Неискушённый

Юрий Ель (2024)

Анталу Бонхомме — владыке проклятий и скверны — приходит приглашение во Дворец Дезрозье. Принцесса Элейн пожелала видеть его в качестве желанного гостя. И всё бы ничего, но правящая семья неустанно охотилась на таких, как он — прескверных! Однако теперь у принцессы появилось к нему важное дело, которое не терпело отлагательства: её брата и наследника трона прокляли и жестоко убили. После чего принц восстал и бежал из дворца. И принцесса попросила Антала помочь ей отыскать брата. Антал, заинтересованный хорошей наградой, соглашается выполнить просьбу принцессы. И вместе они отправляются на поиски сбежавшего принца. Но героя не отпускает смутное ощущение, что за просьбой принцессы кроется нечто большее и даже опасное…

Глава 7. Молитва священника.

***

Около года назад на Домну обрушилось большое несчастье. Настоящее бедствие. И к тому моменту, когда королевская стража прибыла на подмогу, было уже поздно. Всё случилось ранним утром. Стоял густой туман. На траве поблёскивали капельки росы. Тишину нарушал лишь шёпот листвы. А потом издалека донёсся леденящий душу рёв.

Некоторые из жителей проснулись, заслышав его. Кто-то выглядывал из окон, а кто-то вышел на улицу, пытаясь понять, откуда доносился этот нечеловеческий вопль. И на какое-то время вновь наступила тишина. Она была всепоглощающей и осязаемой. Казалось, в тот момент даже деревья стихли, испугавшись. И Домна — маленькое хрупкое поселение — казалось, замерло. Люди тихо переговаривались друг с другом:

— Вы слышали?

— Какой кошмарный звук!

— Ни один зверь не издаёт подобный рёв. Так неужели это?..

Рассвет явил себя на горизонте. Туман как будто бы стал только гуще и не позволял разглядеть то, что происходило вокруг. Из него же вдруг раздался ещё один вопль, но уже гораздо ближе. А следом и рычание, несущее угрозу. Люди ахнули, переполошились, ещё не зная, что их ждёт. Некоторые поспешили спрятаться в своих домах, а те, что посмелее, взялись за оружие и остались на местах, готовясь к… чему? Нападению?

Мужчины вглядывались в туман, заметив в нём движение. Кто-то выкрикнул:

— Прячьте детей! Закрывайте двери и окна! Кто-то идёт…

Женщины поспешили подчиниться. Залепетав молитву в страхе, они разбежались по своим убежищам. И в ту же самую секунду из тумана явились чудовища, некогда бывшие простыми мертвецами. Ростом они были чуть выше человека. Облачённые в доспехи, несли в жилистых синюшных руках оружие: кто топор, кто меч, а кто и копьё. Глаза их опасно сверкали. Во взглядах не было и капли сочувствия. Они явились, чтобы убивать и разрушать, ведомые своим проклятием или же чьей-то злобной волей.

Было их около тридцати. Павшие воины, чьи тела не похоронили достойно, а души не очистили и не упокоили, восстали и теперь желали кровопролития. Лица их вытянутые давно утратили сходство с человеческими. С разинутых клыкастых пастей стекала слюна и свисал длинный чёрный язык. А в горящих жёлтых глазах отчётливо читалась угроза. Они рычали, наступая. Целое войско двигалось вперёд, готовясь смести маленькое поселение, словно пыль под ногами.

Не чувствующие боли солдаты были неуязвимы. И даже если бы они сбросили вдруг свою потрёпанную стальную броню, сплошь покрытую коррозией, их телам всё равно ничего не угрожало бы. Мертвецы, столкнувшись со смертью однажды, её уже не боялись.

Однако простые смертные, лишь завидев их, были в ужасе. Мужчины, стояли как вкопанные, не зная, что предпринять. Ноги подкосились, руки задрожали, не в силах удержать орудие защиты.

Кто-то слабо произнёс:

— Ох, Сальваторе, помоги нам…

А потом раздался крик:

— Войско! Это Павшее войско! Бегите! Уносите ноги! Бросайте всё!

И в этот момент как по команде солдаты ринулись вперёд, бросаясь на людей. Поднялась страшная паника. Жители поселения пытались спастись, разбегаясь кто куда. Первыми погибли мужчины, что хотели защитить свои семьи. Мертвецы стремительно настигли их и, не раздумывая ни секунды, разорвали на части. Пролилась кровь. Оторванные руки, ноги и головы упали на сырую землю. И трава этим кошмарным ранним утром теперь была покрыта отнюдь не каплями росы.

