Там, где море обнимает небо

Элина Вольная (2024)

София, талантливая художница, бежит от токсичных отношений в приморский городок Каменка. В старом доме, где когда-то жил известный художник, она пытается начать жизнь заново. Во время вечерней прогулки вдоль берега она встречает Петра — смотрителя маяка, чье прошлое не менее болезненно, чем её собственное. Он избегает современных технологий, она — близких отношений. Он хранит свет для заблудших кораблей, она пытается заново научиться доверять. История о том, как два раненых сердца находят путь друг к другу через искусство, море и время. О любви, которая исцеляет, и творчестве, которое спасает. Для тех, кто верит в силу искусства, целительную мощь любви и мудрость моря.

Глава 5: Праздник у моря

Июльское солнце плавило воздух над нагретыми камнями. София стояла у распахнутого окна мансарды, разглядывая необычное оживление на главной улице Каменки. Вдоль дороги развешивали гирлянды, а у пирса собирались рыбацкие лодки, украшенные разноцветными флажками.

— Праздник святого Николая. — Раздался за спиной голос Анны Петровны. — Три дня гуляем, гостей со всего побережья принимаем.

София обернулась. Соседка, повязав голову цветастым платком, раскладывала на старом столе какие-то травы.

— Раньше-то размах был — городские приезжали, концерты давали. А теперь больше для своих. Зато душевнее.

Она помолчала, перебирая стебли чабреца, потом лукаво взглянула на Софию:

— Танцы будут вечером. У костра. Пётр Николаевич, говорят, хорошо вальс танцует…

София почувствовала, как краска заливает щёки. После той ночи в маяке они виделись почти каждый день — за утренним кофе, во время её работы над новыми картинами, просто случайно на берегу. Но между ними словно повисла невидимая пауза — оба не решались перейти черту, обозначенную тем первым поцелуем.

— Ты бы платье надела. — Как бы между прочим заметила Анна Петровна. — У меня есть одно, дочка привозила, да не по размеру оказалось. Голубое, как море в штиль.

София машинально коснулась выцветших джинсов. После побега от Андрея она принципиально не носила платьев — слишком много болезненных воспоминаний о"правильном гардеробе приличной жены".

— Это другое. — Словно прочитав её мысли, мягко сказала соседка. — Здесь ты другая. И платье будет другим.

Что-то в её голосе заставило Софию кивнуть. Может быть, права Анна Петровна? Может, пришло время примерить не только новую одежду, но и новую себя?

К вечеру посёлок преобразился. Вдоль набережной протянулись ряды столов с угощением, в воздухе плыли запахи копчёной рыбы и свежей выпечки. Из динамиков лилась музыка — что-то народное, протяжное, похожее на песню ветра над морем.

София нервно одёргивала подол голубого платья. Оно действительно оказалось впору, мягкая ткань ласкала кожу, но непривычное ощущение открытых плеч заставляло ёжиться. Она специально выбрала место в тени старой ивы, подальше от основной суеты.

— Красивое платье.

Она вздрогнула, узнавая голос. Пётр стоял в паре шагов — непривычно торжественный в светлой рубашке, с чуть влажными после душа волосами. Его взгляд скользнул по её фигуре, и от этого взгляда внутри что-то сладко сжалось.

— Анна Петровна одолжила. — София попыталась улыбнуться, но голос предательски дрогнул.

— Тебе идёт. — Он сделал шаг ближе. — Как море на рассвете.

От него пахло можжевельником и совсем немного — табаком. София поймала себя на том, что подалась вперёд, инстинктивно тянусь к этому запаху, такому правильному, такому… своему?

Музыка сменилась — зазвучало что-то медленное, тягучее, как патока. Пётр протянул руку:

— Потанцуем?

София замерла. Пять лет она не танцевала — Андрей считал это"вульгарным". Да и до него особо не умела. Но рука Петра была тёплой и надёжной, и она вложила в неё свои подрагивающие пальцы.

Его ладонь невесомо легла на её талию — так осторожно, словно она была соткана из морской пены. Вторая бережно сжала её пальцы. От этих целомудренных прикосновений по коже побежали мурашки.

Они двигались медленно, чуть покачиваясь в такт музыке. София чувствовала тепло его тела, слышала биение его сердца. В какой-то момент он чуть притянул её ближе, и она доверчиво положила голову ему на плечо. Его рубашка пахла свежестью и совсем немного — машинным маслом. Правильные, честные запахи.

Мир сузился до этого маленького круга — они вдвоём в сгущающихся сумерках, музыка, шум моря вдалеке. София закрыла глаза, позволяя себе раствориться в моменте. Впервые за долгое время она чувствовала себя в безопасности в объятиях мужчины.

