Семь снежинок на ладони

Светлана Нарватова (2024)

"Семь снежинок на ладони" — роман Светланы Нарватовой, входит в цикл "Добрые сказки", жанр любовное фэнтези, юмористическое фэнтези. Если дела идут хуже некуда, не теряйте оптимизма. Есть! Есть куда! Можно стать тринадцатой женой нэрр-герцога. И если мне повезёт, то через полгода он со мною разведётся. А если не повезёт, то меня это уже не будет волновать. А? Как вам такая формулировка? Вот! Если поискать, то во всём можно найти что-то хорошее. Да, иногда искать приходится долго. Например, если каждый первый хочет тебя использовать, а каждый второй грозится убить. Но семь снежинок просто так на ладошку не падают! Это говорю вам я, Эмилия Берген. А я всегда говорю правду! Внимание! Содержит сцены распития спиртных напитков и табакокурения. Употребление табака и алкоголя вредно для здоровья.

Глава 19, в которой Рауль рассказывает о магии и её покровителях

— Это Святилище, — поправил я жену. — Чему вы удивляетесь? В недавние времена, когда каждый йарл был сам себе хозяином, именно йарлы выступали в роли жрецов. Тем более откуда в небольших поселениях возможность возводить храмы? Особенно отдельный для каждого бога.

Святилище представляло собой небольшое помещение, по углам которого размещались алтари-жертвенники для каждой божественной пары.

— Но каждый бог отвечает не только за определённую сферу жизни, но и за отдельный вид магии, моя дорогая, раз уж речь у нас зашла об этом.

В северном углу, слева от входа, находился алтарь Година, бога знаний, изобретательства и мудрости. Над алтарём висело изображение сурового одноглазого ворона в венке. Годин вырвал свой глаз, чтобы видеть в мире только истину.

— Годин считается отцом магии и главным покровителем всех одарённых. — Я привычно начертал на алтаре руны благоденствия и рода. — Но особенно его почитают маги воздуха.

Эмилия протянула руку к рогу, символу одноглазого бога, и начертала на нём защитную руну, будто в замке ей что-то могло угрожать.

— А из него трубят? — поинтересовалась супруга, чтобы отвлечь, когда поняла, что я заметил её действие.

— Да. Два раза в год: в дни равноденствий. Прежде это случалось чаще. В случае приближения врагов рёв рога разносился с Главной Башни далеко по долине, достигая даже других поселений.

Рядом с рогом в алтарь было впаяно золотое ожерелье — символ жены Година, Фрейн, столь же прекрасной, сколь легкомысленной. Она отвечала в пантеоне за чувственную любовь и удовольствия. Я коснулся пальцем янтаря, испрашивая у богини заступничества.

— Фрейн считается покровительницей магии исцеления. Ведь именно её венок вернул к жизни умирающего Година после битвы с великанами. Но целительская магия не слишком в почёте, — поделился я.

— А кто в почёте? — полюбопытствовала Эмилия.

— Маги стихий.

— Как вы?

— Как я. — Мне было чем гордиться. Я худо-бедно мог управлять всеми стихиями, хотя и не всеми одинаково успешно.

— Но ведь целители спасают жизни! — возразила моя невежественная в вопросах магии супруга.

— Излечить можно и травами. А попробуйте травами поднять бурю! Ничего не выйдет. Даже если травы ветрогонные, — ответил я, вызвав у Эмили улыбку. — Но, конечно, дело не в этом. Точнее, не только в этом. Всё дело в самой Фрейн, которая изменила мужу с четырьмя дворфами. И поэтому всё, чему она покровительствует, воспринимается… не слишком серьёзным. Как тот же театр, живопись, музыка… Да вообще искусство. Потому что нельзя всерьёз воспринимать то, за чем стоит слабая на передок женщина.

— Никогда этого не понимала, — нахмурилась Эмилия. — Почему, если женщина изменяет, её презрительно называют «слабой на передок». А если изменяет мужчина, то он на передок «крепок» и это повод для гордости? Годин тоже имел… личную жизнь на стороне? Почему-то его никто за это несерьёзным не считает.

— Это другое, — улыбнулся я её гневу.

— А что в этом другого? Разве измена мужчины приносит женщине меньше боли, чем наоборот? Почему вам нужна в жёны непременно девственница, а сами вы… ну как бы…

— Вы ревнуете, Эмилия? — восхитился я.

— Не знаю. Не пробовала, — ушла та от ответа.

