Мальчишки в наследство. Спаси мою любовь

Вероника Лесневская (2024)

— Ты станешь моей женой, — бесцветно бросает Виктор.Не просит, не приказывает, а просто ставит перед фактом, поглядывая на часы. Будто у него каждая секунда на счету.– Но мы с вами практически не знакомы. И я вас не люблю.– Ты знакома с моими детьми, и они к тебе привязались. Это главное. А любить меня не надо. Ни в коем случае, — хмуро сводит брови. — Меня надо слушаться.– Вы кабинетом не ошиблись? — указываю рукой на открытую дверь. — И девушкой. Вы не в офисе, а я не ваша секретарша.– Не ошибся. Я все о тебе знаю. Я помогу твоей матери, а ты выйдешь за меня, — ставит ультиматум. — В сжатые сроки ты должна стать опекуном моих сыновей-близнецов. Позже ты унаследуешь все состояние: недвижимость, бизнес, активы. Разумеется, временно. Когда мальчикам исполнится восемнадцать, они вступят в права.– Не понимаю. Сейчас мальчишкам пять… А где будете вы все это время?– Неважно. Не беспокойся, тебе не придется меня долго терпеть.

Глава 4

Лилия

Не бывает легких денег. Этой истине научила меня сама жизнь. Каждая копейка зарабатывается тяжелым трудом, потом и кровью, а в особо запущенных случаях… разбитыми мечтами. Взяв однажды в долг, придется обязательно отдать взамен нечто более ценное. Часто в трехкратном размере. Судьба любит снимать проценты.

Именно поэтому я вернула Воскресенскому его деньги. Знаю, что он всего лишь пытался решить проблему привычным ему способом. Хотел откупиться от надоедливой, зудящей над ухом училки. Я ведь почувствовала его отношение, пренебрежительное и высокомерное. Видела снисходительно брошенные им купюры. Однако он оставил слишком много. Оценив свои убытки, я поняла, что не могу принять такую сумму. Юбка отстирается, да и куплена была по скидке и столько не стоит, а кресло я высушу.

Тайком прикарманить чужое — не мой метод. Я всегда плачу по счетам прежде, чем будет начислена пеня.

«Гонора много в тебе, поэтому ни бабла, ни мужика нет», — не упускает случая поддеть меня дома Семен, мой отчим. Каждый раз, когда я уточняю, почему задерживают выплаты на его работе и не хочет ли он поискать новую, начинает хамить. Я ведь не для себя прошу, а стараюсь ради мамы. Более того, сама не сижу сложа руки: две должности совмещаю и беру репетиторство. Но с недавних пор разделила наши бюджеты и больше не храню свои сбережения дома. От этого Семен стал только злее: и если раньше пылинки с меня сдувал, особенно в день получки, то сейчас не жалеет гадких эпитетов.

— Представляю, что бы ты сказал, если бы узнал, что я только что отказалась от суммы, превышающей мою месячную зарплату, — горько усмехаюсь, глядя на хронически мигающий телефон.

Сообщения из дома сыплются нескончаемым потоком, но я игнорирую. Не хочу портить себе настроение перед поездкой к маме. Она и так подозревает неладное, а я продолжаю сохранять иллюзию настоящей семьи, лишь бы не нервировать ее. Я научилась улыбаться, когда хочется реветь белугой. Внутри меня перепутаны рычаги эмоций.

Сделав глубокий вдох и покосившись на время, собираюсь бросить телефон в сумку и мчаться на автобус, но…

— Назар Егорович? — недоуменно шепчу, когда на дисплее среди вороха мусора замечаю имя директора реабилитационного центра для инвалидов.

Три пропущенных звонка…

Дрожащими пальцами лихорадочно набираю его номер.

— Лилия Владимировна, — в динамике раздается вкрадчивый мужской голос, и мое сердце ухает вниз, раскалываясь на части. — Когда вы планируете приехать?

— Что-то с мамой? — испуганно выпаливаю, пропустив его вопрос.

