Хорошие девочки должны быть умнее

София Хартманн (2025)

Василиса с детства слышит одну и ту же фразу: «Хорошие девочки должны быть умнее». Она стремится к лучшему будущему и мечтает стать культурологом, несмотря на неодобрение матери. Но на полпути к мечте она встречает Мирона, сына депутата, известного своими незаконными делами, и из-за него теряет последний шанс на бюджетное место. Теперь она вынуждена учиться на вечернем и ненавидеть Мирона, который так жестоко поступил с ней. Вот только как можно ненавидеть того, кто уже несколько месяцев не выходит из головы?

Глава 2. Пусть всегда будет солнце

Я просыпаюсь среди ночи от ужасной головной боли. Потираю виски и свешиваю ноги с кровати, чтобы пойти на кухню за таблетками и доспать несчастные пару часов. Уже месяц из-за дурацкой головной боли я не высыпаюсь — а ведь мне и так не хватает времени на сон. Почему в сутках не двадцать семь часов? Впрочем, даже в этом случае я вряд ли бы уделяла сну больше пяти.

В доме тихо, только большие часы тикают в гостиной. Я тихо ступаю по полу, чтобы не разбудить домочадцев. Мне нравится не спать ночью — так спокойно и умиротворенно я редко себя чувствую здесь, в этом доме. Обычно я слышу упреки и крики, а сейчас… даже чувствую себя дома. Жаль, что из-за школы и экзаменов я не могу позволить себе ночную жизнь. Да и днем мне вряд ли кто-то позволит спать дольше положенного.

Я выпиваю две таблетки анальгина, забираюсь под одеяло и закрываю глаза, обнимая подушку. В голове тут же всплывают даты, которые я повторяла вечером, и я старательно их изгоняю. Вместо них в голову тут же лезут непрошенные воспоминания.

«Ветер шепчет мне твое имя», — произносит Мирон Мирской, и моя кожа от одних мыслей о его дыхании на моем ухе покрывается мурашками. Ну почему, почему он так запал мне в душу? Что в нем такого особенного?

«Глупая, глупая Василиса, — ругаю я себя, переворачиваясь на другой бок. — Тебе сейчас не о парнях нужно думать, а об учебе!»

Мне вдруг становится страшно. Мысли тут же возвращаются к предстоящим экзаменам. Осталось меньше месяца… черт, а я до сих пор нет уверена в том, что смогу сдать их на максимальный балл. Даже несмотря на то, что пробник по истории я написала на восемдесят два, мне страшно, очень. А мама постоянно подливает масла в огонь комментариями, мол, я могла бы и лучше.

Я уже не знаю, что должна сделать, чтобы ей угодить.

В уголках глаз собираются слезы, и я закусываю губу, чтобы не завыть от несправедливости.

«Ничего, ничего, Лиса, завтра будет новый день, — успокаиваю я себя, пытаясь закончить истерику. — Завтра будет лучше, я же знаю…»

Засыпаю я только через полтора часа, когда голова снова болит так, что хочется повеситься.

***

Май — это всегда сложно и очень нервно, а уж в одиннадцатом классе — тем более. Но почему-то большинство моих одноклассников чувствуют себя замечательно, а мне, старосте и, судя по всему, единственному ответственному человеку в коллективе, приходится отдуваться.

— Василиса, как у вас дела с подготовкой к вальсу на последнем звонке? — интересуется Валентина Дмитриевна, завуч по воспитательной работе. Я ее обожаю, но не в такие моменты.

— Все… хорошо, — отвечаю я, запнувшись, и натягиваю на лицо улыбку. Светловолосая женщина кивает, и объемный пучок на ее голове дрожит, так и наровя распасться. У меня руки чешутся его поправить, и я едва себя сдерживаю.

— Все нашли себе пару?

Я задумываюсь лишь на секунду — даже в ежедневник лезть не нужно, чтобы вспомнить.

— Не совсем, — я пытаюсь увильнуть, но с Валечкой такое не пройдет. Она меня будто насквозь всегда видит, и потому хмурится, склоняя голову вправо.

— Тебе кавалера не досталось? — в лоб спрашивает она, и я, вздохнув, понуро киваю.

Если честно, я и сама не уверена в том, что хочу танцевать вальс — и так слишком много всего на меня свалилось. Но в глубине души, где-то там, где еще живет маленькая девочка, верящая в сказку, я знаю ответ.

— Есть у меня один вариант.

Валентина Дмитриевна садится за стол и машет мне — значит, можно идти по своим делам. А мне так хочется остаться и узнать, что она задумала, что я еще пару мгновений мнусь на пороге, но затем распахиваю дверь и поскорее выхожу из кабинета.

И в ту же секунду раздается звонок. Как всегда вовремя… Мне приходится бегом спускаться на третий этаж и лететь к кабинету математики. Увы, предмет с ужасающим названием «геометрия» не будет ждать.

Весь оставшийся день я сгораю от любопытства и допускаю несколько ошибок на уроках. Биолог Василий Артамонович качает головой, химичка Анастасия Степановна снисходительно улыбается, а историк Альберт Макарович разочарованно ставит мне четверку в журнал. Что ж, неудачные дни тоже бывают. Но, черт возьми, не у меня.

«Соберись, Лиса», — приказываю я себе и трясу головой, стараясь выгнать из нее ненужные мысли о паре для вальса.

Но это не помогает, потому что после последнего факультатива по русскому языку звонит телефон — Валентина Дмитриевна вызывает меня к себе. И я едва ли не подпрыгивая лечу к ней в кабинет, стараясь сделать как можно более равнодушное лицо.