— Тогда к чему эти вопросы?

Она молчала, кажется, подбирая слова.

— Мне кажется, женская ревность не менее страшна, чем мужская. — Эмилия посмотрела мне в глаза.

Моя маленькая темпераментная пташка!

— Если женщина во всём удовлетворяет мужчину, ей не о чем волноваться, — поспешил я успокоить супругу.

— А женщина всегда знает, что она достаточно удовлетворительна?

Было приятно видеть, что моя решительная синичка всерьёз настроена стать идеальной женой. Это внушало надежду, что наш внезапный брак всё же обернётся удачей.

— Мужчина непременно даст ей знать.

— А вы? Вы даёте знать? — продолжала настаивать Эмилия, и озабоченность никак не хотела исчезать с её чела.

— Непременно, — заверил я, но, кажется, она всё равно не поверила до конца. Ничего, всему своё время. У неё будет возможность убедиться.

Несмотря на холодное отношение к Фрейн со стороны титулованной части общества, селяне супругу Година почитали, и летом на алтаре всегда было полно полевых цветов. Пока же алтарь был пуст, ожидая подношений к скорому Новому году — Солнцевороту.

В дальнем левом, восточном, углу располагался алтарь старшей дочери Година и Фрейн, Скалди, и её супруга Хингвера. Я подвёл Эмилию к нему.

— Скалди считается родоначальницей йарлов Эльдбергов, — поведал я, почтительно коснувшись друзы горного хрусталя, символизирующей льды Чертогов Вечности.

Из всех алтарей именно здесь сейчас было больше всего даров. Ещё бы. Скалди — богиня зимы. Когда она злилась, поднимались метели, когда плакала — на землю сыпал снег. А всё потому, что муж её, Хингвер, не выносил морозов. Стоило рекам покрыться ледяной коркой, он покидал супругу и отправлялся в далёкое плавание, унося с собою солнце. Лишь весной и осенью суждено было встречаться этой паре, потому что летом уже сама Скалди отправлялась в края вечного холода, править миром Мёртвых.

В день Летнего Солнцеворота она вершила суд над умершими, определяя, кто вёл достойную жизнь и останется пировать в Чертогах Вечности, а кому суждено вернуться в несовершенную земную жизнь, чтобы заново пройти её испытания. Символом Скалди были вечнозеленые ели, и свежие ветки никогда не переводились на алтаре.

— Потому что ваш род владеет магией льда? — уточнила Эмили.

— В общем-то, да. Но приятнее думать наоборот, что мы владеем магией льда, потому что являемся потомками Скалди, — признался я.

— Вы говорите «мы». Но ведь вы — последний представитель рода? — стараясь избегать резких интонаций, задала Эмили очень больной вопрос.

— Я — единственный представитель старшей ветви рода. Но есть младшие, которые состоят со мной в родстве.

— А есть какая-то разница между младшими ветвями и старшими? У обычных людей вся разница в наследстве. А у магов?

Я в очередной раз восхитился умением Эмили вычленять главное.

— У магов — тоже в наследстве. Прежде всего — в наследовании способностей к родовой магии. Для того чтобы у мага родился одарённый наследник с правильным даром, нужно соблюсти ряд условий. Одно из них, к слову, девственность невесты, — многозначительно заявил я, чтобы жена не видела во мне какого-то извращенного любителя дефлорации. — Я уже не говорю о том, что самим магическим техникам необходимо обучать, и для этого требуется либо владеть ими самому, либо иметь возможность привлечь грамотного наставника.

— А для этого тоже желательно получить наследство, но уже материальное, — подсказала Эмилия.

— Да, безусловно. Поэтому говорят, что благодать Хингвера делает счастливыми родителей, но несчастными детей.

Хингвер, супруг Скалди, бог плодородия, покровитель семьи и мужской силы, был ещё одним божественным примером того, что успехи в семейной и личной жизни — не одно и то же. Летом, пока жена наводила порядок в Чертогах Вечности, красавец Хингвер не страдал в одиночестве. И в зимних плаваниях в далёких краях, думаю, тоже.

Но каждый раз он возвращался к своей божественной жене.

Приплывая весной, он приносил с собой тепло, и природа оживала. Хингвер покровительствовал земледельцам, скотоводам, а также путешественникам. Все знали, что если мужчина вернулся из похода — скоро жди пополнения в семействе, так как бог-скиталец даровал плодовитость своим последователям. Он был самым почитаемым божеством сельских жителей, и под изображением кабана, тотемного животного Хингвера, в любое время года лежали семена злаков и плоды растений.

