У тебя в огороде крот

Элла Владимировна Нестерик (2024)

Будущее, многомерная и многомирная реальность, управляемая из так называемого Центра посредством так называемых кураторов-смотрителей миров. В последнее время в этой стройной и безотказной доселе системе обозначилась тревожная тенденция — миры поглощают кураторов и делают их неспособными выполнять их обязанности смотрителей. Воспитанница Центра, молодая особа по имени Нолга, решает стать куратором в одном из этих «провалившихся миров». Перед ней стоит нелегкий выбор, ограниченный по времени и количеству вариантов. Какой из миров она выберет? Какие трудности и испытания ждут ее там? Удастся ли ей стать тем самым куратором, которого не поглотит доверенный ему мир?

Глава 6. Грац

Мой портативный командник неожиданно начинает гудеть, когда я отчаянно вбиваю в землю тяпкой свежевырытый кротовый холмик. Судя по всему в огороде у меня орудует один единственный крот, и он ничего не боится. Ни грохота жестяных банок, навешанных на прутьях по всему периметру, ни ежедневных завалов в тщательно проторенных ходах, устраиваемых моей отчаянной тяпкой. Наутро, словно изощренная издевка, два-три свежевырытых холмика где-нибудь в стороне или же в тех же местах.

Господи, я всерьез воюю с кротом!

Я рывком вынимаю командник, это Грац.

— Здравствуй, Нолга! Как жизнь молодая? О, вижу ты земледельничаешь.

— Здравствуй, Грац. Можно и так сказать. Ничего завидного, правда. Сплошная морока — вредители. Не то что у тебя в культурной сфере. Высокие материи.

— Можно и так сказать, — смеется Грац. — Но я и по вредителям могу. Так что если подмога нужна, обращайся.

— Спасибо, конечно, но тут я сама. Тебе своих забот, наверняка, хватает.

— Эт точно. Как раз о них и хотелось поговорить.

— При личной встрече?

— Желательно, да. Какие планы на вечер?

— Смотря куда приглашаешь.

— Я сейчас в Берлине на кинофестивале. Не желаешь присоединиться?

— С удовольствием. Только фестиваль, пожалуй, пропущу. Давай побродим где-нибудь в районе Берлинской стены.

— Галерея устроит? Ты любишь настенную живопись.

— Да, более чем. Сколько раз уже была там, а все равно отыщу что-то новое.

— Договорились.

— Жди через два часа у Брежнева.

— Жду с нетерпением!

Я отключаю командник, наскоро дотрамбовываю холмик и иду переодеваться. Грац не был в моих планах на ближайший разговор, но раз он сам вышел на связь, воспользуюсь ситуацией, чтобы прощупать его. Обычно я не ем перед телепортацией, однако бесполезная борьба с кротом отозвалась во мне чувством голода, и я пошла прямиком к холодильнику.

***

Мы ходим уже битый час у стены, променадим. Грац сегодня до невозможности красноречив и словоохотлив. Я имела неосторожность проявить интерес к фильму, получившему Золотого медведя в этом году, главным образом из-за названия — «Знак Земли». В сфере культуры в последние десятилетия мощно раскручивается межпланетная миссия человечества, несмотря на то, что землянам при всех их прорывных достижениях до сих пор не удалось обнаружить планету и жизнь, идентичные нашей. Это выглядит так, как если бы одного факта внутригалактических путешествий оказалось достаточно, чтобы назначить себя управителями посещенных планет. Это выглядит так, как если бы желаемое уже стало действительным, как если бы на тех планетах уже есть обитатели, готовые присягнуть добравшимся до них людям, словно богам. Это выглядит странно.

Жажда власти и властвования, присущая людям, всегда меня удивляла, все ее проявления, от бытового до планетарного уровня. Почему им так важно быть покорителями и завоевателями? Словно в них действительно вшита какая-то миссия, о которой они даже толком не успевают подумать, ведь их век так недолог. Это словно программа, от которой они, даже если хотели бы, не смогли бы, наверное, отказаться. Но сейчас они явно бегут впереди звездолета, создавая иллюзию своей галактической значимости, и это меня беспокоит.

В этом фильме показаны вовсе не люди, а те существа, которых земляне якобы обнаружили в нашей галактике, на различных планетах. Существа, разумеется, примитивные, но стремительно меняющиеся к лучшему при содействии наших открытий и технологий. Собственно нечто подобное уже имело место быть в истории самой Земли, только не с инопланетными визитерами, как хотелось бы думать любителям разных теорий, а с представителями более и менее развитых цивилизаций внутри самого человечества.

— Слушай, Грац, — прерываю я его детальный пересказ, — а что если те, кого обнаружили там земляне, оказались бы более развитой цивилизацией, чем мы? В разы продвинутей нас, а? Как бы тогда повернулся сюжет этой картины?

