Солнце для красных

Евгений Аркадьевич Нарута (2024)

История семьи, которая приобрела дом в Крыму и создала там свой уютный мир. Сын Павел, инженер конструктор бронемобилей, знакомится с молодым человеком по имени Андрей Платонович Нагель, который предлагает принять участие в международном автопробеге на приз Государя Императора. Павел стоит перед выбором между продолжением карьеры инженера, или новыми возможностями, которые открывает перед ним мир автомобилей. История на этом не заканчивается. Многие персонажи романа реальны, а события заимствованы из их мемуаров или исторических источников. На пути героя множество испытаний; Первая мировая война , Гражданская война, не простые события в Крыму.

Глава 3

Глава третья.

Петроград.

Над Петербургом висела дымка, скрывшая солнце. В огромном стечении народа на Дворцовой площади царила напряженность, смешанная с неким восторгом. Шелестели транспаранты, и все собравшиеся ждали, ждали неведомо чего, в толпе чаще всего слышались слова; «государь» и «война». Тысячи глаз были прикованы к окнам дворца, наконец створка двери ведущий на балкон растворилась, вышел император, грянул гимн Империи. Упав на колени собравшиеся, истово крестились и клали поклоны. Отгремел гимн, и вставшие с колен устремились на Невский проспект. Крики толпы сливались в едином Ура. Подхватывая прохожих, нарастающая как снежный ком людская река величественно текла по главному проспекту Империи.

Насилу вырвавшись из общего потока, Павел свернул на Фонтанку, пройдя проходными дворами вышел на Загородный проспект. В парадной было тихо и прохладно, Павел поднялся к квартире, потянулся к кнопке звонка, но не успел нажать, как дверь распахнулась. Протянувшаяся нежная рука, схватила его и увлекла в прихожую, тотчас послышались радостные детские голоса и с двух сторон повисли девочки — двойняшки Маша и Саша. Настя, одарив легким поцелуем отстранилась не сводя с мужа сияющего взгляда.

Он наклонился и подняв двухлетних девчонок, поцеловал каждую, потом поставил на пол и погладил по голове.

— Обед готов, умойся и проходи к столу.

Смыв уличную пыль и переодевшись он прошел к столу.

— Рассказывай!

— Необыкновенное настроение в обществе, — сказал Павел усаживаясь за стол, — Говорят, что количество добровольцев, превышает количество мобилизованных.

— А что говорят на заводе, ваших тоже мобилизуют?

— В общем да, из-за этого возможны трудности в производстве. Инженерные работники отправили в военный департамент предложение об открытии при заводе офицерских курсов.

Анастасия посмотрела на Павла пристально, но он избегал ее взгляда.

— Паша, ты что-то недоговариваешь.

Павел с увлечение орудовал в тарелке, и как будто не слышал сказанного женой.

— Паша, — тихонько повторила она, — ты не хочешь рассказать про курсы, и про твое к ним отношение?

Павел взял булку, нож и стал намазывать масло.

— Предполагается, что курсы организуют без отрыва от производства, а я записался как и все, было бы странно, если я бы я этого не сделал. Не переживай, вовсе не обязательно, что по окончании курсов кого-то отправят на фронт.

— Совсем не исключено. Не забывай про своих девчонок. Я так за тебя боюсь.

— Милая, я уверен, что война закончится даже быстрее, чем начнутся курсы, или кто-то их успеет закончить.

— Дай то Бог, — сказала она, убирая со стола посуду.

Занятия на офицерских курсах начались уже в октябре. Присланный поручик и прапорщик учили инженеров строиться и маршировать, выдали винтовки, обучили некоторым приемам штыкового и рукопашного боя, произвели стрельбы. Инженеры и техники, хоть и смеялись над учебной программой, но приказания исполняли беспрекословно, и вскоре инженерно-технический отдел, Путиловского завода записавшийся на «Офицерские курсы» маршировал, стрелял и колол условного врага ничуть не хуже, Лейб-гвардии, полка его Величества.

О том, что шутки кончились стало известно в декабре, когда командир первой учебной автороты Петр Секретев известил, о закупке в Англии сорока восьми броне машин «Остин» и Главным военно-техническим управлением Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), было объявлено о формировании штата авто-броневых частей.

