Неискушённый

Юрий Ель (2024)

Анталу Бонхомме — владыке проклятий и скверны — приходит приглашение во Дворец Дезрозье. Принцесса Элейн пожелала видеть его в качестве желанного гостя. И всё бы ничего, но правящая семья неустанно охотилась на таких, как он — прескверных! Однако теперь у принцессы появилось к нему важное дело, которое не терпело отлагательства: её брата и наследника трона прокляли и жестоко убили. После чего принц восстал и бежал из дворца. И принцесса попросила Антала помочь ей отыскать брата. Антал, заинтересованный хорошей наградой, соглашается выполнить просьбу принцессы. И вместе они отправляются на поиски сбежавшего принца. Но героя не отпускает смутное ощущение, что за просьбой принцессы кроется нечто большее и даже опасное…

Глава 5. В гостях у господина Бонхомме.

Элейн никогда тут не бывала. Она бегло окинула взглядом окружение и увидела вдруг храм, прячущийся за немногочисленными домишками. Он возвышался над маленькими строениями, словно каменный спящий великан, тянущийся своими высокими коническими крышами к небу. В столь поздний час лишь там горел свет, будто зазывая потерявшихся в дороге путников укрыться от непогоды в святых стенах. Антал жил как раз неподалёку от храма, в небольшом двухэтажном доме.

Вдвоём они поднялись по ступенькам на деревянное крыльцо, после чего наконец вошли внутрь. Антал с трудом запер дверь — её толкал настырный ветер, желая нарушить покой и тишину, устоявшиеся в доме. Элейн тем временем замерла на пороге, утирая мокрое от дождя лицо рукавом. Она ждала, когда господин Бонхомме позволит ей пройти. Принцесса никогда не являлась скромницей, однако была хорошо воспитана и уважала чужой быт, потому не посмела бы тут хозяйничать.

Прескверный тем временем сбросил сапоги, на которые налип целый слой грязи, и поспешил в гостиную, сказав:

— Прошу, проходите, госпожа.

Лишь тогда Элейн сдвинулась с места, тоже разувшись. В доме было очень темно, и шла она наощупь, ориентируясь на голос прескверного. Тот, как оказалось, уже сидел у камина, разжигая пламя.

За окном продолжал лить дождь. Он колотил по окнам на пару с ветром. Стёкла тряслись, точно от страха, и жалобно позвякивали. Однако дом не впускал непогоду внутрь. Здесь было сухо, тепло и, что удивительно, пахло… благовониями? Элейн медленно втянула воздух и сделала вывод: это сандал.

Чиркнула спичка. Дрова в камине принялись медленно разгораться, согревая и освещая комнату. Элейн огляделась и поняла, что убранство было довольно уютным. В доме царила чистота.

— Если позволите, я дам вам свою одежду. Ваша промокла до нитки, — предложил Антал. — К сожалению, женской у меня не найдётся.

— Спасибо, — ответила принцесса, кивнув. — Я была бы признательна.

И Антал ушёл на второй этаж, очень быстро вернувшись с сухой и чистой одеждой. Он учтиво оставил принцессу одну, чтобы та могла переодеться, а сам направился на кухню, где согрел чайник.

И, пока вода закипала, он думал о том, в каком странном положении оказался. Неужели в его гостиной в самом деле сейчас находилась принцесса? И не просто в гостиной, а ещё и в его одежде. Вопрос так и застыл в воздухе: почему она не чурается его? Почему не испытывает должного отвращения? Хотя, быть может, Элейн просто вынуждена притворяться, ведь им предстояло вместе пройти немало дорог. Очевидно, ей выгоднее быть дружелюбной, нежели воротить нос и плеваться. Но по какой-то причине Анталу не казалось, что она лгала.

Элейн, точно услышав его мысли, тихо прошла в кухню, спросив:

— Нужна ли моя помощь?

Антал усмехнулся, убирая закипевший чайник с очага:

— Принцесса не брезгует бытовой работой?

Элейн с досадой вздохнула и, сложив руки на груди, ответила:

— Как жаль, что вы такого мнения обо мне. Господин Бонхомме, невзирая на моё происхождение и статус, я всё же не беспомощна и способна на многие вещи. К примеру, чашку чая налить могу.