— С Софией Павловной все в порядке, не беспокойтесь. Есть прогресс, причем очень хороший, — быстро отзывается врач, словно пожалев мою расшатанную психику. — Однако мне нужно переговорить с вами лично. Дело в том, что срок пребывания вашей матери здесь за государственный счет истекает, а новую квоту вам не одобрили…

— Знаю, я этого ожидала, — сипло произношу, прикрывая глаза. — Я планировала приехать после семи вечера, когда у мамы закончатся все процедуры и она сможет прогуляться со мной по территории… Что касается сроков… Напомните, когда вы нас прогоняете?

— К концу недели мы должны оформить выписку. Будете забирать маму домой? — задает логичный вопрос, что острым скальпелем полосует сердце.

— Мне некуда, — подхожу к окну, прижимаюсь лбом к холодному стеклу. — То есть… Мы можем перевестись в платное отделение?

В нашей старой двушке на третьем этаже мама угасает в четырех стенах. Ощущает себя беспомощной потому что даже спуститься во двор не может без меня. Лифт постоянно сломан, и его даже не пытаются ремонтировать, о доступной среде и речи нет.

В центре, куда мы долго пробивались и чудом получили квоту, все иначе. Он стал нашей надеждой, подарил второе дыхание. Мама воспряла духом, засияла. Исцеляется не только физически, но и морально. А ведь одно без другого невозможно. Именно вера помогла ей достичь положительных сдвигов, о которых упоминает доктор.

Я не могу погасить в зародыше слабый, разгорающийся огонь. Нельзя. Я не имею права отбирать шанс у родной матери. А значит, нужны деньги. Вопрос — сколько?

— Я посмотрю, где остались места, — задумчиво тянет Назар Егорович. — К вашему приезду подготовлю варианты. У меня сегодня ночное дежурство, так что вы меня застанете в кабинете в любое время.

— Спасибо, — искренне лепечу и отключаюсь.

Смеюсь сквозь слезы. Невольно вспоминаю укоры Семена. Отчасти он прав.

Какая же я беспросветная дура! Подачка Воскресенского мне бы как раз пригодилась сейчас. Облегчила бы мою участь, на какое-то время закрыла вопрос с центром, пока я бы не нашла еще.

— Нет, — встряхиваю головой, приводя себя в чувства. Однажды я уже погналась за быстрыми деньгами. Больше я своей ошибки не повторю.

Выкручусь! В крайнем случае, займу из сбережений, которые я откладываю на операцию маме. Вот уже несколько лет коплю, а там нет и десятой части необходимой суммы…

Деньги. Деньги. Деньги! Грязные, обмусоленные сотнями разных рук бумажки, но какой вес они имеют в нашем мире… Порой мне кажется, что за них и правда можно купить счастье. Я четко знаю, сколько стоит мое. Ровно в десять раз больше, чем у меня есть на данный момент.

— Хватит хандрить! — приказываю сама себе.

Смахнув предательские слезы с горящих щек, я натягиваю на лицо улыбку. Упражняюсь в лицемерии перед встречей с мамой. Буду настраиваться на позитив на протяжении всего пути в центр, благо, он неблизкий. Достаточно времени, чтобы по-настоящему успокоиться и убедить себя, что я справлюсь с любыми вызовами. Сделаю все возможное, чтобы самый дорогой для меня человек не уловил ни намека на фальшь. Мама не прощает ложь — и меня всегда учила тому же. Однако… из меня вышла плохая ученица.

— Лиль Владимировна! — гаркает Игорь так, что я едва не начинаю заикаться. Отскакиваю от резко распахнувшейся двери, чудом избежав удара.

Водитель Воскресенского появляется из ниоткуда, буквально налетает на меня, чуть ли не сбивая с ног. Роняет на пол какой-то пакет, чтобы поймать меня и уберечь от падения. Схватив меня за локоть, тяжело дышит и свободной рукой вытирает пот со лба.

— Фух, успел, иначе Виктор Юрьевич мне бы спуску не дал, он и так недоволен мной сегодня, — сетует Игорь, а я, восстановив равновесие, убираю его ладонь.