Состав каждого взвода составляли командир — штабс-капитан, три младших офицера в чине подпоручиков и сорок шесть унтер-офицеров и рядовых. Техническую поддержку трех броне машин осуществлял бензовоз, машина технической помощи, легковая машина и пара мотоциклистов.

Мобилизованным выдали кожаную одежду и особенные кожаные кепки призванные защитить головы от шишек. Обкатка и освоение техники состоялась на полигоне завода. Состоящий из добровольцев взвод, показал блестящие результаты. Погрузив технику на железнодорожный состав, поданный к заводским цехам, под звуки «Прощания Славянки» первый сформированный взвод отбыл на передовую.

Между тем, боевые действия на фронте складывались не лучшим образом, и в начале пятнадцатого года фронт сломался, Австрийцы, заняли Польшу, часть Украины, Прибалтики, стали приближаться к Петрограду.

РБВЗ, находившийся в Риге, прекратил выпуск машин, оборудование демонтировали, и отправили в Москву. Сборка отечественных бронемашин полностью прекратилась, и теперь, на шасси иностранных грузовиков навешивались бронированные кузова и устанавливались пулеметы.

В один из дней Павла вызвали в заводоуправление. В приемной находился средних лет, седоватый, с редеющими волосами полковник, на кителе которого поблескивали боевые ордена, и штабс-капитан, половину лица которого закрывала окладистая черная борода.

— Соболев Павел Анатольевич? — спросил полковник.

— Так точно, — по военному ответил Павел, имевший по окончании курсов чин подпоручика.

— Добржанский Александр Николаевич, — представился офицер, — командир Первой автомобильной пулеметной роты, а это штабс-капитан Александр Владимирович Сыробоярский, командир взвода, — сказал полковник, — Я ознакомился с вашими работами в области броне мобилей и нахожу их в высшей степени интересными, необыкновенно хорошо о вас отзывается и Андрей Яковлевич Грауен.

— Спасибо за высокую оценку, господин полковник.

— Ах оставьте это, — поморщился полковник, — называйте меня по имени отчеству. Мы с капитаном прибыли на завод вовсе не для технических оценок, а для мобилизации работников и формирования очередного взвода. Согласно, штатного расписания, нужны механики, водители, стрелки. Вы назначаетесь командиром одной из машин, и переходите в подчинении к Александру Владимировичу, я как старший по званию осуществляю общее руководство взводами. Я слышал, у вас готовится нечто особенное?

— Деталей для изготовления броне-мобилей на базе Руссо Балта не осталось, поэтому ставим пушки на американские грузовики «Гарфорд». Работы почти закончены, через пару дней несколько машин можно отправлять на фронт.

— Замечательно! Пушки, это именно то, чего не хватало нашей пулеметной роте, — полковник встал и прошелся по приемной, — Скажу вам по секрету поручик, — взглянув на закрытую дверь приемной, полковник, понизив голос до шепота сказал, — Кайзеру готовится особенный сюрприз, и мы непременно должны принять в этом участие. Готовьтесь к отбытию на фронт. Завтра встретимся на полигоне.

Следующим утром закованные в сталь «Гарфорды» выстроились на заводском дворе. Механики, проводили последние регулировки, когда из подъехавшей машины вышел Добржанский. Одобрительно похлопав по броне одной из машин, обронил:

— Красавец!

И необыкновенно легко для своего округлого телосложение вскочив на броню исчез в узком люке. Взревев мотором, броне-мобиль управляемый полковником устремился к полигону. Стояла весна, еще не везде растаял снег, раскисшая почва затрудняла движение и вскоре броне-мобиль Добржанского начав буксовать остановился. Полковник выбрался из люка с досадой осмотрел жижу, в которой беспомощно вращалось колесо, подняв руку призывно крикнул:

— Ну-ка навались молодцы.

Набежавшие механики, раскачав вытолкнули машину из ямы.

— Одну минутку Александр Николаевич, — сказал Павел.

— Говорите.