Люди рыдали, хватая детей и пытаясь увести стариков. Некоторые не успели покинуть свои дома, прячась внутри, и тогда мертвецы, выломав двери и окна, добрались и до них. Проклятые рычали, вгрызаясь в податливую мягкую плоть беззащитных людей. Они остервенело ревели, доводя своих жертв до безумия. И те, сходя с ума от ужаса и нестерпимой боли, видели в смерти спасение, а не кару.

— Не троньте детей! Умоляю!

— Пощадите мою дочь, прошу!

— Оставьте! Оставьте их!

Мертвецы не слушали. Разум их давно сломленный и потерянный не знал милосердия. А гниющие в груди сердца, переполненные скверной, утратили остатки человечности.

Мало кому удалось сбежать. И Сальваторе не услышал, как в предсмертной агонии несчастные молили его о спасении. Никто не пришёл на помощь тем утром, никто не защитил людей от столь незавидной участи.

Никто. Или же?..

Антал почувствовал резкий толчок проклятой энергии. Она зависла в воздухе, переплетаясь с туманом и заставив лес замолчать. Не было слышно ни птиц, ни зверья. И даже ветер стих. Он унёсся прочь отсюда. Прескверный остановился, прислушавшись к своим ощущениям. Даже его осквернённое тело будто сдавило. Сделалось холодно и тошно. Казалось, энергетика эта обхватила шею и принялась душить. Антал чувствовал её гнилостный запах, её мерзкие липкие прикосновения и не мог даже представить, откуда она взялась. Настолько внушительное сосредоточении злобной энергетики вызывало мурашки. Она требовала внимания и не желала ждать, маня прескверного за собой. И тот неуверенно зашагал вперёд, ведомый проклятием.

Вдалеке послышались душераздирающие крики и плач. Выйдя из леса, Антал увидел, как несколько человек, спотыкаясь и падая, со всех ног неслись прочь из маленького поселения. Они несли на руках ревущих детей и тащили за собой раненых. Здесь бывать Бонхомме никогда раньше не приходилось. Честно говоря, он и не слышал об этом захолустье. И, вероятно, прошёл бы мимо, даже не взглянув на немногочисленные домишки. Но сейчас его туда влекло. Очевидно, там что-то случилось. Нечто ужасное. И когда до ушей донёсся утробный рёв, прескверный лишь утвердился в этом.

Он ринулся на помощь. Сорвавшись на бег, Антал быстро добрался до поселения, и перед глазами его открылась кошмарная картина. На земле лежали трупы, разорванные в клочья. Двери многих домов оказались снесены с петель, и изнутри уже не доносилось ни звука. Крылечки были залиты кровью, где-то бесхозно валялись оторванные части тел. И даже скотина — коровы, свиньи и куры, что здесь были — оказались мертвы. На лицах убитых людей застыли гримасы ужаса. Кто-то даже успел поседеть перед незавидной гибелью.

Антал стоял среди стихшего в миг поселения, хлопая широко распахнутыми глазами. В воздухе застыл тошнотворный запах крови. И смерти, что решила здесь похозяйничать. Тем немногим, кому удалось спастись бегством, крупно повезло. И чем же эти беззащитные люди заслужили такую участь?

Внезапно раздался ещё один крик, а следом за ним и чудовищный вопль. Прескверный не стал ждать и помчался на помощь.

За ближайшим поворотом возвышался храм. И у его дверей, обессилив, лежал священник. По щекам его катились горькие слёзы. Маленький и слабый человек, неспособный дать отпор, всё же продолжал бороться, защищая то, что было для него свято. Он причитал, схватившись за окровавленную ногу:

— Прочь! Не троньте священные стены! Не позволю!

