостью, и это разжигало во мне ненависть.

— Посмотрите на её лицо, — говорил он своим друзьям, они хохотали, как стая хищных птиц.

Я видела, как свет от единственной лампочки в туалете отражается на их лицах, и этот свет казался мне холодным и зловещим как луна в безлунную ночь. Я знала, что это безумие когда-нибудь закончится, но не знала, как долго мне еще терпеть.

— Она недостаточно помыла унитаз, — снова скомандовала Элли и меня снова потянули вниз.

Я почувствовала, как к моим щекам прилипли капли грязной воды, как я пытаюсь вдохнуть, но вместо этого лишь задыхаюсь от смрадного запаха. Каждый раз, когда меня поднимали, мир вокруг терялся в тумане. Я не могла дышать, не могла думать и единственным желанием было вырваться на свободу.

— Думаю, она достаточно помыла туалет, — с презрением произнесла Мира, скрестив руки на груди.

Её слова пронзали меня, как острый нож, а смех её друзей эхом отзывался в моём сознании. Я чувствовала, как Клейн, ухватившись за меня, резко швырнул на пол. В тот момент, когда я отлетела, мир вокруг меня рассыпался в мозаичную картину тьмы и боли. Затылок ударился об угол деревянной кабинки, и, казалось, что время остановилось.

— Пойдемте, пока не закончились занятия, — вдруг забеспокоился Рэм, бросая на меня презрительный взгляд.

Они вышли, оставив меня в этой зловонной клоаке, где мои мысли путались, а чувства оставались только в глубоком отчаянии. Я обессиленная, безжизненная, села на сырой пол, пронизывающий мои ноги холодом. Колени были в крови — я не могла понять, это мои раны или же следы, оставленные другими, как напоминание о том, что я лишь жертва.

Прижав колени к груди, я тихо заплакала, слёзы, смешиваясь с грязной водой и проступающей кровью на израненном лице, оставляли за собой следы, как напоминание о том, что даже в самом мрачном месте есть место для эмоций. Я была в ловушке своего сознания, и когда прозвенел звонок, который сигнализировал о конце очередного урока, я так и не сдвинулась с места.

В этот момент в туалет зашла девочка, старше меня на пару лет. Она замерла, увидев меня в таком состоянии, и, выпустив испуганный вскрик, сбежала прочь. Я осталась одна в темноте и тени. Я знала, что никто не придет чтобы помочь. Я оставалась только со своими мыслями, терзаниями и бездонной тьмой, которая, казалось, поглощала всё вокруг.

С каждой секундой, проведённой здесь, я чувствовала, как часть меня уходит. Я была не просто заперта в этом туалете; я была заперта в своём собственном сознании, в ловушке страха и унижений, которые пытались разорвать меня на части. Моя жизнь превратилась в кошмар, от которого не было побега и единственным желанием было вырваться отсюда, но даже сама мысль о свободе казалась недостижимой.

Глаза не видели ничего, лишь расплывчатые формы, плывущие в темноте. Я продолжала сидеть на холодном полу, глядя в невидимую точку на стене. Склонив голову на колени, я уснула, погружаясь в сон, от которого не хотела бы просыпаться.

Спустя какое-то время я почувствовала, как меня кто-то трясет за плечо. Неужели они вернулись и снова продолжат свои пытки? Мой мозг снова загудел от паники, и я с трудом приоткрыла опухшие глаза. Сначала мир казался размытым, но постепенно контуры стали яснее, и я увидела Джеймса. Он сидел передо мной на корточках, его лицо было озабоченным, а в глазах читалась не только тревога, но и отчаяние.

— Аника, — его голос звучал как будто из далека, и я попыталась понять, где я и как долго я здесь уже была.

— Джеймс? — прошептала я, мой голос был сиплым, едва различимым.

Он наклонился ближе, его выражение лица стало более сосредоточенным, когда он увидел, как я выгляжу. Боль вновь накатила и мне хотелось зарыдать, но я знала что слезы не помогут.

— Кто с тобой такое сделал? — его голос стал резким, будто он не мог сдержать ярости, переполняющей его. Я смотрела на него, а в душе возникло холодное чувство вины.

— Какая разница кто? Ты бы все равно не стал защищать меня. Я же недоношенная, уродина, я заслуживаю это, — произнесла я, но внутри себя знала, что это неправда. Но мне нужно было хоть как-то оправдать то, что со мной происходит.

Его глаза расширились от удивления и гнева, он произнес:

— Я задал вопрос. Кто это черт возьми сделал? — и, не выдержав, ударил кулаком по стене рядом со мной.

Удар раздался как гром, разрывая мрак. Я невольно сжалась от страха, ожидая, что за этим последует новое наказание, но он лишь убрал руку, и я увидела, как на его костяшках проступила кровь.

Страх сковал меня, смешанный с жалостью к нему. Он не должен был за меня бороться, но в его глазах горело что-то, что я не могла понять — желание защитить, ненависть к тому, что с нами сделали, и, возможно, отчаяние. Я могла лишь сидеть как беспомощная кукла, не зная, что сказать, и не умея просить о помощи.

— Клейн и его друзья, — прошептала я, едва осознавая, что выдавливаю из себя.

Эти имена были как ножи, резавшие тишину. Я знала, что, если произнесу их, Джеймс поднимет бурю, которая сметет все на своем пути.

Он вздохнул, и я почувствовала, как его дыхание стало тяжелым. Я не могла удержаться от показа своих слабостей. Мое сознание начинало тускнеть. Передо мной закружились тени, и я была на грани отключения. Я почувствовала, как Джеймс наклонился и поднял меня на руки, и в этот момент меня охватило чувство безопасности, смешанное с ужасом.

— Куда мы идем? — спросила я, но его ответ был заглушен гудением в ушах.

Я знала, что он пытается спасти меня, но спасение в этом месте часто означало лишь бегство от одной тьмы к другой.

Словно в замедленной съемке я увидела его лицо, искаженное решимостью, прежде чем потерять сознание. Вокруг меня все расплывалось, словно темный туман заползал в мой разум, укутывая в свои объятия. Я не могла больше бороться, и, как только мир вокруг меня погрузился в черноту, я лишь надеялась, что однажды мы не сдадимся так легко.