Счастливая сколопендра

Сергей Конышев (2023)

Россия-2018. Чемпионат мира по футболу. Москва стучит во все барабаны и говорит на всех языках мира, но Сергею тошно на этом празднике жизни, его собственная жизнь — на перепутье. Сергею скоро тридцать, а он так ничего и не добился: мечтает стать писателем, но погряз в мещанстве. Повседневная рутина засасывает: работа, девушки, алкоголь — кажется, будущего нет. Как вдруг появляется призрак из прошлого, и Сергей едет с ним в отпуск на Чёрное море. Там духовный паралич героя кончается и начинается творческая полоса препятствий. Сможет ли Сергей её преодолеть? А главное, станет ли он счастливым в России-2022?

Глава 4

Компания у костра отдыхала с размахом. У них был выстроен целый комплекс из камней: очаг, небольшой стол и царский трон со спинкой и подлокотниками.

— Всем привет! — крикнул Ванчоус. — Можно к вам?

Ребята, играющие в блинчики, обернулись и внимательно посмотрели на пришельцев.

— Здравствуйте! — поприветствовал нас крупный мужчина, внушительный, как императорский пингвин, по всей видимости, неформальный лидер тусовки. — Милости просим. Водку будете?

Пауза.

— А может, хотите горячего чая? Им можно водку запить.

Мы переглянулись. Лица у всех слегка покривились: но не от водки, а от возможности запить её чаем. Этого никому не хотелось и казалось дикостью.

— Может, с портвейна начнём? — предложил я и выставил на каменный стол три оставшиеся «Массандры».

— Дело хорошее! — убедительно ответил мужик. — Не откажусь, коль предлагаете. Давайте угощайте!

Ванчоус немедленно откупорил одну из бутылок и, с удовольствием глотнув, представился:

— Иван!

Портвейн пошёл по кругу: Иуда, Маша, Галя и, наконец, я. Дальше — чужие: голый преподаватель института Дежкин, субтильная личность Вадик из Подмосковья, города Солнечногорска, и предводитель компании со странной кличкой Шампуньзе.

— А что это значит? — спросил я.

— Ничего. Всего лишь философская игра между словами «шампунь» и «шимпанзе», не более того, — ответил он и передал бутылку следующему.

— Я пас! — отказался дюжий сибиряк Вова. — У меня зелёный чай.

Итого у трона собралось девять человек: четверо их и пятеро нас. Десятым участником была природа, потому что шумело Чёрное море, ярко горел костёр, а на небе сверкали неподвижные звёзды. Идиллия. Покой. Дикая святость. Мы старались ей соответствовать: медленно попивали портвейн из горла и лениво общались.

— Вы где остановились? — спросил я у Шампуньзе. — В доме отдыха или снимаете в частном секторе?

— В частном секторе? — переспросил он и добродушно рассмеялся. — Мы остановились в общем секторе!

Оказалось, что ребята живут тут неподалёку, в палаточном лагере. За водой — полчаса ходу, еда — на костре, моются в море.

— Тотальный кайф! — подытожил сибиряк Вова. Он работал электриком на заводе и впервые попал на дикий отдых. Впечатления его переполняли.

Преподаватель Дежкин был сдержаннее, но не менее категоричен:

— Я сюда каждый год приезжаю. Летний отпуск без Джанхота — для меня всё равно что деньги на ветер!

Подмосквич Вадик пробубнил нечто туманное, из чего я понял, что ему скоро тридцать лет и он очень любит путешествовать. Но весомее остальных высказался, конечно, Шампуньзе.

— Я вовсе не отдыхаю здесь! — заявил он. — Я живу в палатке из принципа. Мне так легче размышлять.

— И о чём же ты сейчас размышляешь? — ухмыльнулся Ванчоус.

— Об агрессивной политике США по отношению к Кубе, — ответил Шампуньзе с очень серьёзным лицом.

— А почему тебя это волнует? — удивился я.

— Потому что я в Гаване родился! — Шампуньзе вытянулся в струнку и с гордостью добавил: — Мой отец был советским дипломатом и личным другом великого Фиделя Кастро!

— Серьёзно? — Иуда просиял. Его спина сгорбилась, голова же, напротив, выдалась вперёд. Получился знак вопроса.

— Абсолютно!

— Топ-топ! Мой отец служил на Кубе во время Карибского кризиса. Он поэтому и назвал меня Фиделем. Меня Фиделем зовут!

— Серьёзно? — теперь просиял Шампуньзе. Он всё так же был вытянут в струнку: классический знак восклицания. — Чудесные дела!

Это было внезапное и очень красивое пересечение судеб русских людей. На всех это произвело большое впечатление, особенно на Шампуньзе. Он проникся к нам, пришельцам, глубокой симпатией.

— Нужно оформить наше знакомство! — предложил он и широко улыбнулся во всё своё широкое лицо. — Оформить, так сказать, по-русски наши кубинские корни.

Предводитель выставил на трон девять стаканчиков и разлил по ним водку, как автомат, ровно по четвертинке.

— Я пас! — сибиряк Вова был непреклонен.

Остальные хлопнули. Одни запили горячим чаем, другие — портвейном. Поморщились, впрочем, все.