Старик боялся даже просто посмотреть на чудовищ. Голос его дрожал. Но отдать на растерзание обитель веры было хуже, чем смерть. Казалось, боль от серьёзной раны на ноге не была настолько нестерпимой, насколько от мысли, что проклятые войдут внутрь и беспечно растопчут святилище. Чудовищные солдаты столпились вокруг, пытаясь разрушить храм. И старику просто повезло, что они в данную секунду игнорировали его, с остервенением обрушивая свой гнев на белокаменные стены. Павшее войско ломилось в двери, словно могло отыскать внутри упокоение, и било окна, разбрасывая кругом осколки. Или, быть может, они в самом деле что-то искали там? Искупление, к примеру. Или же желанное умиротворение. Так или иначе, складывалось впечатление, будто попасть в храм им не составляло труда, и никакая молитва не сдержала бы их и не отпугнула. Проклятие изъело их изнутри, впиталось в души, сотворив из некогда простых мертвецов то, чем они теперь являлись — чудовищами. И место силы верующих в Пресвятого Сальваторе вызывало слепую ненависть и желание уничтожить то, что им не доступно. То, что причиняло проклятым боль даже после смерти.

Священник отчаянно молился. Он побелел и дрожал, точно лист на ветру. Длинные седые волосы облепили взмокшее от пота лицо. А из глаз почти слепых неумолимо катились слёзы.

— Уходите прочь! Прошу, сжальтесь!

Его никто не слушал. А молитва, вопреки остервенелому желанию превратить веру в руины, всё-таки действовала — мертвецы, скалясь и рыча, закрывали уши. Им было невыносимо слушать священные тексты. Однако этого оказалось мало. Попытка священника оказать сопротивление лишь сильнее выводила проклятых из себя, и те не стали медлить больше. Один из воинов прекратил вдруг колотить по стенам, на которых успели образоваться трещины, и обратил-таки внимание на старика. Проклятый схватил того за шиворот и рывком поднял, но он не мог стоять — раненая нога то и дело подгибалась.

— Я заставлю тебя замолчать! — проревел нечеловеческим голосом мертвец.

А потом замахнулся, намереваясь острыми когтями распороть несчастному горло. И старик зажмурился, барахтаясь в железной хватке воина. Он завыл от страха, готовый к гибели. Однако молиться не перестал.

— Стой.

Это была не просьба, а тихий приказ. Произносить его громче не требовалось — мертвецы тут же замерли. Когтистая рука так и застыла в воздухе, не успев воплотить задуманное в реальность. Священник в страхе обернулся, с надеждой взглянув на незнакомца.

Антал окинул Павшее войско взглядом, полным презрения, после чего произнёс:

— Отпустите священника. Оставьте в покое храм.

И проклятые, пусть с большой неохотой, всё же не осмелились ослушаться, ощутив в молодом человеке знакомую энергетику. Сомнений не было — перед ними прескверный господин, и перечить ему непозволительно. Мертвецы даже не рычали. Тишину нарушал лишь звон их доспехов, сопровождающий каждое движение.

Воин отпустил старика, небрежно швырнув его на землю. Тот вскрикнул от боли, распластавшись. Вставать он не спешил и лишь продолжал молиться, спрятав мокрое от слёз лицо в ладонях. Проклятые тем временем обступили его, подойдя к прескверному ближе. Они были на две, а то и на три головы выше Антала, и смотреть на него свысока не посмели бы. Потому медленно склонились, опустившись на колени.

— Господин, — низким утробным голосом произнёс один из воинов.

Антал жёстко ответил:

— Пошли прочь отсюда. Возвращайтесь восвояси и никогда больше не приходите сюда.

Проклятые не спорили. Они молча встали и послушно поплелись в сторону леса. Священник только тогда осмелился поднять глаза и теперь мог в изумлении наблюдать за тем, как мертвецы растворяются в тумане, словно их и вовсе не было. А потом он перевёл взгляд не незнакомца, не веря в происходящее. Павшее войско, являющееся самым настоящим бедствием, послушно отступило, и причиной тому был прескверный. Прескверный, спасший святилище Сальваторе.

Антал проследил за тем, как мертвецы исчезли, проводив их взглядом, полным презрения. Те не посмели даже обернуться и просто ушли. И лишь когда беда отступила, Антал бросился к раненому старику, всё ещё лежащему на сырой земле. Прескверный присел рядом с ним, протягивая руку.

— Позвольте помочь вам, господин, — произнёс он тихо и осторожно.

Бонхомме внимательно следил за реакцией священника, ожидая от того не просто отказа, а плевка в лицо. Казалось, он побрезгует прикоснуться. И рука Антала предательски задрожала. Он искренне желал помочь и не хотел пугать. А священник в свою очередь испытующе смотрел на прескверного красными от слёз глазами и не спешил ничего предпринимать. Для себя, однако, он отметил, что этот молодой человек не выглядел отталкивающе. Симпатичное лицо, ясный взгляд, чистая и аккуратная одежда… Прескверные редко бывают так сильно похожи на простых людей. Обычно их можно отличить сразу по внешнему виду. Часто они выглядят пугающе и угрожающе. И глаза у них совсем другие — злые. А этот незнакомец отличался. К тому же, ещё и помог, хотя мог пройти мимо. В конце концов, если бы не он, Павшее войско закончило бы начатое, не оставив от Домны и следа — лишь горькие и ужасающие воспоминания.