— Нашла я тебе кавалера, Василиса, — улыбается Валечка. И я улыбаюсь в ответ, даже не пытаясь держать лицо, потому что слишком долго мечтала об этой сказке.

— Спасибо вам! — искренне благодарю я женщину. — А как вам это удалось?

— Да не за что, милая. Мальчик там тоже без пары остался.

Я нерешительно мнусь, но Валечка и сама все понимает.

— Его зовут Мирон, из тринадцатой гимназии. На следующую репетицию обещал прийти как миленький. А если не придет, ты мне сразу говори, я его прижучу так, что мало не покажется!

Я уже не слышу ее, глядя в окно. Мне чудится рыжий парень с яркими зелеными глазами, и он шепчет мне: «Ветер шепчет мне твое имя». Мурашки пробегают по коже, и я сжимаю руки в кулаки, лишь бы не выдать себя.

— Еще раз большое спасибо, Валентина Дмитриевна! — быстро говорю я и выбегаю из кабинета, не глядя на женщину. Мне срочно нужно на воздух.

***

Возможно, нам стоило начать репетиции раньше, но собрать всех этих разгильдяев я смогла только седьмого мая, прямо в день репетиции концерта ко Дню Победы. Нам пообещали отдать зал сразу после седьмого урока, но время перевалило уже за половину третьего, а мы все еще сидим в зале, слушая концертные номера.

— Солнечный круг, небо вокруг — это рисунок мальчишки, — поет звонкий девчачий голос под аккомпанемент электро-гитары и барабанов.

Я зеваю и оглядываюсь на часы, висящие над входом в актовый зал — без пятнадцати три. Если так пойдет и дальше, я опоздаю к репетитору. Нужно слезно попросить перенести занятие на семь…

Мой взгляд мечется к телефону, но прежде…

Мирон стоит на пороге и глядит на сцену, и я замечаю, как губы его двигаются — он явно подпевает. Когда парень замечает меня, я тут же отвожу взгляд, но уже поздно.

Мирон подходит ко мне и садится рядом спустя всего несколько секунд, но мне они кажутся вечностью. Когда он начинает говорить, сердце мое подпрыгивает.

— Василиса, — я искоса гляжу на него и вижу, как его губы растягиваются в хитрой улыбке. — Приятно снова видеть вас, леди.

Я не отвечаю, глядя на сцену с таким интересом, будто никогда такого не видела. Еще пару раз Мирон пытается заговорить со мной, но затем бросает это дело и отворачивается.

Песня почти заканчивается. Это, кажется, последний номер в концерте, значит не придется ничего переносить и…

— Пусть всегда будет солнце, — внезапно раздается голос Мирона. Он начинает подпевать вслух, и я завороженно поворачиваю голову. Кто бы мог подумать, что у него такой голос! — Пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я!

Песня обрывается на последней ноте, Мирон тоже замолкает и поворачивается ко мне. Я тут же чувствую, как лицу становится жарко, и отворачиваюсь, поспешно вскакивая с места.

— Ну что, ребят, давайте на сцену!

Я машу рукой, привлекая внимание одноклассников, и те с недовольными стонами ползут по лестнице на возвышение. Я тоже иду туда и встаю позади всех, чтобы не привлекать внимание. Но, черт возьми, Мирон снова находит меня и встает рядом.

— Прячешься? — усмехается он, приподнимая левый уголок губ, а глаза сверкают изумрудами. Я на пару секунд застываю, не в силах отвернуться. Мирон тянется к моему уху, чтобы убрать выбившийся локон, и я чувствую, что вот-вот потянусь ему навстречу.

«Прекрати, дура!»

Я одергиваю себя в последний момент и пячусь, врезаясь в Альбину — та недовольно трет бок, шипя на меня. Но я рада, что не дала Мирону возможности меня коснуться. Потому что чувствую — если он сделает это, я растаю, как молочный шоколад на солнце. А мне это совершенно ни к чему.

— Дорогие мои одиннадцатиклассники! — хореограф, стоящая в зрительном зале между рядами, хлопает в ладоши, привлекая наше внимание. — Я очень рада снова ставить для вас выпускной танец, теперь уже последний в вашей школьной жизни!

Виолетта Олеговна смахивает невидимую слезу с глаз, и мы смеемся.

— Прежде чем начать, нам нужно размяться. Повторяйте за мной все движения, пожалуйста.

Она включает зажигательную танцевальную музыку, и мы начинаем разминку. Кинув взгляд на Мирона, я замечаю, что он больше не смотрит на меня, и благодарю всех известных мне богов за такую передышку.

Но когда разминка заканчивается, я осознаю, что попала. Ведь это вальс — здесь без прикосновений не получится! Нужно срочно придумать, как уйти отсюда. Да, я буду трусихой, но зато не потеряю голову.

— Виолетта Олеговна, прошу прощения, у меня репетитор, я убегаю! — говорю я, спускаясь по лестнице. Мирон изумленно смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

— А как же твой партнер, Василиса? — удивленно всплескивает руками хореограф.

— Я ему могу составить компанию, — раздается голос Эли — нашей рыжей бестии с идеальной фигурой. Вот кто точно замечательно бы подошел Мирону.

Ее партнер, Дима, толкает ее в бок, и Эля смеется.

— Ничего, он посмотрит и в следующий раз мне все расскажет. Я быстро учусь, вы же знаете!

Виолетта, вздохнув, машет рукой, и я, сдержав радостный вскрик, хватаю сумку и трусливо убегаю из актового зала. На какое-то время мне удалось избежать Мирона, но в следующий раз… придется придумать что-то другое.