Кротовая нора

Татьяна Макарова

Я не могла предположить, что, устраивая бал для своих коллег-физиков, стану свидетельницей убийства известного физика-ядерщика. Мне не повезло, меня заметили, и когда я попыталась убежать, ранили.Потеряв сознание в 2011 году, я пришла в себя в 1755 году.Как не сойти с ума от происходящего, как вернуться домой, кто убил физика, как обезопасить себя, как оставить любимого человека в прошлом и стоит ли возвращаться в свое время? Все эти вопросы мне и предстоит решать.

8

Мы с Дмитрием ехали в карете. Карета, запряженная двойкой, на мой взгляд, была шикарная. Кузов кареты внутри и мягкие сиденья были обшиты тканью с набитым узором. По бокам висели фонари, которые зажигали в темное время суток. Каретой управлял кучер Платон в темно-зеленом кафтане.

Дмитрий сидел напротив меня, опершись сложенными руками на трость с костяной резной рукояткой, и смотрел в окно.

На мне в этот раз было не платье, а ансамбль: пышная юбка и жакет из той же ткани, что и юбка. Для выезда мне пришлось надеть фижмы. Фижмы — две полукупольные формы из пластин китового уса, соединенные тесьмой на талии, — для каждого бедра отдельно. Глаша помогла мне надеть фижмы поверх нижней юбки и сверху юбку от ансамбля. С фижмами моя юбка стала широкой по бокам и приплюснутой спереди и сзади.

При ходьбе у меня было странное ощущение чего-то равномерно колышущегося на талии. Как колокольчик, из стороны в сторону.

Фижмы на самом деле были гибкими, как и рассказывали в музеях, я проверила это на себе, пытаясь забраться в карету. Мне пришлось с ними повозиться, чтобы понять, как они действуют.

Туфли пришлось надеть те, что были чуть великоваты, но с ноги не падали, и это главное. На волосы, высоко собранные в прическу, Глаша длинной шпилькой прикрепила небольшую шляпку. Шея и декольте были прикрыты косынкой — фишю. На руки я надела короткие перчатки в тон ансамблю.

Мы ехали по вымощенной дороге, карета шла мягко и довольно быстро. Под равномерное укачивание можно было уснуть, но, отодвинув в сторону бархатную штору с бахромой, я жадно смотрела на улицы нового для меня Санкт-Петербурга. Иногда не сразу удавалось понять, где именно мы едем, настолько улицы выглядели по-другому.

Мы проезжали какие-то торговые ряды, где толпились покупатели и продавцы, шумно торгуясь. На лужайках играли дети под присмотром нянь, по аллеям неспешно прогуливались дамы в ярких платьях с кружевными зонтиками, а вдоль дороги бегали босоногие мальчишки в льняных рубахах и штанах.

Когда мы двигались мимо разномастной толпы, стоящей на площади перед помостом, раздался громкий и мучительный крик. Он неожиданности я вздрогнула. Толпа зевак, заволновавшись, разразилась громкими криками.

— Дмитрий Михайлович, а что происходит на площади? Почему все кричат? — нарушила я молчание.

Дмитрий повернулся в мою сторону, выглянул в окно, потом снова откинулся назад.

— Порка розгами, скорее всего, сбежавшего крепостного порют, — равнодушно ответил он.

— Как порка? — возмущенно вырвалось у меня.

— Обычная порка, вы что, не наказывали своих крестьян? — заинтересованно посмотрел Дмитрий на меня.

— Нет, а тем более розгами. Тетушка и я считаем, что физическое наказание неприемлемо, — в запале продолжала я.

— Не думаю, что это правильно, иначе они ничего не усвоят, — решительно сказал Дмитрий, отворачиваясь от окна.

— Так нельзя издеваться над людьми, это бесчеловечно, — запальчиво вскричала я, услышав очередной нечеловеческий крик. — А потом боярыни Морозовы у вас появляются, — вырвалось у меня, и я, отвернувшись, замолчала.

— Какая боярыня Морозова? — удивленно обернувшись, спросил Дмитрий.

— Никакая, простите, я просто расстроилась, — не глядя на него, ответила я.

Дмитрий, пожав плечами, снова отвернулся.

«Боже мой, — в отчаянии подумала я, — ведь до отмены крепостного права еще больше ста лет. Елизавета Петровна славилась самым спокойным правлением, смертная казнь была отменена. Ну и на этом спасибо. Но крепостным в ее правление пришлось нелегко. Формально не имея права казнить своих крестьян, помещики нередко запарывали их до смерти».

Теперь мы ехали по набережной реки Фонтанки, под колесами кареты уже была грунтовка, поднялась пыль, и я закрыла окно шторой.