— Для движения по столь трудным дорогам мною изобретено новшество позволяющее увеличить проходимость. Для этого, специальным рычагом блокируется ведущий мост. Вот, посмотрите, — Павел приоткрыл лючок над подвеской и показал небольшой рычаг, — Если повернуть, то колеса блокируются. Передвигаться по дорогам не стоит, можно повредить трансмиссию, но в экстремально тяжелых условиях, когда подвергается опасности жизнь солдат вполне себе применимо.

— Посмотрим! — воскликнул полковник, запрыгивая в машину.

Стронув машину задним ходом, заехал в жижу, из которой броне-мобиль только что вытолкнули, переключился на передний ход и почти не буксуя выехал.

— Замечательно!

Несколько дней спустя, после заключительных испытаний сформированный взвод загрузили на железнодорожный состав и под звуки духового оркестра, отправили на Юго-Западный фронт. Состав остановился в уездном Н-ске, выгрузили машины и натужно гудя моторами, колонна новеньких броне-мобилей потянулась к передовой. По обочинам, вокруг поверженных столбов вились мотки ржавых телеграфных проводов, валялись пустые патронные ящики и поломанные телеги. Павел, высунувшись из люка наблюдал за месившими грязь пехотинцами. Некоторые из солдат останавливались, с любопытством рассматривая бронированные машины и приветствовали.

— Здравия желаю, ваше благородие, — кричали они.

— Здорово молодцы! — отвечал Павел, и махал рукою.

Машину трясло и кидало, натужно ревел мотор. Дорога поднималась в гору и постепенно становилось суше. Павел сверился по карте. До линии фронта оставалось несколько километров. В далекую и ленивую винтовочную трескотню иногда вклинивались одиночные разрывы снарядов. Инфантерия (пехота), дымя махоркой сходя на обочину уступала дорогу. Иногда встречались встречные подводы и грузовики с ранеными. Юго-Западный фронт, насыщенный техникой и людским пополнением, отбросивший австрияков на сотню километров, почивал на лаврах победителей, обживая новые позиции.

Постепенно интенсивность стрельбы стала возрастать, навстречу попадались растерянные солдаты. «австрияки, прорыв». — говорили они. Колонна солдат, идущих в сторону фронта в нерешительности, остановилась. Павел взглянул на карту: впереди ожидалась река и мост. На шоссе стало свободнее, и головная машина прибавила ход. Вот и конец подъема, за которым крутой спуск. Оказавшись на вершине Павел посмотрел вниз и обомлел: сине-зеленые мундиры австрияков, заполонившие мост переползая через реку, и заходили в тыл наших окопов, вытянувшихся вдоль реки. Машина Сыробоярцева, шедшая первой, крякнув передачей разгоняясь пошла на спуск и застрочили все ее пулеметы.

— Стоп машина, — закричал Павел, — орудие к бою. Фугасный заряжай.

Грохнувший выстрел оглушил. На какое-то время густой пороховой дым окутал броневик. Павел выглянул в смотровую щель. Выпущенный снаряд угодил в центр моста разметав фигурки неприятельских солдат. Тем временем броне мобил командира, разогнавшись на спуске, на полном ходу врезался в ряды австрияков и начал их давить, поливая из пулеметов. Павел отдал команду, и его машина устремилась следом. Замыкающий броневик влетел на мост, но неловко разворачиваясь свалился в воду, от удара отлетела броне плита. Павел выскочил из машины, собираясь прыгнуть в воду. В этот момент что-то обожгло и откинуло на землю. Грохнула с неприятельской стороны пушка и от броневика Павла, не перестающего стрелять, отлетело колесо. Тем временем офицеры уже поднимали солдат, в, контратаку, над полем боя разнеслось Ура, и австрияки стали отходить.

Павел поднялся, онемевшая рука сочилась кровью, голова кружилась, в ушах стоял гул. Подбежали санитары, окружили солдаты. Павел покачнулся, теряя сознание, но ему не дали упасть, подхватив под руки.

— Как вы ловко Павел Анатольевич! — воскликнул штабс-капитан, — я представлю вас к награде.