Антал посмеялся и по привычке бросил язвительно:

— Ах, ну если целую чашку чая налить можете, то вопросов больше нет!

Она не обиделась на колкость и только улыбнулась в ответ. Антал иронизировал не со зла, принцесса была в этом уверена. Такова уж его манера общения.

— Вы не успели переодеться, — заметила она.

Антал, разливая кипяток в две чашки, отмахнулся:

— Не страшно.

— А если простудитесь?

— Что ж, тогда придётся подыскивать где-нибудь поблизости яму, ложиться в неё и умирать.

Прескверный не прекращал язвить, но будто бы совершенно этого не замечал. Ядовитые слова вылетали изо рта чаще, чем выдохи. Он обернулся, подавая принцессе чашку, и вновь уставился на её ноги. Длины его рубашки было достаточно, чтобы прикрыть их до середины бедра, но ниже взгляд приковали стройные колени и всё те же красивые лодыжки. И почему бы Элейн не надеть брюки? Должно быть, потому что они совершенно не по размеру ей. Что ж, не то чтобы Антал был против. Его скорее удивляло отношение принцессы. Она так просто игнорировала простые правила приличия, находясь в чужом доме у совершенно незнакомого мужчины. А если бы он оказался ужасным человеком, и в его голове созрели отвратительные вещи? Элейн, кажется, этого не боялась. К тому же, не совсем ведь голая она перед ним стояла! Это всего лишь ноги… Но какие!..

Задерживать взгляд надолго Антал не смел. Не хотелось смущать принцессу. Да и неприлично это. Хотя ни о какой грязи он не думал и просто снова отметил про себя, что Элейн поистине привлекательна. Бонхомме отвёл взгляд, передав чашку ей в руки.

— Осторожно, горячо.

Элейн аккуратно сделала глоток и невозмутимо ответила:

— Что ж, если обожгусь, то придётся подыскивать где-нибудь неподалёку яму и ложиться в неё умирать.

Антал вздёрнул брови в изумлении. Элейн посмотрела на него абсолютно невинными глазами, отпивая из чашки. Она бесстыдно бросалась в прескверного его же колкостями. Уставившись друг на друга, они так и стояли молча, пока Антал не прервал устоявшуюся тишину:

— Всё же, я должен переодеться.

Элейн кивнула:

— Конечно.

Он прошёл мимо и вновь скрылся на втором этаже. Тем временем Элейн, прихватив с собой чашку, вернулась к камину, где удобно расположилась в кресле. Она по привычке подобрала к себе ноги.

Элейн решила осмотреться получше и заметила достаточно интересные детали, которые многое могли сказать о хозяине этого дома. Кто-либо другой, вероятно, и не поверил бы, что здесь в самом деле живёт прескверный. Ведь их считали чернью. Называли самой большой бедой Эрхейса и даже наказанием для живущих на этих землях людей. Многие верили, будто у отродий Тенебрис и вовсе нет души — её беспощадно выместила её непреклонная воля, не оставив места и капле человечности. Но если так, то откуда в жилище Антала Бонхомме, к примеру, столько книг? К тому же, то была поэзия. Стихи, как известно, читают для души, разве нет?

А вот в фарфоровой вазе, искусно расписанной чьей-то умелой рукой, стоят живые цветы. Полевые, самые обыкновенные. Они, пусть и успели зачахнуть, ведь хозяина не было дома двое суток, всё же совсем недавно радовали его глаз. Выходит, не чуждо прескверному и чувство прекрасного. И оно, несомненно, способно родиться лишь в душе. В сердце.

Поэтому Элейн никогда не верила в людские россказни. Конечно, огромная доля правды в них была. Однако такая же и доля лжи. Она относилась к Анталу настороженно, не забывая о том, кем тот являлся, но с самого начала не видела в нём лишь чудовище. В первую очередь он — человек. И был рождён человеком. И у него был выбор: остаться им или поддаться судьбе, уготованной каждому прескверному. И, кажется, господин Бонхомме выбрал первый вариант. Или судить ещё слишком рано?