Где-то в толпе мелькнуло знакомое лицо, но София не придала этому значения. Сейчас существовали только тёплые руки Петра, его дыхание, чуть щекочущее висок, и музыка, обволакивающая их, как тёплое море.

Первый день праздника только начинался…

Музыка стихла, но они ещё несколько мгновений стояли неподвижно, словно боясь разрушить волшебство момента. София чувствовала, как пальцы Петра чуть подрагивают на её талии, как его дыхание становится глубже. Он первым сделал шаг назад, но его рука скользнула по её руке, задержавшись на запястье.

— Прогуляемся? — Его голос звучал хрипло. — У причала фонари развесили.

София кивнула, всё ещё не доверяя своему голосу. Они медленно шли вдоль набережной, то и дело задевая друг друга плечами. Каждое случайное прикосновение отзывалось внутри сладкой дрожью.

У старого пирса действительно развесили фонари — разноцветные шары, похожие на застывшие капли росы. В их мягком свете лица гуляющих казались нереальными, словно нарисованными акварелью. Пётр что-то рассказывал о традициях праздника, но София едва улавливала смысл слов, завороженная тем, как свет играет в его седеющих висках.

— София? София Ярская?

Знакомый голос ударил как хлыст. Она резко обернулась, инстинктивно отступая ближе к Петру. Перед ними стояла Марина Стрельцова — жена бизнес-партнёра Андрея, безупречная в своём белом льняном костюме.

— Господи, это правда ты! — Марина всплеснула холёными ручками. — Мы все с ума сходим! Андрей на ноги поднял всех…

София почувствовала, как немеют пальцы. Воздух сгустился, превращаясь в патоку, в которой невозможно дышать. Но тут тёплая ладонь Петра легла ей на поясницу — едва заметная поддержка, якорь в накатывающей панике.

— Теперь я София Велесова. Мы развелись. — Её голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Три месяца назад.

Марина осеклась на полуслове, её идеально подведённые брови взлетели вверх:

— Но Андрей говорил…

— Андрей много чего говорит. — София машинально коснулась шрама над бровью. — Марина, пожалуйста… не говори ему, где я.

Что-то мелькнуло в глазах Марины — понимание? Сочувствие? Она перевела взгляд на руку Петра, всё ещё лежащую на талии Софии, потом снова на её лицо:

— Конечно, дорогая. Я всё понимаю.

Но в её тоне было что-то такое… София слишком хорошо знала этот светский лоск, за которым прячется жадное любопытство.

— Идём. — Тихо сказал Пётр. — Там у маяка фейерверк готовят.

Они шли молча. София чувствовала, как дрожит всё тело — реакция на встречу с прошлым, которое так неожиданно напомнило о себе. Пётр не пытался её утешать, просто был рядом, и в его молчаливой поддержке было больше тепла, чем во всех словах утешения.

У маяка собралась небольшая толпа. Кто-то разжёг костёр, потрескивание пламени смешивалось с шумом прибоя. Пётр набросил ей на плечи свою куртку — она даже не заметила, что замёрзла.

— Хочешь уйти? — Тихо спросил он.

София покачала головой. Куртка пахла можжевельником и табаком, этот запах действовал успокаивающе. К тому же, здесь, в тени маяка, она чувствовала себя в безопасности.

Первая ракета взлетела в небо, рассыпавшись золотым дождём. София невольно ахнула — огненные искры отражались в волнах, превращая море в звёздное полотно. Пётр стоял позади неё, и когда особенно громкий залп заставил её вздрогнуть, его руки легли ей на плечи.

Она откинулась назад, опираясь на его грудь. Его тепло окутывало её, как кокон, отгораживая от остального мира. Они стояли так, глядя на танец огня в небе, и постепенно тревога уходила, сменяясь странным спокойствием.

Последние искры погасли в тёмной воде. Толпа начала редеть — завтра был второй день праздника, нужно было набираться сил. София повернулась в кольце его рук, собираясь поблагодарить за поддержку, но слова застряли в горле.

Он смотрел на неё так, словно видел впервые — или наоборот, знал всю жизнь. Его ладонь невесомо коснулась её щеки, большой палец скользнул по нижней губе, и от этой ласки перехватило дыхание.

— София… — Выдохнул он.

Где-то в посёлке грянула музыка — праздник продолжался. Но здесь, в тени маяка, существовали только они двое, их сбившееся дыхание и это электричество между ними, от которого кружилась голова.

