Талисман Цезаря

Тараксандра

Нет, не погиб Цезарь, сраженный кинжалами заговорщиков! Древнеримский историк Аппиан рассказывал, что в разгар похоронного действа над площадью зазвучал голос Цезаря: «Неужто я спас вас лишь затем, чтобы вы погубили меня?» А потом Гай Юлий Цезарь поднялся с погребального ложа и вознесся над пораженной толпой… Это миф, мистификация, или Цезарь вновь одержал верх, победив даже саму смерть? И в чем секрет успеха Цезаря? На эти и другие вопросы вы найдете ответы в новом романе Тараксандры.

ГЛАВА 2. ВЫБОР СУДЬБЫ

Изящный мальчик лет 13-ти стоял перед огромной статуей в храме Юпитера. Юноша, словно зачарованный, не отрываясь, глядел на величественную фигуру царя богов и людей и тихо шептал:

— Подожди еще немного, грозный бог. Очень скоро мы будем вместе. Я не расстанусь с тобой до конца моих дней. Вся моя жизнь и помыслы — лишь тебе, творец неба и земли. Я клянусь служить словом и делом. Каждый миг моей жизни я посвящу твоему светлому имени.

В храме было тихо, на цыпочках мальчик подошел к статуе и осторожно тонкой рукой погладил позолоченные складки тяжелого мраморного одеяния Юпитера. Паренек поднял голову, где-то в вышине, на недосягаемой для человека высоте, находился лик божества. Мальчик сделал несколько шагов назад и оказался в центре зала. Он вновь поднял голову, теперь его взгляд встретился с глазами бога. Мальчику показалось, что Юпитер смотрит на него с нежностью и вместе с тем — с жалостью. Юноша порывисто подбежал к постаменту божества и, встав на колени, уткнулся головой в каменные складки. Мальчик не ощущал холода камня. Из его глаз текли слезы.

— Не моя воля, но воля моих родителей не позволяет мне воссоединиться с тобой, великий бог, — прошептал он. Мальчик сжал кулаки. — Но я все равно стану твоим жрецом. Я откажусь от родных. Ты заменишь мне семью и друзей. Уже сегодня мы будем вместе. Подожди чуть-чуть. Я лишь сбегаю домой и возьму мои рукописи: там стихи, посвященные тебе, повелитель людей и бессмертных. Я сейчас, я мигом.

Мальчуган резко встал, вытер мокрое от слез лицо и стремительно бросился к выходу. Он уже был на пороге храма, когда невольно опять обернулся. Белый мрамор скульптуры, освещенный утренним солнцем, лившимся в многочисленные окна, казалось, сам излучал сияние. Внезапно юноше почудилось, что бог отдалился от него, и свет, отраженный статуей, идет из необозримой дали. Гигантская скульптура и бронзовый орел, спутник бога богов, сделались такими маленькими, будто мальчик смотрел на них с другого конца Тибра, а не стоял всего лишь в нескольких шагах от них. Юноша тряхнул головой, отгоняя странное видение, и больше не оборачиваясь, выбежал из святилища.

Путь молодого человека лежал в квартал Субура, один из самых богатых районов Рима. Именно здесь проживала его семья. Когда-то, очень давно, род Юлиев был знатен и богат, с течением времени их богатство растворилось, а значимость в общественной и политической жизни утратилась. Поэтому каждому новому поколению славных Юлиев было все сложнее и сложнее продолжать тот образ жизни, какой надлежало вести представителям их класса. Родители юного Юлия Цезаря погрязли в долгах, рабы, видя несостоятельность хозяев, потихоньку разбегались, и матери, благородной Аврелии, очень часто приходилось самой ходить на базар за продуктами и готовить еду. Желание мальчика стать жрецом семья не отвергала, но и не приветствовала. В тот день, когда Юлий решил уйти, чтобы посвятить себя служению богу, как назло, и мать и отец оказались дома. Юноше не удалось незаметно прошмыгнуть в свои комнаты.