Павел получил ранение в плечо и руку. Перевязав, отправили на излечение. Кость оказалась повреждена осколком, требовалось длительное лечение. Тем временем заметка о смелой атаке броне-мобилей появилась в газетах, и Павла, как героя разместили в шикарном лазарете Царского села, с лучшими докторами, где за ранеными ухаживали сами Великие княжны. За успешно проведенную атаку наградили Георгием четвертой степени, и произвели в чин поручика. Выписав к самому Рождеству, отправили в отпуск по ранению. Новый 1917 год встретил дома с семьей. Рана заживала, и рука уже неплохо двигалась, тогда Павел стал ходить на завод, но там обстановка была не лучшая. Рабочих не хватало, а те, кто остался почти непрерывно бастовали.

В феврале 1917 года переполненный вооруженными солдатами Петроград забурлил революционным негодованием. Лишившись поддержки близкого круга, Государь, поддавшись уговорам отрекся от престола. Придя к власти Временное правительство объявило об амнистии, и уголовники всех мастей, а с ними и политические заключенные наводнили Петроград, еще больше накалив обстановку.

Апофеозом разрушений Империи явился приезд Ленина. Финляндский вокзал оказался оцеплен солдатами, пропускали только по особым пригласительным. Обутого в огромные ботинки Ленина, запутавшегося в полах собственного пальто, подхватили на руки и поволокли выступать.

Ленин картаво и бойко говорил о мире без аннексий и контрибуций, об империалистах затеявших войну и капиталистах, жиреющих на крови пролетариата, об угнетении масс и необходимости взятия пролетариатом власти в свои руки. Солдаты, лузгая семечки сплевывали шелуху на перрон и одобрительно кивая соглашались.

И поползла измена. На Невском, оккупированном скуластыми селедочницами, с обклеенными прокламациями стенами шикарных домов, толпы вооруженных солдат обсуждали возможность уехать домой. «Нешто немец до Тамбова дойдет» вопрошали они.

В городе начались погромы околоточных участков, и полиция исчезла с улиц, зато улицы наполнились уголовниками. Население много и часто пело. Дамы из высшего общества, идя в ногу со временем украшали платья красными бантами прикрепляя сверху брильянты. Правительство Керенского безостановочно говорило о войне до победного конца, но это было совсем не то, что хотели слушать массы.

Совет рабочих и солдатских депутатов, в котором не было ни одного солдата или рабочего истерично, как мантру повторял о неизбежности классовой борьбы, о земле, которую надо передать крестьянам, а фабрики рабочим, называя буржуазию виновницей всех бед и призывая ее физически уничтожить.

Мирные демонстрации с песнями и транспарантами о равенстве и братстве продолжались до октября, а в октябре, большевики, занимавшие меньшинство в думе, собрав дезертиров и матросское отребье, захватив Зимний дворец распустили Временное правительство. Последовали решения и постановления, среди которых запрет демонстраций и манифестаций. Еще вчера бурлящий митингами и манифестациями Петроград остолбенел от такой наглости: «Неужто стрелять будут» — вопрошали недовольные, в том числе и начавшие голодать рабочие.

Пятого января, колонны протестующих, по некоторым оценкам численностью до шестидесяти тысяч человек устремились к Невскому проспекту. В разных местах большевики установили заграждения. Когда безоружная колонна подошла к перекрестку Литейного и Невского проспекта, установленные на чердаках и крышах пулеметы открыли огонь на поражение. Демонстранты, теряя раненых и убитых, бросая транспаранты в ужасе разбежались, а город в страхе затих.

Упрочивая положение, большевики национализировали банки и разграбили ячейки частных вкладчиков, в след за этим принялись закрывать неугодные газеты.

По улицам зарастающего мусором города колесили грузовики с голосящими тырныцинал матросами, орды солдат громили винные лавки, склады и магазины, а упившись, в собственной блевотине валялись на мостовой, с офицеров срывали погоны, город кишел уголовниками.

Перепуганные лавочники закрыли магазины и в городе появились трудности с продовольствием. Среди гор отбросов и мусора, которые уже давно не вывозились копошились крысы и люди.