Сделав последние глотки и допив остатки ароматного чая, Элейн почувствовала, что вот-вот уснёт, застигнутая врасплох теплом, покоем и тишиной. Огонь в камине убаюкивающе пританцовывал. Потрескивали поленья. По окнам барабанили капли неуёмного дождя. Веки Элейн тяжелили, как вдруг взгляд зацепился за кое-что ещё. Сонливость как рукой сняло. Принцесса едва не ахнула, увидев в углу гостиной маленький алтарь, а на нём — изображение пресвятого Сальваторе. Перед иконой стояли благовония и лежал молитвенник. Подобная атрибутика была в доме каждого жителя Эрхейса, но обнаружить такое в жилище прескверного попросту невозможно. Неужели Антал не поклонялся своей богине? Он вероотступник? Отрёкся от Тенебрис?

В этот момент Антал спустился в гостиную, случайно заметив, куда был устремлён взгляд принцессы. Ничего не сказав, прескверный подошёл к алтарю и воскурил благовония. Кажется, обычно они не угасали никогда.

Не удержавшись, Элейн растерянно проронила:

— Как же так?

В комнате запахло сандалом. Из угла, от маленького алтаря, плавно потянулся дым, растворяясь в воздухе. Антал всё ещё молчал и не торопился объясняться. Он даже подумал о том, что, возможно, для принцессы — для госпожи по фамилии Дезрозье — его поведение было оскорбительным. Как смел он посягать на святыню? Как отважился молиться богу, о котором ему даже думать не позволено?

— Господин? — не отставала принцесса.

Антал медленно обернулся, взглянув на неё как-то затравленно. В глазах читалась готовность защищаться.

— Разве не великодушен пресвятой Сальваторе? Разве не способен он каждую молитву услышать? — прескверный почти шептал, а потом с грустью добавил: — И даже мою.

Слова давались ему с трудом. Казалось, он чувствовал себя виноватым и пытался оправдаться. А Элейн и не собиралась нападать. Не собиралась ни в чём его обвинять и лишь испытала искренний интерес.

— Это никакая не насмешка. — Заверил Антал абсолютно серьёзно. — Это действительно моя вера.

Он вдруг нахмурился и фыркнул:

— Будь на моём месте кто-то другой, вы бы и бровью не повели.

Элейн спокойно ответила:

— Это правда, господин Бонхомме. Но это ваше право. И мне просто любопытно, как вы к этому пришли.

— Путь был тернист и полон сомнений. Но в конечном итоге я отыскал свою дорогу и теперь по ней непреклонно иду.

— Отвечаете уклончиво. Не хотите об этом говорить?

Антал смягчился, почувствовав, что угрозы нет. Элейн не осуждала и, кажется, в самом деле только хотела утолить любопытство.

Он пожал плечами, ответив:

— Мне говорить о таком опасно. Непозволительно. От того и увиливаю. В конце концов, вдруг для вас это самое настоящее кощунство?

В голове вдруг раздался насмешливый голос Тенебрис:

— Можешь не волноваться об этом, любовь моя. Для госпожи Дезрозье самое настоящее кощунство — ты во всём своём естестве. Хуже уже не будет. Поделись с принцессой мыслями. Расскажи, что там у тебя на душе. Я не обижусь, обещаю. Можешь, как обычно, обвинить во всём меня.

Антал тряхнул головой, отгоняя богиню, как назойливое насекомое. Он тяжело вздохнул и отошёл от алтаря, который, к сожалению, не спасал от влияния Тенебрис. А потом уселся в кресло напротив, уже готовый открыть эту маленькую и невинную часть себя принцессе. Внутри от предстоящего откровения появился волнительный трепет.

— Около пяти лет назад со мной произошли события, после которых я окончательно отвернулся от Тенебрис. Это меня не спасло от неё, но по крайней мере теперь в душе моей есть надежда. И вера в то, что рано или поздно я смогу освободиться.

— От чего?

— От её проклятия. Больше всего на свете я желаю, чтобы голос её в моей голове навсегда смолк.