— Ну, наконец-то, ты вернулся, — строго проговорил отец. — Надень самую красивую одежду и приходи в столовый зал. Сегодня мы ждем очень важных гостей.

— Нет, отец, — сказал юноша, смело глядя в лицо Юлию — старшему, — я не смогу присутствовать на вашем празднестве. И не только на этом, но и на любом другом, которое будет в этом доме. Я ухожу туда, куда зовет меня сердце, в храм великого Юпитера. И домой я вернулся, чтобы забрать некоторые мои личные вещи. Не волнуйся, отец, это не одежда и не драгоценности. Я пришел за моими стихами, я написал их специально для Юпитера, они должны принадлежать лишь ему.

— Дерзкий мальчишка, — возвысил голос Юлий Цезарь — старший, — разве я давал позволение и согласие на твой уход в храм?

— Я не нуждаюсь ни в чьих позволениях или запретах, — четко проговорил юноша, его красивое лицо побледнело, а в глазах горела недетская решимость. — Я слушаю лишь свое сердце, оно — мой судья и арбитр, и оно зовет меня к Юпитеру. И ни ты, мой отец, ни моя мать, ни даже все боги Олимпа, не заставят меня отступить от задуманного. Я хочу посвятить свою жизнь владыке богов, и я не изменю своего решения. Только мне распоряжаться моей собственной судьбой и моим будущим.

— Негодный щенок! — воскликнул Юлий Цезарь — старший. — Я запру тебя в чулане, но сначала я прикажу рабам отхлестать тебя ремнями!

— Если ты так поступишь со мной, отец, — прошептал мальчик, его лицо совсем побелело, а глаза горели яростным блеском, — я все равно убегу в храм, но без твоего имени. Я откажусь от нашего рода и семьи. Пусть меня зовут, как угодно, но только не Гай Юлий Цезарь из благородного рода Юлиев.

— Паршивец! — отец угрожающе шагнул к сыну

Мальчик даже не сдвинулся с места, он по-прежнему прямо и дерзко смотрел на Юлия — старшего.

В это время на крик мужа прибежала мать, благородная Аврелия.

— В чем дело? — спросила она. — Вы кричите, словно торговцы на базаре. Какой пример вы подаете рабам!

— Этот звереныш вывел меня из терпения, — сказал Юлий — старший, — объясняйся с ним сама.

— Чем ты так разозлил отца, сынок? — ласково спросила женщина.

— Я сказал о своем желании служить Юпитеру, и ты, мама, и ты, отец, вы давно знали о моих намерениях.

— Конечно, Юлий, — улыбнулась Аврелия, — нам это хорошо известно. И почему же ты тогда кричишь на ребенка? — сурово проговорила она, повернувшись к супругу. — Разве эта новость для тебя, мой бесценный муж, что наш сын хочет стать жрецом?

— Однако он собрался стать жрецом немедленно, уже сегодня! — вскипел Юлий-старший. — И даже задумал бежать из дома.

— Это правда, сынок? — охнула мать.

— Да, — кивнул Юлий, — я не могу больше идти наперекор моему сердцу.

— Но ты принял очень серьезное решение, — проговорила Аврелия. — Такие замыслы не совершаются необдуманно.

— Я уже все обдумал, — упрямо сказал Юлий.

— И все же, мой мальчик, нам следует все обсудить, — с нежностью проворковала Аврелия. — Пойдем в обеденный зал, я распоряжусь, чтобы подали фрукты и печенье. За трапезой мы спокойно обо всем поговорим.

— Мне не о чем говорить, — еще сопротивлялся Юлий чарам матери.

— Но пообедать с нами ведь ты не откажешься? — улыбнулась Аврелия. — Пусть это будет вроде прощальной трапезы. В конце концов, это твой долг перед семьей. А потом я сама провожу тебя в храм.

Юлий-старший с недоумением посмотрел на супругу, но женщина, ласково улыбнувшись мужу, незаметно пожала ему руку.

Отец, мать и Юлий прошли в обеденный зал, здесь они расположились на пиршественных ложах. Рабы принесли блюда с фруктами и сладким печеньем, а также кувшин с вином.