— А за какую магию он отвечает? — вырвала меня из размышлений Эмилия.

— За магию земли, конечно. Она считается не столь почётной, как владение другими стихиями, важными в бою, но наличие хотя бы одного родича, умеющего пробуждать спящую в почве жизнь, является залогом процветания рода.

Я повёл жену в южный угол, к третьему алтарю, над которым висело изображение свирепого горного козла. Здесь чествовали темпераментного сына Година — Торна, властителя земной тверди, бога войны, грома и молний, и его супругу, морскую богиню Иви.

— Дайте угадаю, — бросила на меня короткий взгляд Эмилия. — Торн покровительствует магам огня, а Иви — магам воды, так?

— Это было просто, — посетовал я, лишившись возможности покрасоваться в роли наставника.

— А много родов, которые владеют магией огня? — спросила супруга, и это было обидно.

— Магия льда ничем не хуже, — заметил я.

— Нет, мне просто интересно, как часто среди магических родов распространены те или иные способности, — быстро поправилась жёнушка. — Я поняла, что при старании можно развить в себе дополнительные умения, и всё же какие-то являются врождёнными. Правильно понимаю?

Я кивнул, возвращаясь в свою роль.

— Они все встречаются одинаково, или есть более частые или редкие?

Я задумался.

— Если честно, сложно сказать. Чаще хвастаются количеством стихий. Конечно, если покопаться в книгах, можно найти такие сведения. Только зачем? — пожал я плечами.

— Любопытно! Неужели вам не интересно, что пользуется большей популярностью, а что меньшей?

— Это очевидно, Эмилия. В первую очередь мальчика стараются научить тому, что поможет защитить род. То есть боевым стихиям.

— А девочек?

— Зачем учить девочек? — не понял я.

— Чтобы они не представляли опасности для окружающих, например! Вы же сами сказали, что магия — это инструмент воздействия на окружающий мир. А если инструмент есть, а пользоваться им ты не умеешь? Это же может быть опасным!

— Наверное, девочек тоже учат, — согласился я. — Просто я никогда этого не видел. Дело в том, что моя младшая сестра погибла ещё совсем маленькой, ей не исполнилось и семи лет.

— Простите, я не хотела сделать вам больно. — Эмилия расстроилась.

— Это не вы, Эмилия, сделали мне больно. Вам не за что извиняться. Вся моя семья погибла, когда мне было семнадцать. Я должен был отправиться с ними. Но меня наказали.

Да, никогда не знаешь, к чему приведут козни насмешника Лохи.

— Мне очень жаль. — Она невесомо коснулась моей руки своими пальчиками.

— Мне тоже, Эмили. Мне тоже очень жаль. Но иногда в нашей жизни случается то, что от нас не зависит.

— Но вы же не виноваты. — Эмилия каким-то шестым чувством снова уловила главное, то, что не было сказано вслух.

— Я был виноват, дорогая. Но я остался жив. А они виноваты не были. Но погибли. Однако давайте не будем об этом. Фройя лучше знает, кому и когда суждено попасть в Чертоги Вечности. Кстати, если говорить о частоте распределения магических способностей, то реже всего встречаются те, кому покровительствует западная пара: Лохи и Фройя.

— А за какую магию отвечают они? — полюбопытствовала Эмилия.

Мы вернулись к той стене, откуда пришли, к углу с изображением лиса, тотема Лохи.

— Фройя — за дар прорицания, предвидения. А Лохи — за магию проклятий.

— Не самые добрые дары, — кивнула Эмилия. — Если бы мне их предложили, я бы отказалась.

— От божественных даров невозможно отказаться, — улыбнулся я.

— А куда ведут все эти двери? — спросила супруга, проводя рукой слева направо.

Действительно, в Святилище в каждой стене располагались дверь.

— Налево — дверь в Корабельную башню, которая выходит на берег. В ней находятся Морские ворота, о которых я говорил. Направо — дверь в хозяйскую часть замка, где вам предстоит бывать чаще всего. А за дверью напротив — лестница наверх.

— А там что?

— Чердак, где хранится всякое барахло двухсотлетней давности. Нужно выкинуть, да руки не доходят, — признался я. — Идёмте, дорогая, осталось немного. Именно здесь мы будем жить.

В основном, конечно, она. Но иногда мы будем жить там вместе.