Грац выглядит немного сбитым с толку, но находится почти без промедления. Его как будто не не сильно смутил такой поворот:

— Да просто все! На месте тех примитивных оказались бы мы, и они бы взяли шефство над нами, как мы над найденными существами.

— Допустим. По-твоему прием будет теплым?

— Ну, здесь, в фильме то есть, он тоже не был теплым поначалу. Они защищались от нас, как умели. Но после же приняли, когда поняли, что мы к ним с добром.

— Про «с добром» это отдельный разговор. Но зачем продвинутым брать шефство над нами? Почему их должно волновать наше развитие?

— Я не знаю, Нолга. Причин может быть много. От самых гуманных до самых непредсказуемых. Не хочется думать, конечно, что мы их можем заинтересовать только в качестве доноров или подопытных кроликов, но ведь и такое возможно.

— Именно. И тогда вместо прогресса мы получаем регресс. Не самая лучшая перспектива.

— Ты так говоришь, будто мы уже столкнулись с такой цивилизацией, и они уже поставили нас под угрозу.

— Ну, так и показанное в фильме — всего лишь фантазия сценариста, однако из массы возможных вариантов развития событий он выбирает благоприятный для нас.

— На самом деле благоприятный для обеих сторон. А что здесь не так?

— Все так, но ведь не все однозначно даже среди себе подобных, не говоря уже о чужаках.

— Ты полагаешь, мы можем создать себе конкурентов в лице примитивных?

— Вполне, и далеко ходить не надо. В истории Земли полно примеров, когда низы, условно говоря, одерживали победу над верхами.

— Полно, не спорю. Но если мы не попытаемся, то как узнаем? Как говорится, кто не рискует…

— Риск, разумеется, уместен, но только в разумных пределах. Если лишимся планеты, куда мы пойдем? Где нас ждут?

— Господи, Нолга, — Грац откровенно недоумевает, — я начинаю думать, что нам уже что-то такое угрожает. Ты что-то знаешь, но не можешь обсуждать это открыто?

Я намеренно выдерживаю малюсенькую паузу, буквально в пять секунд. Грац ждет с почти лихорадочным нетерпением, и мне, пока в моей голове жонглируют мысли, кажется, что этот пробел в диалоге весьма затянулся.

— Представь, — наконец, выдаю я, — что есть такой мир, который примерно того же развития, что и наш.

— Ну, это я легко, — Грац расплывается в улыбке. Он весь внимание, стоит, заложив руки за спину и слегка подавшись вперед.

— Они не то чтобы наша противоположность, но вектор развития имеют отличный от нас. Я говорю в целом сейчас, условно и обобщенно.

— Я понял, понял, — Грац явно сгорает от нетерпения.

— Не думаю, что понял. Смотри. Мы склонны к созиданию и в массе своей именно созидаем, даже когда для этого нужно что-то сначала разрушить. Цель все равно созидательная по итогу. Они склонны, опять же я говорю обобщенно, к разрушению и уничтожению. И это их созидание, если хочешь. Они развиваются, чтобы уничтожать. Понимаешь?

— Ну, мы, люди, тоже подобным грешим.

— Вот именно, что грешим. Погрешность в программе. Улавливаешь? Отклонение от заданного курса. Но это не цель и не самоцель.

— Немного замысловато. И я не согласен. Земля знала много периодов, когда разрушения были в приоритете.

— Я знаю, о чем ты. Но даже тогда эти самые разрушители, как им казалось, созидали новый дивный мир. Цель их была — созидание. Разрушение — средством или необходимым условием. Здесь же разрушение — самоцель, причем неважно кого и чего. Это их движущая сила. Они не знают ничего другого.

— По твоей логике, если эти ребята так зациклены на разрушении, то они давно уже должны были самоликвидироваться. Их уже быть не должно.

— Ты все еще не понимаешь. Я же сказала, что разрушение и уничтожение — это их созидание. Они воспроизводятся уничтожением. По сути, смерть для них — это рождение.

— Ну, в наших некоторых религиях тоже есть такое представление о смерти.

— Ты о буддизме с его реинкарнацией? Здесь не о том. Никакого переселения душ или что-нибудь в этом роде. Уничтоженный кем-то или самим собой тут же возрождается, цел и невредим, и продолжает с того места, где остановился. Точно, конечно, не знаю, как, впрочем, не знает никто, но с переселением душ вроде так не работает. Там идет амнезия на предмет прошедшего опыта, и душа начинает сначала. Здесь похоже на то, что случается с персонажем игры. С ним случается перезапуск, и он продолжает с того места, где был убит.

— Нолга, ты рассказываешь какую-то фантастику. Такой мир реально существует? — в голосе Граца звучит откровенное недоверие, а во взгляде сквозит подозрение. — Или ты меня разыгрываешь?