— Ах, как сладко ты обманываешь сам себя! Самозабвенно веришь, будто во мне не нуждаешься. Но меня тебе провести не удастся, любимый. Я хорошо ощущаю в твоей душе сомнения и страх потерять меня. Мне хорошо известно обо всех твоих мыслях и чувствах. Ты всю жизнь был один и, утратив связь со мной, окончательно потонешь в собственном одиночестве. Ты знаешь, что я единственная, кто тебя никогда не оставит, и это греет твою жалкую, затравленную душонку.

— Скорее до боли обжигает, — сквозь зубы шепнул Антал в ответ.

— Что? — переспросила Элейн, не расслышав.

Прескверный покачал головой, грустно улыбнувшись:

— Ничего. Всего лишь Тенебрис нависла надо мной, точно гильотина.

Она не была здесь сейчас, но Антал всё равно чувствовал её ледяные руки на его шее.

— Богиня докучает вам? Я слышала о том, что голос её прескверные слышат постоянно. Это действительно так?

Антал вздохнул и, понурив голову, обречённо ответил:

— Её не прогнать, от неё не спрятаться. Тенебрис всегда со мной и никогда не смолкает. И даже молитвы не помогают.

Он горько усмехнулся:

— Быть может, потому что в самом деле Сальваторе меня не слышит. Или же не хочет слышать.

Элейн вдруг вытянула руку вперёд, осторожно коснувшись ладонью груди прескверного. Тот не успел даже среагировать, оцепенев. Он взглянул на принцессу и увидел, как та, прикрыв глаза, зашептала:

— Я вижу твою душу ясно,

Я слышу её голос там, в груди.

Диктую свой закон негласно:

Она покой найдёт невзгодам вопреки.

С кончиков пальцев её полился приятный серебристый свет. Тонкие лучики, переливаясь перламутром, проникли внутрь, в самое сердце Антала, вызвав толпища мурашек. Он напрягся, наблюдая за тем, что делала принцесса, не в силах вымолвить ни слова.

Её энергетика тем временем принялась хозяйничать и окутала всё тело прескверного. Казалось, вокруг него появился едва заметный прозрачный туман. Элейн читала молитву… для чего же?

Антал, задрожав, шёпотом спросил:

— Что вы делаете?

Элейн прервалась, мягко ответив:

— Хочу помочь. Прошу, дослушайте молитву. Если вы, конечно, не против.

Она терпеливо ждала ответа, не настаивая и не давя. Антал не спешил и никак не мог решиться. Он сомневался, нервно теребя пуговицу на рубахе. Как вдруг раздался требовательный голос Тенебрис:

— Не смей.

В тоне её уже не слышалась насмешка. То была настоящая угроза. Тенебрис говорила предельно серьёзно. А Антал, который долгое время учился противиться её воле, расценил это как добрый знак. Он намеренно шёл наперекор богине и делал всё наоборот. Потому, задержав дыхание от волнения, всё-таки произнёс:

— Хорошо.

И принцесса продолжила, не отнимая руки от груди Антала:

— Молюсь я о душе твоей мятежной,

Хочу её сберечь от зла и боли,

Спасу от муки вечной и кромешной,

И не нарушить горю моей воли.

Я, именем Дезрозье, заклинаю!

Приказываю пагубе уйти.

Душе твоей благословение вверяю,

Желаю бед не знать на жизненном пути.

Сердце Антала колотилось с невероятной силой. Элейн это чувствовала, но вновь прерываться не стала. И, как только принцесса закончила молитву, произошло нечто необыкновенное. Всё нутро прескверного охватила приятная прохлада. Та желанно остужала голову, словно ледяной источник в жаркий летний день. Энергетика Элейн нежно скользила по коже, ласково гладила. Волосы, казалось, встали дыбом. Антал никогда не испытывал ничего подобного и изумлённо смотрел на принцессу. Но самым удивительным было то, что голос Тенебрис вдруг в самом деле стих. Прескверный больше не ощущал её присутствия и влияния. Ледяная хватка богини ослабла, позволив вздохнуть полной грудью.