Окончились дрова, и в Петербургской квартире Соболевых стало холодно. Маша и Саша, спали укрывшись двумя одеялами не раздеваясь. Павел не рисковал одевать офицерский мундир, а выходил из дома в штатском, меняя немногие драгоценности на хлеб. На стенах домов появились большевистские указы об обязательной регистрации всех офицеров. По слухам, не все из этой регистрации возвращались домой. В один из дней подходя к дому, Павел встретил управляющего домом. Воровато озираясь по сторонам, он свистящим шепотом сказал:

— Приходили товарищи из комитета, и спрашивали, не проживает ли в доме кто из офицеров. Павел Анатольевич, я знаю, что вы мобилизованный инженер, поэтому так им и сказал, но честное слово лучше вам отсюда уехать. Они придут скорее всего этой ночью.

— Зачем?

— Будут обыск делать — искать оружие, ну и конечно ценности. Что найдут, все экспроприируют. Только я вам ничего не говорил.

— Спасибо, не беспокойтесь.

Павел поднялся в квартиру, Анастасия прижалась всем телом, и заговорила:

— Надо уезжать, я боюсь за девочек. Павел осторожно высвободился из объятий.

— Собираемся.

— Заглянул в гардеробный шкаф и на глаза попалось теплое кожаное пальто, местами запачканное моторным маслом. Последний раз одевал его на автопробеге в Монте-Карло, — как давно и как будто совсем недавно это было. В одном из карманов нашел пропуск на Путиловский завод. Прицепил на лацкан красный бант, посмотрел на себя в зеркало и хмыкнул. Поискал и нашел кожаный картуз с опускающимися ушами. Настя, войдя в комнату всплеснула руками.

— Вылитый большевик!

— Будь дома, я за извозчиком.

Вечерело, колючий ветер со снегом бил в лицо. С извозчиками в городе было не очень. Павел поднял воротник, засунул руки в карманы и отправился к ближней гостинице. Извозчик с сомнением посмотрел на Павла, Павел достал серебряный рубль, и выражение лица мужика сразу изменилось.

— Отвезешь на Николаевский (ныне Московский) вокзал, получишь еще два.

— Отвезу барин.

— Заберем семью, — со мной жена и две девочки.

Перрон и вокзал оказались забиты отъезжающими, курсировали матросы и красноармейцы, в какой-то момент Павел поймал взгляд патрульного на себе, но стоящий рядом молодой человек в офицерской шинели без погон показался патрульному более интересен.

Ехали третьим классом, насквозь прокуренном и забитом дезертирами, демобилизованными и базарными торговками. Сплевывая на пол семечки, пассажиры говорили о событиях, и рассуждали, когда начнется дележ имущества богатеев.

Судя по разговорам, крестьяне уже поделили помещичьи усадьбы, порезав племенной скот на мясо, крыши и двери усадеб растащили, а дома сожгли. От таких разговоров становилось неуютно, а особенно от неприязненных взглядов, бросаемых скуластыми бабами на одетую «по-барски» Настю и девочек. Павел говорил мало, сказал, что механик, а жена учительница, едут в Крым к родне. Вагон постепенно пустел, но в какой-то момент заполнился демобилизованными казаками. Говорили они мало, а больше горестно молчали. Старшим среди них был седовласый дед с россыпью георгиевских бантов на груди, с серебряным галуном подхорунжего. Оценивающе стрельнул в Павла серым острым взглядом, спросил:

— Воевали ваше благородие?

Отвечать не хотелось, Павел нехотя кивнул.

— Какой фронт? — спросил дед.

— Юго-Западный.

-И мы оттуда. Демобилизовали?

— Отпуск по ранению.

— А в каком полку служили?

— Первая автомобильная пулеметная рота, пятнадцатое автомобильно-пулеметное соединение под командованием штабс-капитана Сыробоярского. Что-то во взгляде серых скрытых кустистыми бровями глаз изменилось.

— На реке Стырь в бою участвовали?

— Было дело, — кивнул Павел.

— Так это вы тогда мост под австрияками пробили! — обрадовался дед, — Вас тогда ранило, я вас помню подпоручик, а я думаю, чем вы мне знакомы. Геройски вы тогда, если бы не ваша атака, смяло бы наш полк. Я вас помню, ваш благородие, вас тогда в плечо и руку ранило, а взрывом контузило, а броневик ваш, что в реку упал наши казаки после вытащили. Вы тогда такой весь в копоти были, что и не узнать.