Его губы были совсем близко, но он медлил, давая ей возможность отстраниться. Вместо этого София подалась вперёд, сокращая последние миллиметры между ними. В этот раз поцелуй был другим — не таким отчаянным, как в шторм, а медленным, чувственным, полным невысказанных обещаний.

Первый день праздника подходил к концу, даря им этот момент полного единения — между морем и небом, между прошлым и будущим, между страхом и надеждой.

Второй день праздника начался с тревожного стука в дверь. София, только закончившая утренний набросок моря, спустилась на первый этаж. На пороге стоял встрёпанный Михаил Степанович:

— Там это… гости городские приехали. С телевидения. Говорят, репортаж делать будут.

София почувствовала, как холодеет внутри. Камеры. Интервью. Её лицо могут показать в новостях… Она прислонилась к дверному косяку, пытаясь справиться с подступающей паникой.

— Я уже Петру сообщил. — Торопливо добавил старик. — Он просил передать — маяк закрыт на технический осмотр. Можешь там переждать.

Сборы заняли минуты. София механически побросала в сумку альбом и краски, натянула старую джинсовку. Анна Петровна, появившаяся словно из ниоткуда, всунула ей в руки корзинку с пирогами:

— Не на голодный же желудок прятаться.

Тропинка к маяку петляла между кустами шиповника. София почти бежала, то и дело оглядываясь на посёлок, где уже собиралась праздничная толпа. Пётр ждал её у входа — хмурый, с залёгшей складкой между бровей.

— Я попросил их не подниматься к маяку. — Сказал он вместо приветствия. — Сослался на правила безопасности.

В его голосе звучала такая уверенность, что София почувствовала, как отпускает внутреннее напряжение. Здесь, под защитой массивных стен, она действительно была в безопасности.

День тянулся медленно. София устроилась на диване в жилой комнате, пытаясь рисовать, но карандаш не слушался. Пётр спускался каждый час — проверить, как она, принести чаю, просто постоять рядом. От его молчаливой поддержки на душе становилось теплее.

К вечеру от посёлка донеслись звуки музыки — праздник продолжался. София подошла к окну. В сумерках были видны огни костров на берегу, силуэты танцующих людей.

— Можно подняться на смотровую площадку. — Предложил Пётр. — Оттуда лучше видно, а тебя никто не заметит.

Наверху гулял ветер, пропитанный запахом моря и дымом костров. София замерла у перил, глядя, как волны отражают праздничные огни. Пётр встал рядом — так близко, что она чувствовала тепло его тела.

— Спасибо. — Тихо сказала она. — За всё это.

Он повернулся к ней, и в его глазах отражались звёзды:

— Я всегда буду защищать тебя. От чего угодно.

От этих слов что-то дрогнуло внутри. София подалась вперёд, утыкаясь лицом в его плечо. Его руки сразу обняли её, надёжные и сильные, и впервые за день она позволила себе расслабиться.

Они стояли так долго. Ветер трепал её волосы, музыка доносилась словно издалека, а внизу море пело свою вечную песню. София чувствовала, как его пальцы рассеянно гладят её спину, и от каждого прикосновения по коже разбегались тёплые волны.

— Я не железный. — Вдруг хрипло сказал он. — Когда ты так близко…

Она подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Сейчас его глаза казались почти чёрными, а дыхание сбилось. София потянулась вверх, и он склонился ей навстречу.

Поцелуй был глубоким, требовательным, почти отчаянным. Его руки скользнули по её спине, притягивая ближе, и она выгнулась навстречу, чувствуя, как внутри разгорается пламя.

Когда его губы коснулись чувствительной кожи за ухом, София тихо застонала. В ответ он чуть прикусил мочку её уха, и острая вспышка удовольствия прошила всё тело. Она вцепилась в его плечи, чувствуя, как подгибаются колени.

— Прости. — Выдохнул он, отстраняясь. — Я не должен…

— Должен. — Она притянула его обратно, зарываясь пальцами в его волосы. — Очень должен.

Где-то внизу грохнул фейерверк, заставив их отпрянуть друг от друга. София рассмеялась — немного нервно, но искренне. Пётр притянул её обратно в объятия, и она почувствовала, как его сердце колотится в унисон с её собственным.

— Мне нравится твой смех, — сказал он, целуя её в макушку. — Особенно когда ты так близко.

Они просидели на площадке до глубокой ночи. София устроилась в кольце его рук, слушая ровный стук его сердца. Внизу догорали костры, море лениво накатывало на берег, а над головой кружились звёзды — вечные свидетели чужих тайн и надежд.

Второй день праздника подходил к концу, оставляя после себя привкус поцелуев с можжевельником и предвкушение чего-то большего, что должно было вот-вот начаться.