— Что… что происходит? Что это такое? — восхищённо прошептал он.

Энергетика принцессы забралась под кожу через поры и теперь сияла изнутри, позволяя разглядеть даже сосуды.

— Это благословение Сальваторе, — пояснила Элейн. — Сила, которой владеет моя семья на протяжении многих поколений. Вам, должно быть, доводилось слышать об этом раньше.

— Слышал. Но не видел воочию. Ваша сила… прогнала Тенебрис?

— К сожалению, не навсегда. Но хотя бы этой ночью вы сможете побыть наедине с собой.

Неужели такое возможно? Антал и подумать не мог, что сила Дезрозье способна на подобное.

— И теперь мы могли бы продолжить наш разговор, — улыбнулась принцесса. — Если вы, конечно, всё ещё не против поделиться со мной.

И вновь недоверие кольнуло где-то в груди. Антал отстранился. Касание прервалось, и энергетика Элейн прекратила воздействовать на него. Признаться в том, что с некоторых пор он молился пресвятому Сальваторе, уже было большим достижением. Но вдаваться в подробности о причинах такого решения всё ещё не хотелось. Вернее, не хотелось ворошить прошлое, оставившее множество кровоточащих ран. В прямом и переносном смысле.

Элейн моментально уловила смятение на лице Антала и мягко произнесла:

— Вы не обязаны рассказывать мне об этом. И если не хотите…

— Не хочу, — резко ответил он, а потом, подумав, добавил: — Может, в другой раз. Или в другой жизни. Я очень благодарен вам за оказанную любезность… и за молитву о моей душе. Но на сегодня достаточно откровений.

Принцесса с пониманием кивнула. Антал тем временем встал и подошёл к окну, выглянув на улицу. Будто тем самым он хотел показать, что между ними вновь образовалась дистанция, и разговор этот точно окончен. Так подумала Элейн, пока во взгляде его не прочитала едва уловимое беспокойство. Казалось, прескверный высматривал кого-то. Вертел головой, вглядываясь вдаль.

— Вы кого-то ожидаете? — поинтересовалась она.

— Не совсем, — ответил Антал. — Всё в порядке, не берите в голову.

Никого не увидев, Бонхомме с тяжёлым вздохом отошёл от окна, задумчиво помолчав пару мгновений. А потом сказал:

— Подъём у нас сегодня был очень ранний. Не сомневаюсь, вы не выспались. Поэтому, если желаете, можете лечь в моей спальне и отдохнуть. Там куда удобнее.

Элейн благодарно улыбнулась:

— Спасибо, но мне вовсе не хочется обременять и стеснять вас. Я не привередлива и вполне могу расположиться здесь.

Антал вновь бросил взгляд в окно. Снаружи, несмотря на раннее утро, всё ещё было темно из-за непогоды. Казалось, ночь сегодня отступать не собиралась. Из-за этого вновь сделалось тревожно.

— Как вам будет угодно, госпожа, но я должен вас предупредить. Если вдруг услышите скрежет и стук в дверь или в окно, пожалуйста, сразу же разбудите меня.

Элейн не понимала, что происходит, ведь Антал заверил, что в гости никого не ждал, но ни о чём спрашивать не стала. Принцесса лишь пообещала:

— Хорошо, господин Бонхомме.

Он приготовил ей постель: постелил на диване, принёс подушку и одеяло. И принцесса легла, наблюдая за пламенем в камине. Антал же поднялся в свою комнату и ещё какое-то время ждал, прислушиваясь. Он много размышлял: о принцессе, о её энергетике и о том, как стремительно она проникла в его тело, в самую глубь. Тенебрис действительно смолкла. Казалось, Элейн попросту закрыла ей сюда дорогу. И получилось у неё это так легко и просто! Слухов о могуществе семьи Дезрозье ходило немало, но прескверный и не подозревал, что сила их способна противостоять самой богине.

Антал ворочался ещё около часа и даже успел подумать, что не слышать Тенебрис как-то непривычно. При том было это самой настоящей благодатью. И в итоге усталость взяла верх, и прескверный всё-таки смог задремать, убаюканный завывающим ветром и дождём.