Не раздумывая больше ни секунды, старик неуверенно протянул руку прескверному. И тот тут же помог ему подняться и позволил опереться на себя.

— Моё имя Антал Бонхомме, — представился он. — Клянусь, господин, я не причиню вам вреда.

Мысли старика путались. Он медлил с ответов, шокированный произошедшим. Не сразу он решился и на то, чтобы впустить прескверного в храм. Антал это быстро понял и ощутил сомнения священника. И потому предложил:

— Господин, я могу позвать помощь. Доберусь до ближайшего города и приведу лекаря. Вы справитесь здесь без меня? Сможете продержаться?

Священник всё ещё молчал. Он тяжело дышал, держась за больную ногу. Губы его безмолвно шевелились, а в мыслях была лишь молитва. Однако, несмотря на близость прескверного, страх постепенно начал отступать. Хотя уже никогда ему не забыть то кошмарное мгновение, когда мертвец из Павшего войска заглянул ему в глаза. Не забыть, как огромная когтистая рука занеслась для удара, намереваясь распороть ему глотку… В нос нещадно бил запах крови. К горлу подкатывала тошнота, и священник вновь ощутил подступающую панику. Оставаться одному среди горы растерзанных трупов ему совершенно не хотелось.

Хотел было Антал уйти, как священник тут же вцепился ему в руку.

— Нет, — прохрипел он, жалобно глядя на своего спасителя. — Не уходите.

И в ту же секунду послышались голоса. Человеческие. Даже издали было слышно, что пропитаны они беспокойством и ужасом. А следом за ними — быстрые шаги и лязг металла. Кто-то стремительно приближался к храму. Казалось, шла целая толпа. Вот-вот она должна была показаться из-за ближайшего дома.

Священник замер и прислушался, а потом тихо предположил:

— Солдаты?

Анталу не стоило показываться на глаза страже. К тому же, здесь произошло настолько ужасающее событие — погибло много людей. По Домне прошлось Павшее войско, а потом вдруг исчезло. Солдаты не усомнятся в том, что это дело рук прескверного. И, пусть он не виноват, слушать никто не станет. В конце концов, только прескверные способны управлять целыми войсками проклятых.

Ему не поверят. Антал точно это знал, ведь ему уже доводилось испытывать гнев королевских стражников на собственной шкуре. И священник вполне себе мог указать на него, обвинить в случившемся несчастье. Чистая и неприкрытая ненависть к последователям Тенебрис, казалось, была в крови у простых людей. Потому стоило бежать прямо сейчас. Скрыться, уйти от потенциального преследования. Вновь оказываться в кандалах и умирать Анталу очень не хотелось.

На лбу выступила испарина. Воспоминания о пытках не исчезли по сей день и, вероятно, не исчезнут уже никогда. Рука сама потянулась к шее, чтобы убедиться, что на ней нет металлического ошейника, больно впивающегося в кожу.

Стража приближалась. Послышались разговоры:

— Обыскать каждый дом! Найти выживших и помочь раненым! Поодиночке в схватку с проклятыми не вступать!

Антал слишком хорошо знал этот голос. Громкий, командный. Он принадлежал командиру королевской стражи, многоуважаемому господину Вейлину Гонтье. И последняя встреча с ним оказалась не самой приятной. Бонхомме прекрасно знал и помнил, на что способен не знающий пощады командир. И если в прошлый раз ему просто повезло, то сейчас уйти живым не удастся.

— Беги! — выкрикнула Тенебрис, едва не оглушив Антала.

Антал резко встал, собираясь уносить ноги. Но священник вновь не дал ему уйти, однако, на сей раз он вдруг сказал:

— Прячьтесь! Бегите в храм! Ждите меня внутри, я отважу отсюда солдат.

— Нет! Уходи! Не слушай его! Тебя найдут и убьют.

Времени оставалось совсем мало. Антал не мог решить, что ему делать. Он в панике вертел головой, озираясь по сторонам.