— Грац, ни то, ни другое. Я сказала «представь». Это просто пример.

— Подожди, но тогда, если смерть — это их воспроизведение, то они никогда не должны умирать. Они — вечные!

— Да, почти. И в этом смысле противоположны нам. Мы-то смертны.

— Что значит «почти»? Есть способ убить их совсем?

— Есть. Если больше не играть в игру, тот, кем ты играешь, попросту перестает существовать. Если запретить им разрушать и саморазрушаться, перезапуска не будет, и они исчезнут.

— Вот как? А к чему ты клонишь вообще? — Грац словно только опомнился от интриги.

— К тому, что, наткнись мы в наших космических одиссеях на такой мир и предложи ему наше шефство, ну, или просто партнерство, какова вероятность благоприятного развития событий для обеих сторон?

— Боюсь, они бы не дали нам даже рта открыть, сразу бы уничтожили.

— Допустим, мы бы им не позволили. Допустим, наши средства защиты не менее эффективны, чем их средства уничтожения. Но мы же не знаем о них ничего и решаем взять парочку на борт для изучения.

— Довезем ли с такой их спецификой? — Грац искренне вовлекается в предлагаемую ситуацию.

— Допустим, мы что-то такое поняли про них в процессе транспортировки, и довезли хотя бы одного. Что дальше?

— Дальше тупик. Если не дать ему уничтожать, он прекратится. А если еще и сбежит, столько дел наворотит.

— И так, пока мы поймем, как они существуют, мы можем из добрых намерений перетаскать добрую часть их населения в созидательную нашу среду, где они благополучно погибнут. И это не самый худший будет для нас расклад. Ведь мы еще можем показать им дорогу к нашей планете.

— Да, невеселую перспективу ты нарисовала. Мне только сейчас в голову пришло, что ведь они и планету свою могут легко уничтожить.

— Не могут. Точнее могут и уничтожали много раз, и всякий раз она воспроизводится вместе со всем населением.

— Чудеса, да и только. Вот бы нам такую планету, — Грац почти что хохочет.

— А ты думаешь Земля не возрождается?

— Если ты имеешь в виду все эти Потопы с ледниковыми периодами, то, конечно, да.

— Есть один нюанс. Мы не нужны Земле для ее возрождения, она созидательна сама по себе. Их же планета, утратив свое население, перестанет воспроизводиться и вскоре угаснет совсем.

— Собственно, я согласен с тобой, что все это очень непросто. И очень надеюсь, что твой сюжет — это такая же выдумка, как и события «Знака Земли».

Грац испытующе на меня смотрит. Мне хочется сказать «не надейся», но вместо этого я откровенно вру:

— Ну, я не лишена фантазии, но чтобы сочинить что-то свое, это, наверно, вряд ли. Мне, знаешь, хватает того, что может предложить эта планета. На ней скучать не приходится.

— Это точно. Но ты ведь неслучайно рассказала мне про этот мир?

Что ж, кажется, мы только что поменялись ролями. Теперь моя очередь приводить аргументы, почему мой сюжет вполне себе может претендовать на Золотого медведя.

— Неслучайно. Думается мне, мы еще не готовы к шефству над другими, пусть и очень примитивными существами, но вполне можем подготовить людей в возможному разнообразию форм жизни и существования.

— И как? — Грац снова весь внимание.

— Ну, скажем, я буду время от времени подкидывать тебе такие страшные сказки, а ты будешь утаскивать их в свою сферу, чтобы какой-нибудь плодовитый писатель или сценарист развил их в достойное произведение.

— Что-то подсказывает мне, что это не просто фантазия, ты в самом деле была в таком мире.

— Нет, Грац, не была и очень надеюсь, что никогда не окажусь там. Но ты прав, это не просто фантазия. Однако, больше ни слова. Я и так наболтала тут лишнего.

— Я понял, — Грац заговорщицки улыбается. — Как насчет поужинать?

— О, это я с удовольствием. Куда пригласишь?

— Знаю один ресторанчик тут недалеко. Там подают отличный шницель. Еще там вкуснейшие колбаски и рулька.

— Ах, ты, мясоед, — смеюсь я, — так аппетитно сказал, что я срочно проголодалась.

— А пиво какое у них!

— Ты знаешь, я пиво не пью. Кофейку бы.

— Возьмем такси?

— Если недалеко, то я не прочь пройтись, давно здесь не была.

— Тогда вперед, — подхватывает Грац меня под руку, и мы шагаем прочь от того места, что когда-то делило людей на своих и чужих.

В беседе с Грацем я позволила себе немного лишнего, но мне пришлось импровизировать, и этого требовали обстоятельства. Утечка информации об Антитерре меня не беспокоит. В ответах Граца и его реакциях я не заметила подвоха, вот это главное. Я доверяю Грацу.