Стрела Габинчи

Алекс Орлов, 2010

Иногда мечты воплощаются, правда, не всегда так, как о том мечталось. Это испытали на себе два шестнадцатилетних жителя средневекового города, затерянного то ли в прошлом, то ли в чьем-то будущем. Увлеченные рассказами о дальних странствиях и путешествиях, они неожиданно оказались обвиненными в преступлениях, которых не совершали. Прачкин сын — Клаус и кухаркин сын — Ригард бегут из ставшего вдруг враждебным города в не менее враждебный и трудный для выживания окружающий мир. Теперь им предстоит кормиться лишь своими трудами и защищаться своими силами, продолжая бесконечное путешествие поневоле.

18

Капитан-полковник Форнлет стоял перед графом Виндорфом с красным от волнения лицом и, активно жестикулируя, докладывал о ночных событиях. Ему требовалось как можно ярче описать жесткое сопротивление ночных злодеев, поскольку только этим можно было объяснить, почему четыре десятка городских стражников и пятнадцать арбалетчиков графа не смогли поймать двух безоружных подростков.

— У нас есть раненые, ваше сиятельство! Люди с изуродованными лицами и другие — с простреленными латами!

— Они что же, стреляли в вас? — спросил граф.

— Так точно, ваше сиятельство! Несмотря на ранний возраст, они оказались весьма опытными разбойниками! Дрались, как вепри, стреляли из арбалетов, носились по городу, как угорелые, и везде находили содейство!

— Чье же содействие, капитан-полковник?

— Неизвестно чье, ваше сиятельство, но мы выясняем. Каким-то образом оба прознали про облавы и предприняли все преступные меры, чтобы избегнуть оных! Мы немедленно расследуем все обстоятельства и доложим вашему сиятельству.

Граф покосился на Картоза, но тот поспешно отвел глаза, не желая до времени высказывать суждение о докладе капитан-полковника.

Секретарь лорда давно уяснил, что можно высказывать какие угодно доводы, но лишь в отсутствие тех лиц, кого они касались. Благодаря этому он имел хорошие отношения со всеми офицерами графа Виндорфа, а также со слугами, об усердии которых также предпочитал высказываться в их отсутствие.

— Что намерены предпринять, капитан-полковник?

— Допрашиваем всех родственников злодеев, ваше сиятельство.

— И много их?

— Двое, ваше сиятельство. Матушка первого и матушка второго злодея.

— И что они говорят?

— Не говорят совсем, ваше сиятельство. Только плачут и очень беспокоятся о состоянии собственных чад.

— Ну, это понятно…

Граф подошел к окну и, глядя на улицу, стал наблюдать за прохожими и проезжими экипажами. В гостиницу он перебрался еще до рассвета, дольше стеснять торговцев было неловко, да и условия там были скверные — отхожее место располагалось снаружи и делить его приходилось с двумя дюжинами солдат. А в гостинице «Золотая синица» им удалось занять апартамент из трех комнат с горячим водоснабжением и двумя отхожими местами с фаянсовыми стульчаками — по самой последней моде. И если горячее водоснабжение графу было не нужно, ему хватало одной ванны в три-четыре дня, то к фаянсовым стульчакам он был весьма пристрастен.

Солдаты графа расположились бивуаком на площади напротив гостиницы, где мешали проезду телег и городских экипажей, но это его совсем не заботило.

— Что еще нового? Какие происшествия?

— Воры напали на коннозаводчика из Виспы. Перебили всех, кто был в хозяйстве, лошадей в загонах не тронули.

— Виспа у нас на востоке, значит, напасть могли те же самые воры?

— Так точно, ваше сиятельство!

— Идите, капитан-полковник, проводите свое расследование дальше. И отправьте по всем направлениям разъезды, чтобы держать под надзором все дороги на двадцать миль от Денвера.

— Будет исполнено, ваше сиятельство! — прокричал капитан-полковник, развернулся и, звеня шпорами, вышел в коридор.

— Что думаешь, Картоз, кто напал на габинчийских купцов? — спросил граф, продолжая смотреть в окно.

— Полагаю, это сделал Лефлер, ваше сиятельство. Из лагерей ушли пешими, это им не возбраняется, а лошадей, для скорости злодейства, взяли в Виспе. А коннозаводчика убили, чтоб не болтал.

— М-да, похоже, так все и было. — Граф вздохнул и, отойдя от окна, стал прохаживаться по просторной гостиной. — Жаль, что ночью никого не поймали, нам бы это зачлось в извинениях. А теперь что же, с Лефлером воевать? Положить на это тысячу солдат? Нет, подобное нам совсем ни к чему.

— Ни к чему, ваше сиятельство, дорого очень, — подтвердил Картоз.

— Значит… Дня три еще будем искать беглецов, за это время, если не поймаем, они уйдут за пределы наших владений, а потом станем вытеснять Лефлера. Уж коли наворовался, так пусть и уходит. Перестанем давать дрова и корм для лошадей. Если деньгами обзавелись, дерзить не решатся.

— Не решатся, ваша светлость.

— Но если я заполучу верного свидетеля этого безобразия на дороге, пошлю королю требование на арест Лефлера.

— И это правильно, ваше сиятельство…

Граф немного помолчал и вернулся к окну. Потом усмехнулся и покачал головой.

— Сколько бываю в городе, всегда испытываю странное чувство. С одной стороны, у меня, как у лорда данной земли, десять тысяч голосов в выборах бургомистра, а с другой — повесить его я не имею права. Ну разве не странно?

— На то и городские вольности, ваша светлость. Король получает половину городских налогов и за то дает городам свободы.

— Да понимаю я, все понимаю, но все равно как-то странно, что я на своей земле холопа повесить не могу, хотя бы он и оказался бургомистром.

В дверь постучали, и в отсутствие лакея в коридор выглянул секретарь.

— Чего тебе? — спросил он коридорного.

— Его сиятельство вино требовали, так я могу принести, но… Оно у нас скверное — кислое вино, его только купчины лакают, которые в этом не понимают.

— И что, его сиятельству теперь воду пить?

— Зачем же воду, ваша милость? Возьмите пиво ротбельское, оно на отборном хмелю и на овсе золотистом поджаренном тридцать дней в стеклянной колбе настаивалось, пузырьками пошло. Да еще холодное!

Картоз обернулся, ожидая реакции графа, который, разумеется, все слышал.

— Пусть подают пиво, — махнул рукой Виндорф. — И кур жареных. Куры-то у них не прокисли?

— Не прокисли, ваша светлость! В сухарях и золотистой корочке! — крикнул из коридора слуга.

— Пусть несут, и будет у нас деревенский обед.

Спустя несколько минут граф уже хрустел поджаренной курицей и потягивал белое пиво из высокого запотевшего бокала. Секретарь скромно сидел у окна на узкой лавке и тоже пил пиво из фаянсовой кружки.

— Плебейское пойло, плебейская еда, а до чего вкусно, — признался Виндорф. — Надеюсь, при дворе не дознаются, что лорд Ортзейский пьет пиво с куриными потрохами. Скандал будет.

— Не дознаются, ваше сиятельство, а если и дознаются, мы на все отповедь дадим.