Дикарь и лебедь

Элла Филдс (2021)

Опал — принцесса солнечных фейри. Она делала всё возможное, чтобы помочь своему народу в борьбе со злейшими врагами, багровыми фейри. Но её родители выбрали для неё будущее, с которым она не хотела мириться: брак с человеком. Убегая из замка, чтобы найти утешение в одиночестве, Опал не подозревала, что столкнётся с судьбой, которой все отчаянно надеялись избежать. Её нашёл король волков — скорее зверь, нежели человек; скорее тиран, чем справедливый правитель. Но когда Опал осознала, кто он, было уже слишком поздно. Теперь она принадлежит багровому властителю, который должен быть уничтожен ради спасения солнечного народа. Даже если сердце Опал разобьётся в миг, как его сердце остановится… Страстная история любви, вдохновлённая легендарным мультфильмом «Принцесса-лебедь», сказкой Братьев Гримм «Румпельштильцхен» и мифом об Аиде и Персефоне. Ретеллинг от популярного на Западе автора для поклонников «Короля Неверленда». Понравится поклонникам Никки Сент Кроу, Сары Дж. Маас и Дженнифер Арментроут. Жаркие сцены и история на популярную тему «от ненависти до любви». Внутри — раскладная цветная вклейка с красивейшим артом с обложки.

5

Дни сменялись медленно, один за другим — как семена растений, что опадают в почву.

Тело отца в конце концов было возвращено и, словно огромное семя, предано земле позади замка под вишневым деревом рядом с моим братом. У подножия вишни распустились ослепительно-белые цветы — ковер их простерся до самых наших ног, словно небосклон с сотнями крошечных звезд.

Мать плакала рядом со мной, но с глаз ее не упало ни слезинки.

Наверное, это худший вид душевной боли — когда невыносимо настолько, что слезы не идут и горе отказывается покидать твое тело. Ибо если оно выйдет наружу, внутри не останется ничего. Ничего.

Потерять того, кого любишь; ни больше ни меньше, а свою половинку…

И это была моя вина.

Я ничего ей не рассказала. Я сомневалась, что вообще когда-либо смогу рассказать, как меня обманули, какой дурой я оказалась. Как проводила время с врагом, не зная — не подозревая, — кто он на самом деле.

Он — наша погибель.

Посмотри на меня, пчелка.

Я запретила себе лить слезы. Но не по той же причине, что и мать. Я не решалась скорбеть по отцу, поскольку этого не заслуживала.

* * *

От нашей армии остались жалкие крупицы, и страх заполонил коридоры замка, будто раньше времени пришла зима.

Некому было сплачивать народ, разрабатывать стратегию укрепления наших границ и призывать новобранцев, будь то фермеры, торговцы или кто-то еще. Безмолвие, царившее в замке, стало до того удушливым, что я задавалась вопросом, не убьет ли оно всех нас раньше, чем король Дейд.

Эльн получил серьезное ранение, и следить за порядком в городе и королевстве, которые утопали в панике, выпало двум армейским командирам. Из поверженного отцовского отряда в живых остались только капитан и пара солдат.

— Принцесса. — Эдван, прислужник и ближайший друг матери, поклонился, когда я подошла к лестнице, что вела к королевским покоям.

Я избегала встреч с матерью. Что было несложно, поскольку она отказывалась покидать опочивальню. Но я наконец набралась смелости, дабы проведать ее.

Некогда смуглое лицо Эдвана побледнело и осунулось, щеки запали, остроконечные уши сильно выделялись на фоне лысины. Я показала на поднос с чашкой бульона и краюхой хлеба, который подрагивал у него руках.

— Она так и не ест?

— Увы, нет, моя принцесса, — пробормотал он, губы его побелели от волнения. — Вот уже четыре дня.

Я закрыла глаза.

— Но хотя бы пьет?

Эдван кивнул:

— Пьет, но мало, и в основном вино.

Мы, фейри, жили тысячи лет, но, подобно людям, вполне могли умереть от истощения. Умирание в нашем случае затянулось бы, но кончина была неминуема, если наши тела не получали подпитки.

— Спасибо, Эдван. Сделаю, что смогу.

Слезы благодарности подступили к его фиолетовым глазам, он поклонился мне еще раз и скрылся за углом.

Дверь в материнские покои открылась передо мной сама, и я вошла в сумрачную душную комнату. Лимонная роза была любимым ароматом матери, и теперь он угасал вместе с ней — в комнате горько пахло прелой листвой.

Мать полулежала на россыпи подушек, устремив взгляд на колышущиеся шторы. Я поставила поднос на прикроватный столик.

— Мама, давай уже, еда ведь портится.

Болезненно сглотнув, она пошевелилась.

— Я не голодна.

— Я знаю, — сказала я, перелезла через ее ноги и улеглась на место отца. Подушка источала его запах: лайм и дубленая кожа. Сердце у меня заколотилось, голос дрогнул от чувства вины. — Я тоже — так что, может, вместе поголодаем?

И тогда она снова стала собой — Никайя, королева Синшелла. Жгучий взгляд горячее солнца.

— Даже не думай.

— Если не будешь есть, я тоже не буду — так и знай. — Я стиснула ее прохладную ладонь. — Ты должна поесть. — Ее ресницы дрогнули, она сглотнула, и я взмолилась: — Ну не могу я и тебя лишиться.