Третий день праздника выдался особенным. С рассвета море окрасилось в розовое, словно впитало отблески далёких зарниц. София проснулась рано — привычка последних недель, когда каждое утро начиналось с рисования на маяке. Но сегодня она медлила, перебирая в памяти события вчерашней ночи.

Тело помнило его прикосновения — сильные руки, требовательные губы, тепло, исходящее от каждого касания. София провела пальцами по шее, где ещё горел след его поцелуя, и внутри снова всколыхнулось вчерашнее пламя.

— Любуешься? — Голос Анны Петровны заставил её вздрогнуть. Соседка стояла в дверях мансарды с корзиной свежей выпечки. — Хорош рассвет. Как на твоих картинах.

София смутилась — она даже не заметила, как задумалась, глядя в окно. Анна Петровна с понимающей улыбкой поставила корзину на стол:

— Последний день гуляем. Будет большой костёр на берегу, танцы до утра. Самое время для красного платья.

— Красного? — София удивлённо подняла брови.

— А то! — Женщина достала из-за спины сверток. — Когда то я носила эту красоту. А теперь твоя очередь.

Платье оказалось цвета спелой вишни, с открытой спиной и летящей юбкой. София осторожно коснулась ткани — шёлк струился между пальцами как вода.

— Я не знаю… — начала она, но Анна Петровна уже развернула платье в полный рост:

— Примерь хоть. Такое платье для особенных вечеров шьётся.

К вечеру берег превратился в декорацию из старой сказки. Вдоль кромки воды горели костры, в их свете море казалось живым существом — дышало, переливалось, подмигивало отражёнными искрами. Музыка доносилась словно отовсюду — протяжные народные мелодии смешивались с современными ритмами.

София нервничала, кутаясь в шаль. Красное платье сидело идеально, но она чувствовала себя слишком открытой, слишком заметной. Пять лет Андрей запрещал ей носить красное — "слишком вульгарно для моей жены".

— Ты похожа на рассвет над морем.

Она обернулась, чувствуя, как сбивается дыхание. Пётр стоял в паре шагов, и его взгляд… От этого взгляда внутри всё плавилось, превращаясь в жидкое золото.

— Потанцуем? — Он протянул руку, и София вложила в неё свои подрагивающие пальцы.

Музыка была незнакомой — что-то старинное, с цыганскими мотивами. Пётр притянул её ближе, и мир закружился в безумном танце. София чувствовала, как его ладонь скользит по обнажённой спине, как его дыхание щекочет висок, как их тела движутся в едином ритме.

Костры бросали на них отблески, превращая каждое движение в часть древнего ритуала. София не помнила, когда научилась так танцевать — словно музыка сама вела её, сплетая с партнёром в одно целое. Его рука на талии, жар его тела, его глаза, в которых плясали огненные искры…

Когда музыка стихла, они оказались чуть в стороне от толпы. София тяжело дышала, чувствуя, как колотится сердце. Пётр не отпускал её, только чуть ослабил хватку.

— Ты прекрасна. — Хрипло сказал он, и от этих слов что-то оборвалось внутри.

Его губы накрыли её — требовательно, властно, совсем не так, как раньше. София застонала, подаваясь навстречу, забыв обо всём на свете. Его руки скользили по её спине, оставляя огненные следы, его язык творил что-то невообразимое, и всё тело отзывалось на эту ласку дрожью наслаждения.

— Не здесь. — Выдохнул он, с явным усилием отрываясь от её губ. — Пойдём.

Они почти бежали по тропинке к маяку, останавливаясь через каждые несколько шагов. Его поцелуи становились всё более требовательными, заставляя её задыхаться от желания. София чувствовала, как его руки скользят по телу — властно, но нежно, изучая каждый изгиб через тонкий шёлк платья. Когда его пальцы коснулись обнажённой спины, она вздрогнула всем телом, прижимаясь к нему теснее.

Маяк встретил их прохладой и тишиной, нарушаемой только их сбившимся дыханием. Пётр развернул её к себе одним плавным движением, прижимая к холодной каменной стене. Контраст между ледяным камнем за спиной и жаром его тела спереди заставил Софию застонать. Его губы скользнули по шее, спускаясь ниже, прокладывая дорожку поцелуев к ключице, легонько прикусывая нежную кожу.

Его руки блуждали по её телу, оставляя огненные следы: одна скользнула вверх по спине, запутываясь в волосах и чуть оттягивая их назад, заставляя её открыть шею для новых поцелуев; вторая очертила линию бедра, притягивая ближе. София чувствовала каждый твёрдый мускул его тела, каждый тяжёлый удар его сердца, и от этой близости кружилась голова.