— Господин, ждите меня внутри. И не выходите! — настаивал старик.

И в тот момент, когда стража показалась из-за ближайшего дома, Антал уже был внутри храма. Он пробежал по маленькому тихому залу, минуя скамейки, и юркнул за алтарь, поджав к себе ноги. Сердце колотилось бешено, и дыхание перехватывало. Отсюда он почти не слышал разговоров, доносящихся снаружи, но отчаянно пытался прислушаться. Однако в ушах так сильно грохало, что шансов подслушать не осталось никаких. Руки дрожали. Ладони стали ледяными и мокрыми. Складывалось впечатление, что Антала загнали в ловушку. Он даже успел пожалеть о том, что послушал старика. Что, если тот всё-таки сдаст его? Быть может, загнав его сюда, священник захлопнул тем самым капкан, и теперь прескверному точно некуда бежать.

— Какой же ты идиот! — свирепствовала Тенебрис. — Поверил священнику! Забыл, кем ты являешься? Никто не стал бы тебя защищать! А теперь точно найдут, поймают и прямо на месте казнят!

Антал старался не слушать её. Он пытался успокоиться и всё-таки довериться священнику. Но нечто внутри подсказывало, что это было огромной ошибкой. Роковой.

Время шло. За окнами начало темнеть. К этому моменту голоса снаружи давно стихли, и никто так и не вошёл внутрь. Стало спокойнее, однако тревога так до конца и не отпустила. Стояла всепоглощающая тишина. Возможно, тут так было всегда. Но сегодня тишина совсем другая — мёртвая. Жизнь покинула Домну, оставив лишь жестокое безмолвие и запах крови. Ветер приносил его с улицы, пробирался в храм через всевозможные щели. Или, быть может, Анталу это чудилось.

Через витражные окна в святилище бесцеремонно проникал лунный свет, оставляя на каменном полу причудливые узоры. Пахло благовониями. И, несмотря на гуляющий тут и там сквозняк, было достаточно тепло. Даже с учётом того, что ни одна свеча не горела. Их стоило бы зажечь. Стоило и воскурить благовония. В память о погибших. Но Антал не смел ничего трогать. Он прижимал руки к груди и даже головы не поднимал. Внутри засело неприятное ощущение того, что здесь он нежеланный гость. Пребывание тут прескверного — страшный грех. Хотя куда уж греховнее.

Со всех фресок на него с осуждением смотрел прекрасный лик Пресвятого Сальваторе. Отовсюду он следил за прескверным, недовольный его присутствием. Антал обхватил себя руками, чувствуя, как под взором бога сделалось неуютно. Сидя на полу и прячась за алтарём, он чего-то ждал, хотя мог бы сбежать. А, может, дело было в том, что бежать ему и некуда? Никто нигде не ждал, вот Бонхомме и сидел тут.

— Как жалко ты выглядишь. — Тенебрис почти выплюнула эти слова. — Какой позор! Тебе подобные не прятались никогда. Прескверные внушали страх одним своим видом, а не вызывали сострадание. Глядя на тебя, мне хочется разрыдаться. Ты точно беззащитный щенок, загнанный в угол. Дрожишь и едва не скулишь.

Богиня могла бы явить себя прямо сейчас. Стоило Анталу остаться наедине с собой, как она приходила, покидая свою маленькую, но сокрытую от целого мира обитель. Но Антал знал, что сюда, в храм Пресвятого Сальваторе, она не придёт. Тенебрис не боялась его, однако влияние бога всё-таки распространялось и на неё. Молитвы причиняли ей боль, пусть и слабую. А святилище было способно помутить рассудок.

— Это ты велела Павшему войску сюда явиться?

— Не я. Для чего мне это? Зачем возиться с простыми проклятыми? Ты же и сам прекрасно знаешь, что Павшее войско уже не одно столетие самовольно бродит по землям Эрхейса, не подчиняясь никому. И Домна — не первое и не последнее поселение, которое они разрушат. Вероятно, их появление здесь — простая случайность.

Вряд ли Тенебрис лгала. Павшее войско действительно являлось неуправляемым бедствием. Его создала первородная прескверная, а после её гибели ни одному прескверному так и не удалось полностью подчинить проклятых солдат себе. По сей день неизвестно, какова их цель: быть может, ищут что-то или же просто так несут разрушения и смерть. Только вот неясным оставалось одно: почему в таком случае они не посмели ослушаться приказа Антала и просто ушли? Что-то подсказывало, что у Тенебрис есть ответ на этот вопрос, но она, по всей видимости, раскрывать правду не собиралась. Иначе уже давно рассказала бы.

