Игра на грани фола

Джули Дейс (2022)

Виктория Ньюман дочь тренера школьной футбольной команды, который пойдет на все ради победы. Даже заставит Викторию флиртовать с капитаном соперников, чтобы выяснить тактику игры. Вот только девушка не ожидала, что искреннее влюбится в свою цель. И теперь ее сердце разрывается между чувствами к парню и долгом перед отцом. Коди Максвелл — новый капитан, и он намерен доказать, что достоин своего звания, а его игроки способны блистать. Однако Виктория оказывается тем препятствием, которое может поставить под угрозу не только место Коди в команде, но и его будущее. Чем больше Вики и Коди проводят времени вместе, тем сильнее их тянет друг к другу. Игра под названием «любовь» началась. Вот только цена за победу слишком высока — разбитое сердце и разрушенные мечты.

Глава 3. Виктория

— Я облажалась, — сообщаю я, застыв в пороге кухни.

За прошедшие сутки фраза звучит слишком часто. До этого в последний раз она прогремела, когда на вечеринку по случаю Хэллоуина я удосужилась прийти в костюме принцессы Авроры, в то время как дресс-код предусматривал наряды к фильмам ужасов. Одри пришлось импровизировать и искать томатную пасту, которой меня, разумеется, испачкали. Ненавижу тот день, и куда я только смотрела? Вляпаться в неприятности — мое второе жизненное кредо. Первое, конечно, профессионально подстраиваться под ситуацию, даже если находишься в шаге от катастрофы.

Папа откладывает в сторону газету. Да, мой отец довольно старомоден и терпеливо ждет, когда меня хватит словесный понос. Подопечные, которые постоянно вляпываются в передряги, закаляют его и без того железный характер. Мама смотрит на меня с недоумением. В общем-то, чувствуя себя именно такой.

— Я в гневе и готова учинить скандал, — сжимая и разжимая пальцы, на которых образовались красные следы, я делаю глубокий вдох. — Ты должен был сказать, что заказал брошюры на ближайшие десять лет!

— Прости, карамелька, об этом я не подумал. Надо было послать с тобой кого-то.

Карамелька — он действительно сожалеет. Это простительно.

Виктория — вот, что непростительно.

— Если бы ты ошибся, и они не… — я прикусываю язык.

В глубине маминых глаз вспыхивает недобрый огонек. Медленно, словно в фильме ужасов, она поворачивается к папе. Мрачное выражение ее лица не сулит ничего хорошего. А если скажу, что снова заключила соглашение с отцом, то нас, весьма вероятно, выставят за дверь с чемоданами меньше чем через минуту. Неприятный спазм в животе намекает на излишнюю эмоциональность, но слишком поздно. У мамы будто рентген в глазах. Ей достаточно переглянуться между нами, дабы понять, что от нее что-то скрывают.

— Это последний раз, мам, — во мне ни с того ни с сего просыпается защитница, и я спешно меняю тему, в попытке сгладить острые углы: — Мне досталась роль Розалины.

С губ мамы слетает вздох. В свойственной себе манере она тут же оказывается рядом. Заключает меня в крепкие объятия и с нежностью поглаживает по спине, выражая сочувствие. Ее кудрявые светло-русые волосы щекочут шею. Пряный аромат, исходящий от фартука с принтом подсолнухов, дарит умиротворение. Для мамы я всегда останусь ребенком. Запах напоминает о детстве, о ее чудесных способностях по части выпечки, которые не передались мне по наследству. Пекарь из меня никудышный, зато я преуспеваю в актерском мастерстве.

— Ох, милая, мне так жаль. Она, должно быть, не менее важная персона в пьесе.

— В самом деле, вы читали Шекспира? — интересуюсь я, выглянув из-за плеча мамы, чтобы прочесть ответ на лице папы. Но он никогда не был ярым поклонником литературы, и эта гримаса непонимания лишнее тому доказательство. — Изначально Ромео был влюблен в кузину Джульетты — Розалину. Пьеса начинается с того, что он рассказывает другу, как сильно влюблен, и появляется на приеме, желая увидеть ее.

Мама с отцом переглядываются.

Зачем я вообще рассказываю об этом?

— Ты сказала, что облажалась, — мама стреляет предупреждающим взглядом в сторону папы. — Ты, разумеется, имела в виду, что не получила роль Джульетты?

В горле пересыхает. Чувствуя, как сердце проваливается в желудок и расщепляется в кислоте, мне хочется стукнуться об дверь.

О боже, Виктория, воспользуйся языком и скажи что-нибудь, пока вас обоих не стерли в порошок.

