Бей первая

Юля Артеева (2024)

Школы бывают разные. Где-то висят красивые занавески, а учителя всегда готовы к диалогу. А в других приходится выживать. Милана — девочка из неблагополучной семьи. Она красит волосы в синий цвет, никого не подпускает близко, боится органов опеки и знает самое главное правило: всегда бей первая. Кирилл однажды отогнал от странной девчонки толпу, которая над ней издевалась, и дал ей совет: вычисли главного и бей первая. Кто же знал, что эти двое встретятся спустя пять лет и сразу узнают друг друга? Милана приходит в новую школу в выпускной класс, готовая в очередной раз следовать своему правилу. Но видит Кирилла и понимает, что главный тут он. И как теперь нападать? И что делать со своим взбесившимся сердцем, которое реагирует на этого хмурого парня так, как ни на кого больше?

Глава 12

На первом уроке физры я уже сижу в зале, когда все только начинают подтягиваться в школу. Никого из моих одноклассников еще нет, а я уже переоделась и бездумно листаю социальные сети, сидя на низкой скамейке. Смотрю фотографии чужой счастливой жизни. Даже странно, что я ей не завидую. Вряд ли я вообще что-то чувствую, все эмоции давно атрофировались. Или заперты так далеко, что я уже и не помню, где лежат ключи.

Из тренерской выходит Косатон и измеряет меня удивленным взглядом:

— Кицаева?

— Доброе утро.

— Ты чего так рано?

Я криво улыбаюсь:

— Тяга к знаниям.

— Тебе в этом не жарко будет? — учитель кивает на мою форму. Спортивные штаны и лонгслив.

— Способствует похудению, — вяло отзываюсь я.

Сил сегодня нет ни на что. Особенно на вранье. Но физрук принимает все за чистую монету:

— Вот вы, девчонки, сумасшедшие, все худеть вам надо. Еле дышит, а все туда же.

— Нормально я дышу. Да вы не переживайте, я же шучу. Просто все остальное в стирке.

Да, так куда правдоподобнее. Молодец, Лана, заставила мозги работать.

— Ну смотри мне.

— Смотрю, Константин Антонович. Смотрю.

Я снова утыкаюсь в свой телефон, надеясь, что он поймет намек. Он понимает. И опять скрывается в тренерской. А я надеваю наушники и отгораживаюсь от происходящего. Зал потихоньку заполняется одноклассниками, но я их начисто игнорирую. Даже Ваняева. Мне просто нужно отдохнуть.

— Здорово, Мальвина, — пробивается через музыку голос Буса.

Вынимаю один наушник и чуть поворачиваю голову:

— Привет.

— Как дела?

— Лучше всех.

— А чего такая грустная?

— Это я так веселюсь.

Он хмыкает:

— Хреново ты веселишься. Хочешь, научу?

— В следующую субботу научите. Буду конспектировать.

С другой стороны приземляется Белый и забирает у меня из рук наушник. Пару секунд слушает и с улыбкой говорит:

— Зачет!

— У вас вообще нет понятия личного пространства? — я ворчу, но на самом деле странным образом рада видеть этих парней.

— Очень даже есть. — Это Малой присаживается на пол напротив меня. — Но у нас другой принцип, все мое — твое. Слыхала такое?

— Что, прям все?

— Ага.

— И девушки тоже? — я прищуриваюсь, а Антон давится смешком.

— Кир, Мальвина кусается. Говорит, нарушаем личное пространство.

— Переживет.

Кирилл, как всегда, немногословен. Он садится на пол напротив Малого, привалившись спиной к моим ногам. От этой неожиданной тактильности я буквально теряю дар речи. Но ненадолго.

— Это что? — говорю грубо.

— Доказательство того, что у тебя нет личного пространства, — ржет Дима.

И я чувствую, как Кир легонько вздрагивает. Догадываюсь, что смеется. И на душе как-то теплеет. В окружении этих парней я чувствую себя какой-то укротительницей тигров. Или заклинательницей змей. Чувствую, что я есть. Потому что свое присутствие в этой жизни я ощущаю не всегда. Удивительные эмоции, не потеряться бы только в них.