— И ты знаешь, на что обрекаешь себя, сынок, избрав путь жречества? — спросила Аврелия, неторопливо отпивая глоток вина.

— Да, — сказал юноша, — мне ведомо, что путь служителя бога труден. Но лишь на этом пути я обрету счастье. Я желаю посвятить себя тому, кто стоит выше смертных! Юпитеру — вся моя жизнь и судьба!

— Все это очень хорошо, мой мальчик, — сказала Аврелия, — но не станет ли твоя жизнь печальной? Жрец не может разводиться, даже, если супруга ему прискучит, он не занимается общественной и политической жизнью, не принимает участие в светских праздниках. Тебе придется проводить свои юные дни в молитвах, соблюдать посты и очень часто даже не спать ночами. Нужно ли тебе все это, дружок?

— Земные радости чужды мне. Женщины, еда, сон, развлечения и удовольствия — все это меркнет перед ликом творца вечности.

— Ты еще так мало пожил на свете, сынок, — мягко проговорила Аврелия, ее голос звучал приглушенно, почти магически, — и не успел познать ласки дев, вкус самой изысканной пищи, не упивался властью. Есть ли большее наслаждение в жизни, чем видеть, как рабски простираются перед тобой даже самые знатные мужи и их спесивые жены? Уже одно твое появление, такого благородного и могущественного, повергает их в трепет. Они жаждут твоих милостей, даже один твой благосклонный взгляд рождает в их сердцах надежду, а неблагосклонный — повергает в глубокое отчаяние.

— Где власть, там зависть и пороки, — усмехнулся Юлий. — Кроме того, не сотворил ли божественный Юпитер всех равными? И не об этом ли равенстве вспоминаем мы в праздник либрерий, когда и раб и хозяин, высокопоставленный и низший, сидят за одним столом и вкушают одну пищу?

— Ты слишком умен, мой сын, — с досадой проговорила Аврелия. — Ты мог бы стать выдающимся философом, оратором, ученым. Цари тогда бы искали дружбы с тобой.

— Мне не нужна дружба сильных мира сего! — воскликнул Юлий. — Самый могущественный царь перед ликом Юпитера — лишь жалкий червь.

Аврелия печально вздохнула.

— Что ж, — сказала она, — я вижу, тебе не переубедить. Видно сам Юпитер зажег в твоем сердце свой божественный огонь. Ты волен поступать, как вздумается. Мы с отцом благословляем твое решение.

Юлий — старший, молчавший все это время, открыл рот, собираясь возразить, но женщина лукаво прижала палец к губам. Мальчик не видел этого жеста матери, так как в этот момент осыпал ее колени поцелуями.

— О, спасибо, мама, — говорил он, — я буду молиться за тебя великому Юпитеру. И за тебя, отец, — обратил он к Юлию — старшему заплаканное лицо.

В это время в зал вбежал раб. Аврелия, опустив голову, хитро улыбнулась.

— Гости желают видеть вас, благословенные владыки! — воскликнул он.

— Ну наконец-то, — засмеялась Аврелия.

— Да, давно пора, — с облегчением вздохнул отец.

Юлий хотел уйти, но мать ласково взяла его за руку.

— Сынок, останься с нами на праздник в честь наших уважаемых гостей, — сказала она. — Если ты сейчас уйдешь, это будет очень невежливо и недостойно такого благородного господина, как ты. Они приехали с дочерью, и девочка может обидеться на твой уход. Этот обед не продлится долго. К вечеру ты уже будешь свободен. Не упрямься, дружок, ведь это твой последний обед в кругу семьи. Завтра ты уже будешь трапезничать среди своих жрецов. Ну же, не отказывай нам в такой милости, — Аврелия потрепала мальчика по темно-каштановым кудрям.

В обеденный зал вступили три человека: пожилой мужчина с тщательно завитой бородой, томная женщина, увешанная без всякой меры тяжелыми грубыми золотыми украшениями, и хрупкая белокурая девочка, приблизительно ровесница Юлия. Мужчины учтиво поклонились друг другу, женщины обнялись.