Его губы вернулись к её рту — требовательные, властные, но всё ещё невероятно нежные. София отвечала со всей страстью, накопившейся за эти недели томительного ожидания. Его язык сплетался с её языком в чувственном танце, а руки… его руки творили что-то невообразимое, заставляя её тело петь от наслаждения.

Когда его бедро скользнуло между её ног, София почувствовала, как подгибаются колени. В паху пульсировало горячее, тяжёлое желание. Она царапнула ногтями его спину через рубашку, и его низкий голос отозвался вибрацией во всём теле.

— София… — его голос звучал хрипло, почти неузнаваемо. — Ты сводишь меня с ума.

Она вновь застонала, когда его губы снова нашли особенно чувствительное место за ухом. Его пальцы скользнули по обнажённому плечу, спускаясь к краю платья, и кожа вспыхивала от каждого прикосновения…

Грохот фейерверка за окном заставил их замереть. София разочарованно застонала, и Пётр прижался лбом к её виску, тяжело дыша.

Грохот фейерверка заставил их отпрянуть друг от друга. София рассмеялась — немного нервно, но счастливо. Пётр уткнулся лбом в её плечо:

— Я… слишком увлёкся.

— Всё хорошо. — Она погладила его по щеке. — Всё правильно. Всё…

Договорить она не успела — снаружи послышались голоса. Кто-то из гостей решил посмотреть фейерверк от маяка. Пётр тихо выругался, но в его голосе слышалась улыбка.

— Продолжим в другой раз? — Спросил он, целуя её ладонь.

София кивнула, чувствуя, как внутри разливается тепло. Теперь они оба знали — другой раз обязательно будет. И он стоит любого ожидания.

Праздник догорал вместе с кострами на берегу. Они стояли на смотровой площадке, глядя, как первые лучи солнца красят море в розовое. София уютно устроилась в его объятиях, чувствуя себя абсолютно счастливой.

Впереди было столько всего — рассветы и закаты, штормы и штили, моменты близости и часы разлуки. Но сейчас существовало только это мгновение — между небом и морем, между прошлым и будущим, между двумя ударами сердца, бьющегося в унисон с прибоем.

Снаружи снова раздались голоса — кто-то из гостей решил посмотреть фейерверк от маяка. Пётр тихо выругался и отступил на шаг, явно пытаясь взять себя в руки. София прислонилась к стене, чувствуя, как дрожат колени. Его губы были припухшими от поцелуев, рубашка измята там, где она стискивала пальцы, и от этого зрелища внутри снова вспыхнуло желание.

— Пойдём наверх. — Хрипло сказал он, протягивая ей руку. — На смотровую площадку. Там никого не бывает в такой час.

Восхождение по винтовой лестнице превратилось в сладкую пытку. Он шёл сзади, и его руки то и дело скользили по её талии, придерживая на крутых поворотах. Каждое прикосновение отзывалось электрическими разрядами по всему телу.

Наверху действительно никого не было. Море внизу мерцало отражениями праздничных огней, где-то вдалеке догорали костры. Пётр притянул её к себе, и София утонула в его объятиях, чувствуя, как их сердца бьются в унисон.

— Ты даже не представляешь, как давно я хотел… — Он не договорил, снова находя её губы своими.

На смотровой площадке маяка они забыли о времени. В тишине слышалось только их сбившееся дыхание и далёкий шум прибоя. София чувствовала тепло его ладоней на своей коже, жар его тела, силу его рук, бережно державших её.

Его губы едва ощутимо коснулись уголка её рта, скользнули к виску, спустились к шее. От этих невесомых прикосновений кружилась голова. София подставила лицо под его поцелуи, как под тёплый летний дождь. Когда он слегка прикусил мочку её уха, она не сдержала тихий стон. Его пальцы скользнули вдоль позвоночника, и она выгнулась навстречу этой ласке, чувствуя, как внутри разгорается пламя.

Внизу грянула музыка — последний танец праздничной ночи. София улыбнулась, не отрываясь от его губ. В этот момент не существовало ничего, кроме его рук, его губ, его тепла. Только они вдвоём, между небом и морем, между прошлым и будущим.

— Останься… — выдохнул он ей в губы.

И это слово прозвучало как обещание — не только этой ночи, но всех ночей впереди, всех рассветов, которые они встретят вместе. София прижалась к нему теснее, безмолвно отвечая на невысказанный вопрос.

Море внизу пело свою вечную песню, звёзды кружились над головой, а между ними двумя разгоралось что-то новое, прекрасное и немного пугающее своей силой. Но здесь, в объятиях друг друга, они были готовы встретить это чувство во всей его полноте.