Снаружи послышались медленные шаги, а после двери храма с протяжным скрипом отворились. Антал так и замер на месте, боясь пошевелиться. Он стоял прямо напротив входа, окружённый скамейками для прихожан. В лунном свете его лицо казалось ещё бледнее, а в глазах застыл неподдельный страх. Сердце вновь забилось чаще. Он готовился к нападению. К тому, что сейчас в храм войдёт Вейлин Гонтье и покарает его на месте.

Но вошедший оказался совсем другим человеком — священником. Старик тоже остановился на пороге, очевидно, всё ещё не доверяя прескверному. Он внимательно рассматривал своего спасителя, опираясь на трость и выжидая. Антал не чувствовал от него угрозы, однако не спешил расслабляться.

— Я уйду, — произнёс он тихо. — Прямо сейчас. Прошу, позвольте мне уйти…

— Вы напуганы, — заметил священник. — От чего же? Солдаты давно ушли. Я заверил их, что никого здесь не осталось.

Лицо старика, испещрённое морщинами, скривилось от боли, и он с горечью в голосе добавил:

— Мы здесь совершенно одни.

Антал не знал, что сказать. Он мялся, всё ещё обнимая самого себя. Глаза нервно метались из угла в угол, пока не остановились-таки на священнике. Тот едва стоял. Несомненно, держаться на ногах ему было тяжело, но он не решался пройти внутрь и сесть. Несмотря на то, что прескверный пришёл ему на помощь, всё же страх перед ним видимо был сильнее. Старик относился к Анталу настороженно.

— Как ваша рана, господин? — поинтересовался он.

— Солдаты отвезли меня в город, где мне оказали помощь. Больно, но жить буду.

— В таком случае, не мучайте себя. Прошу, сядьте.

Постояв в нерешительности ещё пару мгновений, старик всё-таки доверился прескверному и вошёл внутрь, закрыв за собой тяжёлые двери. Он, хромая, прошёл к ближайшей скамье и устало рухнул на неё, не выпуская из рук трости — своего нового аксессуара.

— Что ж, если солдат снаружи нет, то я, пожалуй, пойду.

Антал быстрыми шагами направился к выходу, как вдруг услышал за спиной:

— Я не сказал вам «спасибо».

Он остановился, а священник продолжил:

— Позвольте выразить вам мою искреннюю благодарность. Если бы не вы, Павшее войско убило бы меня. — Он окинул взглядом храм. — И уничтожило бы это место. Осталась бы лишь одна пыль.

— В таком случае, и я благодарен вам. За то, что не выдали меня Вейлину Гонтье.

— В ту роковую секунду мне показалось, что я могу вам довериться. Сейчас же, не буду скрывать, меня терзают сомнения. Однако что-то подсказывает, что всё-таки поступил я правильно. Быть может, сам Пресвятой Сальваторе услышал мои молитвы и послал вас на помощь. Мне ещё нужно присмотреться к вам, господин?..

— Бонхомме. Антал Бонхомме.

— Бонхомме. Что ж, а моё имя Рамиель Меро.

— Довольно громкая и известная фамилия. Неужели я имею честь говорить с представителем одной из трёх благословлённых семей?

Старик грустно улыбнулся:

— Да. Но не будем обо мне. Господин Бонхомме, время позднее. Не знаю, насколько страшна и опасна для вас ночь, но я осмелюсь предложить вам кров. Хотя бы до утра. Удерживать вас, конечно, я не стал бы. Это всего лишь скромное приглашение. Вы могли бы остаться тут, а потом, когда пожелаете, уйти. У меня здесь есть еда. И горячий чай. А вы, кстати, всё ещё дрожите.

Антал пожал плечами, потупив взгляд:

— Предложение заманчивое. Так уж вышло, что идти мне всё равно некуда. Но позвольте для начала спросить: почему вы не воспользовались своими силами, чтобы отогнать Павшее войско? Я считал, что благословлённые семьи способны дать отпор проклятым. Даже настолько сильным.

Рамиель тяжело вздохнул, погрузившись в размышления. Казалось, он решал, стоило ли отвечать прескверному или нет. А потом, спустя пару мгновений, произнёс:

— Мой ответ будет настоящим откровением. И взамен на него я тоже хочу задать свой вопрос. Но вы должны будете ответить честно.