— Так это и есть твой сын? — манерным голосом проговорила гостья, устремляя любопытный взгляд на Юлия. — Великие боги, он прекраснее Аполлона! — И ты столько лет скрывала от нас это чудо? Подойди же ко мне, светик, — поманила она мальчика.

Юлий подошел к женщине и учтиво поклонился ей.

— Великие боги, как же он воспитан! — воскликнула посетительница. — Наверное, твоим учителем был сам Орфей, повелитель всего изящного и утонченного!

— Увы, нет, — вздохнула Аврелия, — всего лишь египетский философ. И он обошелся нам недешево. Эти мудрецы из Египта очень дорого просят за свою науку.

— Египтянин — это хорошо, жители этой страны славятся своей мудростью. Ты не зря потратила деньги, наняв мальчику учителя из Египта… Нет, какая осанка, какие манеры, — вновь повернулась гостья к Юлию. — Как тебя зовут, золотко?

— Гай Юлий Цезарь, госпожа! — звонко ответил юноша.

— А голос? Слаще кифары! — восхитилась посетительница. — А это наша дочь, Коссуция, — подтолкнула она девочку. — Иди, поиграй с ней, Юлий, а мы пока побеседуем с твоими родителями… Подожди, дай еще немного полюбоваться на тебя. Красавчик! Нет, в твоих жилах и впрямь течет кровь богов.

— Наш род происходит от самой Венеры, — заметил Цезарь — старший.

— Вы родили бога, это точно. — сказала гостья. — Мы с мужем много путешествовали, видели всяких людей, но такой красоты я даже в храмах не встречала. Дай я тебя поцелую, солнышко мое! — женщина крепко прижала и поцеловала мальчика, обдав нестерпимым удушающим запахом духов. — Щечки — персики, прелесть! Ну, иди, дружочек, а то я до вечера буду любоваться тобой. Красивые вещи и люди — моя слабость. Коссуция, доченька, — обратилась она к девочке, которая все это время стояла, низко опустив голову, — спой Юлию песенку, знаешь, ту, про птичек, которую я обожаю.

Дети, поклонившись взрослым, вышли в сад. В сердце Юлия творилось что-то странное: Юпитер и еще непознанные ощущения вели яростную борьбу. Юлий чувствовал, что уже никогда не сможет расстаться с этой девочкой. Юноша остановился под высоким раскидистым деревом. Коссуция встала рядом, она так и не посмела взглянуть на своего нового знакомого.

— Как ты прекрасна! — воскликнул Юлий, невольно любуясь этой юной гостьей. — Ты нимфа, не правда ли?

— Нет, господин, — покраснела девочка.

Длинные белокурые локоны, мелко завитые, струились по спине, доходя до нежных пяток в золотистых сандалиях. Ее глаза были голубые, словно майское небо, а фигурка — такой тонкой, что казалось, даже самый легкий ветерок переломит девочку, будто тростинку. Что-то неземное, возвышенное, воздушное, было во всем облике Коссуции. Отступив на шаг, Юлий проговорил:

— Боги дали мне милость, нимфу речную явив.

— Как красиво, — прошептала Коссуция. — Кто сложил эти дивные стихи?

— Я, — сказал Юлий, — твой божественный облик породил в моем сердце эти строки. Ты подобна Прозерпине.

Девочка подняла голову. Она была взволнованна и напугана.

— Что ты, что ты! — воскликнула Коссуция. — Можно ли меня, смертную, сравнивать с великой богиней?

— Можно, потому что — это правда! — твердо проговорил Юлий. — Я скоро уйду отсюда, но сохраню в своем сердце твой несравненный образ.

— Ты должен уехать? — снова испугалась девочка. — Тебя зовут дела?

— Да, я иду служить в храм. Я буду жрецом Юпитера.

— Я тоже собираюсь стать жрицей, — улыбнулась Коссуция, ее личико порозовело, но не от смущения, а от радости. — Я хочу служить Весте.

Теперь напугался Юлий.

— Весте? — ужаснулся он. — Но тогда ты не сможешь выйти замуж. Весте служат лишь девы.