Мать посмотрела на меня золотистыми глазами, очень похожими на мои, и я испугалась, что она разглядит, прочтет вину по моим глазам и голосу.

Даже если что-то и заметила, она не подала вида и вяло сжала мою руку в ответ.

— Пчелка, — прошептала она — неуместное обращение к дочери, что разбила ей сердце. — Однажды ты поймешь, каково это — чувствовать, как душа покидает твое тело, и пытаться перебороть инстинкт, который велит жизненной силе последовать за ней. — Облизнув сухие губы, мать еле слышно добавила: — Однажды ты узнаешь, каково это — обрести, а затем потерять свою истинную половинку. — Ее холодные пальцы ласково коснулись моей щеки. — Я бы скорее пожелала тебе умереть, чем испытать подобное, пчелка.

Не зная, что на такое ответить — мне лишь хотелось, чтобы она не закрывалась, чтобы слушала меня и не умолкала сама, — я сказала:

— Боюсь, что умру я раньше, чем успею даже задуматься о поиске половинки.

Она улыбнулась — горько, с тоской во взгляде.

— Половинку невозможно найти, — твердо сказала она. В ее голосе слышалась печаль, но он зазвенел. — Ее приведут к тебе звезды.

Я не раз слышала историю о том, как они с отцом обрели друг друга. Когда маме исполнилось пятьдесят лет, ее отец заявил, что ей пора расстаться со своей пассией и остепениться, и для нее устроили брак с одним из выбранных моим дедом ухажеров.

За две ночи до свадьбы, когда в город начал прибывать народ со всех уголков Синшелла, мама познакомилась с моим отцом — сыном фермера, жившим на окраине леса, у границы между Эррином и Синшеллом. Он был воином, но не по собственной воле, а потому что земли и скот, принадлежавшие его семье, нуждались в охране. Его мать настояла, чтобы он посетил королевскую свадьбу, поскольку пропустить такое событие было немыслимо.

Мама, которая на тот момент, разумеется, была влюблена — но вовсе не в своего нареченного, хоть они и дружили, — улизнула из замка, чтобы выпить кружечку эля в городском трактире. Забившись в дальний угол заведения, она горевала над своей участью и наблюдала за тем, как фейри всех мастей напиваются, танцуют, играют на деньги и метают дротики.

Отец говорил, что почуял ее еще до того, как вошел туда. Не привыкший сидеть без дела, с наступлением ночи он решил побродить по городу. Из любопытства зашел в трактир, и его притянуло к ней, как мотылька к огню. Спустя несколько часов свадьбу отменили, а родные отца принялись ломать головы, как бы перевезти свое хозяйство поближе к сердцу Синшелла.

Побороть тягу к половинке невозможно, как-то сказал мне отец. Несмотря на досаду из-за впустую потраченных денег и времени, дед принял его в семью, но приказал разгрести последствия этого безобразия.

И отец с готовностью это сделал: женился на матери — вместо Эльна.

Это была волшебная сказка — подобная тем, что обожают слагать и рассказывать в человечьем королевстве.

Но, как это нередко случается, не у всех волшебных сказок хороший конец.

— В наших краях тебе половинку не найти. — Она изрекла это мрачное предсказание и закашлялась, а я недоуменно свела брови. — Принц написал нам. — Она поймала мой локон и пропустила между пальцами. А потом небрежно добавила: — Он предлагает тебе из соображений безопасности пожить у них, пока они обдумывают возможность вашей свадьбы.

— Что? — воскликнула я.

Свадьба. Я не думала, что от меня все еще ждут… Я была уверена, что лишила себя последнего шанса заключить подобный союз, когда починила плащ принца золотой нитью, и он сбежал домой.

Мать не удивилась — только печально улыбнулась и вздохнула:

— В какие только игры нас не вынуждают играть.

— Мама, я не могу…

— Ты выезжаешь послезавтра на рассвете. — Она заткнула локон мне за ухо — ее ладонь стала заметно теплее. — Поживешь под их защитой. Нам нужно, чтобы ты уцелела. Сейчас это важнее всего.

Я прикрыла глаза. Мне хотелось возразить, хотелось накричать на нее — чтобы поднялась, чтобы помогла мне все исправить. Но именно этим мама и занималась, и принц был нашей единственной надеждой на спасение.

Она знала, что иначе никак.

— Не знаю, как со всем этим справлюсь, — сказала я, проглотив комок в горле. — Но постараюсь, хотя кровавый властитель…

— Он еще вернется сюда, поэтому о твоем отъезде никто не знает. Только ты. — Ее колючий взгляд уперся в меня, в нем читался приказ. — И я.

Мне предстоит отправиться туда одной. Перекинуться и полететь.

Я кивнула и взяла ее за руку.

— Я сделаю это ради тебя, но ты должна поесть. — Она закатила глаза. — Мама, — сказала я уже мягче. — Если у меня никого не останется, что помешает мне улететь не в Эррин, а за моря?

Я думала, что услышу выговор, напоминание о долге. Но ни того, ни другого не последовало.

Несколько секунд она смотрела на меня невидящим взором — такого прежде не случалось, — а затем поднесла мою руку к губам.

— Именно так тебе и стоило бы поступить, пчелка. Улететь и не возвращаться.

Мы обе знали, что я так не поступлю, поэтому она села повыше, а я принялась кормить ее кусочками хлеба, обмакивая их в бульон.