— Ты должен прекратить втягивать в грязные игры нашу дочь! — Сердитый возглас мамы звенит в стенах кухни, а на ее теле, кажется, шевелятся волосы от испытываемой ярости.

— Это была моя идея, — брякнув не подумав, я щипаю себя за бедро в надежде опомниться.

— Шерил, ты излишне драматизируешь, — в унисон со мной говорит папа.

Иисусе! Скотту Ньюману, вероятно, наскучила земная жизнь и он планирует уйти в загробный мир.

— Ей исполнилось восемнадцать всего неделю назад! — мама явно не оставит это просто так. Ее слова словно колючки, и я съеживаюсь от стыда. — Вы в своем уме?!

Ладно, самое время делать ноги.

Я бормочу что-то вроде «у меня репетиция» и вылетаю из дома подобно пуле.

Прохладный ветер ласкает открытые участки кожи. Я глубоко втягиваю влажный воздух и медленно выдыхаю, ощущая, как кровь насыщается кислородом после отменной взбучки. Нет ничего хуже, чем видеть разочарование в глазах близкого человека. И всякий раз, когда мама расстраивается из-за меня, сердце обливается кровью. Порой я настолько холодна, что, ложась в кровать, предаюсь самобичеванию и не могу уснуть. Мысли о том, что перестала проводить с ней время, словно рой пчел жалят сознание. Я рвалась повзрослеть, говорила, что давно не ребенок и способна принимать решения самостоятельно, но стоит оказаться в ее объятиях, как жалею об упущенных мгновениях. Каждое счастливое воспоминание так или иначе связано с ней. Мама была первым человеком, поддержавшим мое рвение вступить в театральный кружок. Изо дня в день я видела восхищение в ее глазах, когда репетировала роль, пока она готовила ужин.

Проклятье, у меня начинают слезиться глаза.

Смахнув непрошеные слезы, надеваю наушники и включаю любимую песню Селены Гомес о дурацкой любви. Моей суперспособностью можно смело назвать умение слушать ее музыку по кругу, при этом не испытывая тошноту за прокрученный дюжину раз трек. Укорив темп, быстро добираюсь до школы.

В актовом зале царит хаос. Столпившись, парни выглядят так, будто их только что заставили чистить пол зубными щётками. Я прислушиваюсь к протестам, которые они выражают, обращаясь мистеру Мюррею. Он не успевает ответить каждому и переключает внимание с одного на другого. Его пушистые седые волосы приводят в восторг всех учеников, но что действительно удивительно, так то, что никто не обзывает его из-за них. Мужчина завоевал всеобщую любовь за неугасаемый энтузиазм и тягу к жизни. Клянусь Богом, в нем столько энергии, сколько нет в некоторых подростках. Всякий раз, когда я опускаю руки, в мысли врывается бойкий преподаватель по актерскому мастерству и дает пинок под зад. В его возрасте люди прогуливаются по парку, воркуют с внуками, а не берут на себя несколько дел сразу.

Я останавливаюсь рядом с лучшей подругой и заглядываю в центр круга, где обнаруживаю груду нарядов эпохи Возрождения.

— Черт, почему тебе досталось платье лучше моего? — стонет Одри, качнув головой, из-за чего густые темно-русые волосы рассыпались по спине.

— Потому что я племянница лорда Капулетти, — поддразниваю ее, толкнув локтем.

Янтарные глаза подруги, словно расплавленное золото, нацеливаются на меня. Они как солнце, приблизившись к которому можно сгореть за считанные секунды. И я бесконечно рада, что являюсь ее подругой, нежели врагом. Обладательница острого как бритва языка Одри была из тех людей, кто не даст себя в обиду. Она предпочитает наносить удар первой. А еще, если верить слухам, она желанный трофей едва ли не каждого парня, особенно из футбольной команды моего отца. К сожалению, сердце подруги настолько ледяное, что может создать конкуренцию чертовски холодной Антарктике. Обычно парни называют ее стервой, но лишь по той причине, что не в силах зацепить и удержать внимание дольше щелчка пальцев. Подумать только, всего несколько лет назад она была довольно приветливой и легко шла на контакт, но все поменялось в одно мгновение. Возможно, я никогда не узнаю причину резкой перемены. Одри не из того разряда, кто расклеивается на глазах даже у самых близких людей. Она всегда уверена и непробиваема.

— А я, по-твоему, кто? — поджав полные губы, выкрашенные алой помадой, она наклоняет голову набок и прищуривается.

— Та, кто влюблена во врага.

Клянусь, успеваю уловить тревогу в ее глазах, но подруга быстро ориентируется и возвращает на лицо скучающую гримасу.