Дело было в том, что Антал и Рамиель априори являлись полными противоположностями и даже настоящими врагами. Откровенничать друг с другом им было непозволительно. Это всё равно что раскрывать собственные слабости противнику, чтобы тот мог воспользоваться ими. И Меро молчал бы, не вёл бы диалог с прескверным, если бы тот не оказался таким… неправильным. Подобные ему способны на разные, самые подлые уловки и поступки, но спасать священника и храм Пресвятого Сальваторе даже во имя цели не стали бы. Ведь это являлось кощунством, противоречило их вере.

— Хорошо, — согласился Антал.

— Тогда отвечу на ваш вопрос: с исчезновением Сальваторе угасла и наша сила. Его благословение с каждым днём всё больше утрачивает своё влияние. Потому даже самого простого проклятого я, вероятно, прогнал бы с большим трудом. Что уж говорить о Павшем войске, которое даже вам, прескверным, не подчиняется.

Он помолчал всего секунду, а потом, осознав, медленно проговорил:

— Однако вас оно не посмело ослушаться.

— Я не имею над ними власти. И сам задаюсь вопросом, как так вышло. Быть может, удача была на моей стороне сегодня.

Сам Антал в этом сомневался, но объяснение найти не мог. Случившееся не давало покоя в той же степени, что и услышанное только что. Неужели и впрямь благословлённые семьи лишились своего могущества? И насколько же всё плачевно? Ему казалось, что правящая семья по крайней мере своего влияния не растеряла. Но уточнять это только ради простого любопытства Антал не стал бы — слишком уж будет подозрительно.

— Теперь и вы ответьте, господин. Почему вы вмешались? Думаю, ради такого поступка вам пришлось наступить себе и самой Тенебрис на горло.

Антал был уверен, что Рамиель ему не поверит. Он и сам не поверил бы. Но всё же обещание своё сдержал — ответил честно.

— Дело в том, что с некоторых пор я отрёкся от неё…

Глаза Меро округлились. Он ничего не говорил и не спешил обвинять прескверного во лжи, а просто решил выслушать. И Антал продолжил:

— Я не молюсь и не подчиняюсь ей. Тенебрис не имеет надо мной власти.

— Совсем?

И тут Антал осёкся. Нет, не совсем. Не полностью, не абсолютно. Над разумом она не властвует, но вот над сердцем… Он тщательно подбирал слова, чтобы выразиться яснее. И всё больше казалось, что священник ни капли ему не верил.

— Скажем так, Тенебрис не способна заставить меня что-либо сделать. Её воля — не закон для меня.

— И как же так вышло? Ведь не было ещё ни одного прескверного, способного от неё отречься. Она вас создала, одарила своим проклятием. Она… слишком сильна, и противиться её воле, я полагаю, не удавалось никому из вас.

— Вы вправе не верить мне. Но я говорю правду. Обещал ведь, что буду честным.

Рамиель прищурился, вглядываясь в Антала, в его ясные глаза. Казалось, перед ним сидел не прескверный, а самый обыкновенный молодой человек. От него не веяло угрозой и опасностью. А ведь для того, чтобы убить подобных ему, требовались порой целые войска. Одно такое было с треском разгромлено первородной прескверной Джокестой Сигаль. Оно же по сей день бродит по землям Эрхейса. То самое Павшее войско, которое пошло на смерть во имя высшей цели, а в итоге было обречено на вечное проклятие.

— Я хочу вам верить, господин Бонхомме, — заговорил неуверенно старик. — Но доверие слишком дорого стоит. Особенно…

Антал горько усмехнулся, кивнув:

–…особенно для такого, как я. Мне и за целый век не наскрести на чьё-либо доверие, господин Меро, я знаю.

Священник вдруг отмахнулся:

— Вам просто не давали шанса. А я вам его дам. Возможно, на то воля Пресвятого Сальваторе. Быть может, он так и задумывал, и наша встреча не случайна. Где бы наш создатель ни был сейчас, живой или мёртвый, может, он всё ещё ниспосылает нам знаки и сигналы.

Рамиель чуть подался вперёд, зашептав:

— А вдруг вы больше его создание, чем Тенебрис? Вдруг он и к вашей душе, пусть и проклятой, желает прислушаться?