Какое-то время еще сидим так. Я не шевелюсь, не говорю, только слушаю их беспечную болтовню. В какой-то момент ловлю злой взгляд Дунаевой. Оскаливаюсь в ее сторону радостно и с вызовом. Если здесь есть что-то ее, так пусть подойдет и отнимет.

А потом Бус снова закидывает мне на плечо свою смуглую жилистую руку, и я вдруг шиплю от боли сквозь сжатые зубы. Вчетвером они вцепляются в меня внимательными взглядами.

— Че ты сделал? — спрашивает Малой.

Тимур выглядит растерянным:

— Да я просто руку положил на плечо.

Я беру под контроль свои реакции, но уже поздно. Поэтому приходится снова врать:

— Да все в порядке, я просто вчера спину потянула.

— Хочешь, я посмотрю? Я на футбол ходил, я с растяжениями на ты, нас там тренер учил, что надо делать, — предлагает Белый.

— Нет! Нет, не нужно, все нормально. Пройдет.

Кир смотрит на меня, повернувшись вполоборота. Молча. Я трусливо отвожу взгляд.

Спасает меня Косатон. Свистит и велит всем строиться. С облегчением перевожу дух. Встаю и иду в конец шеренги. За это меня тоже всегда трепали. Что я низкая. Это потом уже я выучила более приятные определения — маленькая, миниатюрная, изящная.

Урок мы начинаем с разминки, упражнений на общую физическую подготовку, а в конце снова играем в баскетбол. С Дунаевой одновременно на поле мы больше не оказываемся, Косатон отслеживает. В своей длинной форме я действительно к концу вся взмокаю. Но когда нас отпускают переодеваться, в раздевалку я не тороплюсь. Помогаю собрать мячи и коврики, пристаю к физруку с каким-то дурацким вопросом про нормативы.

Так что все девчонки уже готовы, когда я появляюсь в раздевалке. Я увлеченно перебираю свои вещи и жду, когда они выйдут. И только тогда скидываю мокрые шмотки. Теряю бдительность и разворачиваюсь спиной к выходу, натягивая джинсы. Что дверь открылась, я слышу не сразу. Понимаю это по сквозняку, который холодит голую исполосованную спину.

Разворачиваюсь и вижу Кирилла. Зубы сжаты до перекатывающихся желваков. В глазах — гневная бездна. Вдруг думаю, что, когда он злится, его радужка меняет цвет. А может, дело в зрачках, которые расширяются. Он заходит и прикрывает за собой дверь.

Я не пытаюсь прикрыться, все самое стыдное он уже видел. Ощущения мерзкие. Как будто меня секли в его присутствии. Щеки становятся горячими. Но покраснеть при нем уже не кажется мне таким ужасным. На глаза наворачиваются злые слезы. Кто его просил приходить?! Внутри все воет и ревет в истерике. Но я только снова поворачиваюсь к нему спиной, чтобы взять майку. Хотел смотреть? Пожалуйста! Пусть любуется!

Надеваю белую майку-борцовку, сверху натягиваю толстовку с капюшоном. Из одного глаза выскальзывает непослушная слеза. Беглянка. Сердито вытираю щеку рукавом. Достаю из рюкзака черный карандаш, жирно подвожу глаза, глядя в зеркало.

Кир все это время молчит. Я аккуратно убираю вещи. Вешаю портфель на плечо и подхожу к Разгильдееву. Останавливаюсь совсем близко. Его гнев почти жжется. Но больнее мне уже не может быть. Задираю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— На алгебру идешь? — говорю с вызовом.

— А ты?

— Я не прогуливаю.

Он кивает. Произносит:

— Ну, тогда пошли.

— Правильно говорить «пойдем».

— А я вообще, — он облизывает нижнюю губу, — неправильный.

— Я тоже.

— Знаю, Разноглазка.

Кир открывает дверь и пропускает меня вперед. Расправляю плечи и твердо шагаю по коридору с бугрящимся линолеумом. Кирилл идет рядом, приноравливаясь к моему темпу. А сзади, я не вижу, но чувствую — остальные трое.

Я чувствую себя униженной и вместе с тем почему-то очень сильной. Особенно когда за моей изувеченной спиной — дьявольская четверка.