— Слышите? — Шампуньзе вытянул вперёд голову и навострил уши, как охотничий пёс. — Камушки с горы покатились. Посыпались, родимые!

Все замерли. Лично я ничего не услышал: только тишину берега и звуки моря. Волны шептали «ура, ура, ура», а камушки если и катились, то очень тихо, почти незаметно для обычного уха.

— В горах нужно быть осторожным и обязательно соблюдать технику безопасности, — изрёк наконец Шампуньзе. — Иначе горы не пощадят. Они же насквозь мёртвые. Им плевать на живых. Насекомые, люди, животные — горам всё одно, у них своя мораль. Запомните это.

Пауза, причём выразительная, театральная.

— Кстати, у меня был случай в семнадцатом году, — продолжил предводитель, — очень показательный. Вот представьте: девушка красивая идёт вдоль берега, по тропинке, прямо под скалой. И вдруг камнепад начинается. А я как раз стирался у сероводородного источника. Вижу: беда может приключиться с ней. Я машу руками, кричу: «Эй! Спасайся! Прыгай в сторону!» А ей по фигу. Не обращает никакого внимания: музыку в плеере слушает. Идёт себе дальше и песенку напевает, как Винни-Пух: «Пум-пурум-карам-опилки…» И вдруг — «бах!», прямо в темечко камень ей попал. Камушек такой крепенький, с куриное яйцо щебёнка. — Шампуньзе показал нам свой здоровенный кулак.

— Насмерть её? — спросила Галя.

— В ту же секунду! Даже не мучилась! — Шампуньзе посмотрел куда-то вверх и многозначительно добавил: — А ведь человека погубить не так просто. Горы… Кавказские горы.

Мы все невольно отошли ближе к Чёрному морю. А может, Шампуньзе попросил нас это сделать, точно не помню, но такое вполне могло быть. Шампуньзе в каком-то смысле манипулировал нами, он умел работать с толпой.

— Удивительные тут места, конечно, энергетические, — философски заметил предводитель. Он стоял по щиколотку в воде. — Пожив здесь, насытившись местной энергией, я теперь многое стал чувствовать иначе. В этих местах у меня открылись… как бы это лучше сказать… паранормальные способности. Я теперь чувствую молнии.

— Ничего себе. — Иуда приоткрыл рот. — Топ-топ.

— Серьёзно? — удивился я.

В это невозможно было поверить, но и не поверить — нельзя, потому что нас окружали звёзды, море и камни, а внутри нас плескался розовый портвейн вперемешку с водкой.

— В каком смысле: чувствуешь молнии? — ухмыльнулся Ванчоус и обвёл всех взглядом, как бы спрашивая: «Что за чушь?».

— В самом прямом смысле! Без второго дна. У молний запах характерный. Я сразу его чую. Ничего не могу с этим поделать. Чую, и всё тут. Чувства же — не картошка, не выкопаешь. — Шампуньзе ни на кого не обращал внимания, говорил и говорил. — Это особенный запах. Он в носопырку бьёт иголками. Я называю его «резкая свежесть».

— Резкая свежесть? — насмешливо переспросил Ванчоус.

Шампуньзе только ухмыльнулся в ответ. Он ждал этого вопроса.

— Именно, так точно! Как туалетный освежитель. Кстати, что интересно, со мной в шестнадцатом году случай произошёл показательный. Вернее, не со мной, а с моим участием. Сейчас расскажу. — Шампуньзе ударил обеими руками по подлокотникам трона. — Интересно?

В ответ — молчание. Значит, согласие.

— Ага. Ну так вот, сидел я здесь однажды, на этом самом троне, смотрел на море, семечки грыз. Вижу: девушка идёт симпатичная. А небо хмурилось тогда, громом бурчало, даже мини-молнии проскакивали. И вдруг чую носопыркой резкий запах, вроде освежителя воздуха с ароматом сирени. А я же терпеть его не могу, ещё по цивильной жизни. В общем, сразу я почуял, что опасность где-то рядом летает. Я вскочил с трона и бросился к девушке, чтоб оттолкнуть её. Как вдруг «бах!»: молния ей прямо в черепок ударила. Я насквозь его увидел! Волосы у неё дыбом встали, а из пальцев искры полетели. Дымиться начала она, как торфяник.

— Насмерть её? — спросила теперь Маша.

— В ту же секунду. Даже не мучилась, — повторил Шампуньзе и вытащил из кармана пачку семечек. — Будете?

Все отказались, но Шампуньзе это нисколько не смутило. Он продолжил травить джанхотские байки, потягивая портвешок, а теперь ещё и лузгая семечки. Вскоре девушки начали клевать носом.

— Спать хочу, — проворчала Галя. Вид у неё был усталый.

— Домой пора. Утро скоро, — согласилась Маша. Она делала мне знаки, но я упорно их «не замечал».

— Я вас провожу. — Ванчоус поднялся с камня. Ему было скучно. Он, очевидно, считал все рассказы Шампуньзе пьяным трёпом.

Иуда, напротив, был очень сосредоточен на разговоре и ловил каждое слово предводителя. Он решил ещё посидеть у костра и послушать. Я поддержал Фиделя: не хотелось никуда идти. Хотелось, чтобы эта ночь длилась вечно.

— Долго не сидите! Всем пока, до завтра! — Маша, Галя и Ваня ушли.