Антал никогда о подобном не задумывался. А сейчас даже не нашёлся с ответом. И казалось, даже с фресок лик божества уже взирал не так грозно и презрительно. Антал был смущён и искренне благодарен за доброту. Её он всегда больше всего ценил в людях. Наверное, потому что таких на его пути почти и не встречалось.

Прескверный задрожал сильнее. И Тенебрис как-то подозрительно стихла, не вмешиваясь в размышления и не пытаясь их запутать.

— Если вы так считаете и раз уж пригласили меня здесь погостить, могу я дерзнуть и попросить кое о чём? — тихо спросил Антал. — Вероятно, моя просьба покажется вам странной, а, быть может, даже оскорбительной.

— Я вас слушаю.

Антал какое-то время собирался с силами. Он чувствовал, что назад уже дороги не будет. Разум твердил, что он всё делал правильно, но вот сердце, отданное Тенебрис, кричало о предательстве и стыдило. Жизнь вот-вот должна была разделиться на до и после. Хотя просьба его и была, казалось бы, совсем незначительной, но всё-таки для Антала это было очень важно. Он сомневался, мялся в нерешительности, а потом, набрав в грудь воздух, произнёс:

— Не могли бы вы научить меня молитвам?

Кара божественная не обрушилась внезапно на голову. Не произошло вообще ничего. И только священник в изумлении поднял брови. Вероятно, ожидал он чего угодно, но только не этого. И всё же Рамиель Меро ответил:

— Хорошо. Давайте для начала зажжём свечи и воскурим благовония. А потом вместе помолимся о погибших.

Старик с усилием поднялся на ноги и побрёл, хромая, вглубь храма. В его сердце — к алтарю. Он вручил Анталу спички, и тот принялся зажигать многочисленные свечи и благовония. Руки его нещадно дрожали. Огонёк спички неумолимо дёргался, промахиваясь по фитилям. Процесс этот сакральный ощущался как нечто очень значимое. В эту самую секунду Антал отрекался не только от своей веры, но и от части самого себя. И пусть искоренить проклятие невозможно, однако можно не быть его заложником. Душа металась, терзаемая сомнениями. Прескверный по-прежнему испытывал определённые чувства к Тенебрис. Он… любил её. И избавиться от этих чувств не так просто. Вероятно, для этого нужны годы. Но по крайней мере шаг к полному освобождению уже был сделан.

Закончив со свечами, священник и прескверный сели на скамью. Рамиель вручил ему книгу со священными писаниями, и вдвоём они принялись молиться. Тихо, почти шёпотом. А потом наступил рассвет.

Дом, в котором поселился Антал, принадлежал Рамиелю. Но тот уже давно не жил в нём, предпочитая день и ночь оставаться в храме. Потому он безвозмездно позволил прескверному жить в нём. Антал не желал покидать Домну и решил остаться.

Со временем сюда вернулись и некоторые из тех жителей, что в то злополучное утро бежали со всех ног, спасая свои жизни. Вероятно, потому, что идти им было больше некуда, и тут осталось брошенное хозяйство. Брошенная жизнь. Постепенно люди начали приходить в себя, однако время ещё не до конца залечило их раны и позволило забыть о пережитой трагедии. К соседству с прескверным они относились настороженно. А кто-то и вовсе был против. Однако Рамиель убедил перепуганный народ в том, что Антал спас его и прогнал Павшее войско. И тогда, пусть не сразу, жители смирились с его нахождением здесь. Хотя по-прежнему сторонились и игнорировали.

Однажды Анталу пришла идея о ветряных колокольчиках. Один такой он смастерил и напитал своей энергетикой с намерением отпугивать проклятых. Чтобы те, случайно забредя в крохотную Домну, разворачивались и уходили прочь, даже и не думая чинить беспорядки. А потом сделал ещё несколько таких же колокольчиков. Парочку он повесил прямо на въезде, на деревьях. И тогда люди заинтересовались. А потом и вовсе захотели себе такие же. И теперь колокольчики, созданные для защиты, висели над дверью каждого дома. И даже в Чайном Доме, играя приятную музыку ветра.

Дорога в Домну теперь называлась Запретным путём. Её, как и само поселение, обходили стороной, считая земли здешние проклятыми. Многие верили, что пролитая тут кровь рано или поздно вновь привлечёт проклятых, и очередной трагедии не удастся избежать. Но колокольчики — до смешного маленькое средство защиты — неустанно играли свою мелодию, утешая и отгоняя тревоги прочь. И уже год с момента случившегося Домна не знала бед.