— Успели? Куда? И с какой целью? — хмурюсь, делая несколько шагов в сторону, чтобы обойти его и в экстренном случае сбежать. Мало ли, какой приказ он получил от возмущенного моей дерзостью папаши.

— К вам же, — Игорь делает рывок вперед, и я инстинктивно отшатываюсь. — Вот, — наклоняется к пакету и, подняв его, протягивает мне. — Виктор Юрьевич предал вам искренние извинения за испорченную юбку, — улыбается, сцепив зубы.

— Вы ведь это от себя добавили, — ухмыляюсь, изучив его напряженное лицо. — Ничего подобного он не говорил. Максимум — кинул вам сухое, как он сам, сообщение.

— Зря вы так. Шеф — занятой человек, трудоголик, но разве это порок? — пожимает широкими плечами. — Знали бы вы, как он сыновей любит. Иначе не сорвался бы, бросив все, и не приехал бы за ними. Проще было бы надавить на вас через руководство центра, согласитесь? — аккуратно отчитывает меня.

— Извините, что из-за меня вам пришлось колесить по магазинам, — сдаюсь и остываю, потому что не хочу выплескивать гнев и обиду на постороннем человеке. — Неловко получилось. Еще, наверное, и купили ее за баснословную сумму? — киваю на значок известного бренда на упаковке.

— Не-ет, — отмахивается, но в глаза мне не смотрит. — За треть цены на распродаже.

— Врете, — смеюсь, когда Игорь виновато отводит взгляд. Взрослый мужчина, лет под пятьдесят, а теряется, как один из моих воспитанников. И так же не умеет лгать.

Зато чувствует людей. Считывает меня, как открытую книгу. А на обман пошел, потому что понял: дорогой подарок я не приму.

— Возьмите, чтобы не огорчать Виктора Юрьевича, — все-таки вкладывает пакет мне в руки. — Он позаботился о вас… — спотыкается о мой недоверчивый взгляд. — Если я не отчитаюсь о выполненном поручении, мне влетит. Вы и так шефа раздразнили, а получать на орехи буду я, — давит на жалость, которой во мне и так в избытке.

Сжимаю пальцами бумагу, царапаю вычурный бренд, выведенный золотистой краской.

Некогда размышлять и кокетничать. В конце концов, мне нужна эта чертова юбка! Мне предстоит провести несколько часов в дороге с мокрым задом. Затем встречаться с директором центра в таком потрепанном виде. Придумывать отговорку для мамы. И мерзнуть весь вечер, пока я буду добираться домой.

Самое время прислушаться к наставлениям отчима — и засунуть свою гордость куда подальше. Ничего страшного не произойдет, если я возьму новую вещь взамен испачканной. Это всего лишь кусок ткани, пусть и недешевый.

— Думаю, я избавлю вас от наказания, — легко киваю в знак согласия. — Спасибо огромное.

Игорь суматошно прощается и мгновенно исчезает, наверное, чтобы я не передумала и не вернула сверток. Покачав головой и улыбнувшись ему вслед, я разворачиваю пакет. Нахожу в нем теплую плиссированную юбку, свободного кроя и универсального размера. Бонусом к ней получаю еще укороченный пиджак в тон и блузку.

— Хм, распродажа, как же… — веду ладонью по приятной наощупь, благородной ткани.

Костюм-тройка вместо дешевой, мокрой тряпки, что прилипла к моим бедрам. Неравноценный обмен.

— Все-таки придется вернуть, — шумно выдыхаю. — Но позже… Такой наряд мне не по карману, конечно, а вот прокат — вполне могу себе позволить. На одни сутки.

Договорившись с совестью, я шустро переодеваюсь. Обычно я равнодушна к одежде, но сейчас… настроение необъяснимо улучшается. Чувствую облегчение, потому что не надо переживать за свой внешний вид. И уже в совершенно другом состоянии еду к матери. Уверенная в себе и готовая решать проблемы.