— Ну и что, — улыбнулась Коссуция, — зато я буду с моей богиней. А что может быть лучше?

— Да, служить своему богу — высшее счастье, — кивнул Юлий. — И все же, я не хотел бы разлучаться с тобой. Благодатный Юпитер, к счастью, позволяет своим жрецам вступать в брак. Скажи, ты хотела бы стать моей женой? — мальчик взял девочку за руку, рука Юлия дрожала.

— Я не знаю, — тихо проговорила Коссуция. — Ты мне очень понравился, моя мама права, ты — настоящий бог. Но одобрят ли наш брак родители, мои и твои?

— Меня не интересует мнение родителей, ни моих, ни твоих! — запальчиво воскликнул Юлий. — Для меня есть только мое сердце, а оно умирает от любви. Не разбивай же его своим отказом! Веста — покровительница домашнего очага, покровительница супружества, и став женой, ты приобщишься к своей богине, ничуть не меньше, чем служа ей в храме.

— Как все замечательно получается, — улыбнулась девочка. — Только бы родители не были против.

— Они не будут против. А, впрочем, может и будут. Мне все равно. Главное, что ты согласна, любовь моя.

Больше дети ничего не говорили друг другу. До вечера простояли они под этим деревом, держась за руки, думая одними мыслями, ощущая мир общим единым чувством. Рабу, которого послали за ними, пришлось несколько раз окликать влюбленных, прежде чем они вернулись к реальности.

Гости были приглашены остаться на ночь в доме. Перед сном родители Юлия позвали сына в кабинет отца. Юлий — старший и Аврелия торжественно сидели на высоких креслах, юноша встал перед ними. Мальчик понял, что речь пойдет о чем-то важном.

— Сынок, — проговорила Аврелия, юноша заметил, что женщина немного взволнованна и напряжена, — скажи, тебе понравилась наша юная гостья, эта малышка Коссуция? Как ты ее находишь?

— Она нимфа, — серьезно проговорил мальчик. — Коссуция поразила меня в самое сердце. И раз вы сами спросили про нее, я говорю вам, я хочу, чтобы Коссуция стала моей женой!

— Слава богам! — воскликнула мать, она вздохнула с облегчением. — Ты даже не представляешь, как обрадовал нас. Ты знаешь, мы бедны, а семья твоей невесты богата. Они ростовщики. Некоторое время назад, когда отец ходил брать у них деньги взаймы, родители Коссуции предложили оказать покровительство нашему дому, но за это они хотят выдать свою дочь за тебя замуж. У них много золота, но нет благородства в крови, породнившись с нами, они станут патрициями, а мы получим их богатства. Коссуция, несмотря на свое плебейское происхождение, — выгодная партия для тебя, сынок.

— Эта сделка и ваши расчеты меня не интересуют, — величественно поднял руку мальчик. — Для меня есть только Коссуция.

— Ну вот и замечательно! — воскликнул Юлий — старший. — Хоть здесь ты не упрямишься.

— Но это еще не все, — сказала Аврелия, — Стало известно, что в Азию требуется новый правитель. В случае твоего согласия на брак, отец Коссуции даст твоему отцу столько денег, что он сможет купить себе эту должность. Но для этого ему придется покинуть Рим, а я останусь совсем одна… в огромном доме, наедине с рабами. А в семье нужен мужчина, пусть даже такой молодой, как ты. Отложи свое жречество хотя бы на два года. Отец, заработав много денег, вернется в этот дом, и вы с Коссуцией сможете пожениться. Тебе к тому времени исполнится 15 лет, и уже не мальчиком, а зрелым юношей ты вступишь в брак и на путь служения Юпитеру. Потерпи еще два года, сынок. Не бросай меня.

Обняв сына прекрасными холеными руками, Аврелия разрыдалась.

— Хорошо, мама, я не оставлю тебя, — тихо проговорил Юлий, и подняв глаза вверх, мысленно произнес: «Прости, великий Юпитер, но я, кажется, еще действительно не готов для безраздельного служения тебе».