Персона нон грата. Полная версия

Александр Семёнович Брейтман

Из событий частной жизни сложился некий сюжет: от романтизма безмятежной юности времён брежневского застоя – к горбачёвской перестройке с её ожиданиями и надеждами, и далее – к путинской двадцатилетке стабильности, возрасту «ума холодных наблюдений» и познания собственных заблуждений.«…с отвращением читая жизнь мою… я строк печальных не смываю» написал Пушкин почти два века назад в своём «Воспоминании». Нам есть чему поучиться у великих. Я своё дело сделал. Теперь пусть судит читатель.

Лагерные печали и радости

Но вот пришло время, когда я сам, став чуть постарше, заказывал родителям очередную лагерную смену. Ведь там уже были друзья и, что особенно привлекало, девочки того возраста, когда сами, ещё не подозревая, превращаются в девушек. Знаки этого превращения волновали особенно… И вот меня, взволнованно-заинтересованного, начинают выгонять (что-то там поведение, непослушание…) из лагеря. Я взываю о снисхождении, и меня ведут к начальнице лагеря, которую пионеры окрестили Гитлером. И вот — мудрое гитлерово решение: оставить с испытательным сроком. На время испытательного срока спать мне, 14-15-летнему (ещё не муж, но уже и не мамин сын), в младшем (!) отряде, т.е. с детьми младшего школьного возраста. В этом странном пространственно-временном континууме в кроватке-маломерке я пребывал три, если не более, ночи. Видимо, я должен благодарить судьбу за то, что на мои девиантные наклонности вовремя обратила внимание лагерная администрация. И не только их пресекла, а, простки-напростки, выжгла калёным железом (не здесь ли истоки моей иррациональной ненависти к любой бюрократической процедуре?).

Не хотелось бы завершать свои лагерные истории похвальным словом лагерному начальству. Лагерная тема не столь однозначна.

По выходным за воротами лагеря начинали появляться родители с сумками в руках. В этих сумках вся суть: домашние пирожки, конфеты, ситро и что-то там ещё… В этот день с утра на небе были тучи. Уже не раз от ворот прибегал дежурный пионер с криком: «Такой-то, приехали!» И только я все ждал и ждал. Начался дождь, перешедший в какой-то обвал, предвещающий второй всемирный потоп. И я перестал ждать. Хотелось завыть и даже залаять на эти тучи, на этот дождь, и вообще на все. Неожиданно в яростных раскатах грома и блеске молнии прорезался голос доблестного пионера: «К Брейтману приехали!». У ворот стояла мама. До нитки промокшая, измученная дождём, жуткой дорогой и…с сумкой в руках.

Каждый человек желает знать, что его любят. Просто так любят. Ни за что.