Бравый дед, глянул на Сашу и Машу пьющих морковный чай без сахара и нахмурившись спросил:

— Девчонки почему не кушают?

— Мало продуктов осталось.

— Ну-ка ешьте, — распорядился дед, разворачивая на столе узелок с продуктами

Поезд дошел до Новочеркасска и встал.

— Граждане выходите, — объявил хмурый проводник проходя по вагону, — Поезд дальше не пойдет..

Платформа с двух сторон оказалась оцеплена вооруженными солдатами и матросами.

— Проходим по одному, — распорядился обмотанный пулеметными лентами огромный матрос с усами щеточками, — Все имеющееся оружие сдать.

Казаки, проходя через оцепление красноармейцев с грохотом и злостью бросали винтовки и пики. Павел, выйдя на привокзальную площадь растеряно остановился, размышляя куда дальше, когда рядом остановилась подвода, в которой рядом с возничим сидел геройский дед.

— Поехали с нами, ваше благородие, — все веселее, да и по пути вам будет.

— Не стоит меня так называть, зовите лучше Павел Анатольевич, а вас как зовут?

— Архип Мануилович, — назвался дед.

Возница причмокнул, и телега со скрипом тронулась.

— Эх не так с Турецкой при Государе Александре возвращались, — вздохнул Архип Мануилович, — в колокола били, молебен служили. Как думаете, Павел Анатольевич, исправится жизнь?

— Все в силах Господа, но и нам отстраниться не получится.

— Паша, ты, о чем это говоришь, — с тревогой вмешалась Настя.

— О будущем, — ответил Павел.

Хутор, широко раскинувшийся на берегу, Дона, встретил опустевшими хатами и молчаливыми жителями. Мазанка деда оказалась стоящей на высоком берегу, в хлеве похрюкивал поросенок, мычала корова, копаясь в земле кудахтали куры. Хозяйка, крепкая баба с тонкой талией, высокой и красивой грудью, прямыми чертами лица и василькового цвета, большими глазами в обрамлении густых ресниц, увидев деда всплеснула руками:

— Живой, — и приткнувшись к Георгиевским бантам заплакала.

Дед обняв погладил хозяйку, отстранившись строго сказал: Будя реветь-то, — а сам незаметно смахнул соринку с глазу, — принимай гостей Матрена Степановна, — Павел Анатольевич, мой боевой товарищ, в шестнадцатом, если бы не его геройская атака, так и положили бы весь наш полк под Луцком, жена его Анастасия, дочки Маша и Саша.

— И как вы только их различаете, — улыбнулась Матрена Степановна взглянув на девочек, проходите в хату гости дорогие, не стойте на пороге.

— И куда, Павел Анатольевич путь держите, — спросил Архип Мануилович после ужина.

— В Крым. В Феодосии у отца дом.

— Нелегко будет, но я помогу. Дон уже почти схватило льдом. Поживите у меня недельку, а там я вас по льду до Азова на санях отвезу. А с Азова на Екатеринодар (ныне Краснодар) а там через пролив к своим и попадете.

— Спасибо Архип Мусаевич.

— Нечего меня благодарить, Бога благодарите, — ответил дед.

Однако, из-за развернувшихся боевых действий попасть в Феодосию получилось только в апреле, на плечах украинской армии под командованием полковника Болбочана, следом пришли германские войска генерала фон Коша и установили власть Краевого правительства Сулеймана Сулькевича. А в ноябре, в Феодосию вошли части Деникина и объявили мобилизацию.

Павла зачислили в Третий Дроздовский полк.

Добровольческие войска пошли на Москву и Петроград. Поначалу складывалось неплохо, при помощи примкнувших казаков удалось очистить крупные города юга России. Но по мере продвижения к Петрограду армия несла потери, и почти, не пополнялись, в то время как большевики, у которых находились все царские арсеналы вооружив полчища рабочих, двинули их навстречу. Обескровленные Деникинские войска, понеся ряд тяжелых поражений стали откатываться на юг, и откатились почти до Новороссийска. Отступавшие уже не передвигались строем, а охваченные паникой бежали, лишь Третий, Дроздовский полк, окутанный густой дорожной пылью красуясь своим порядком по-прежнему маршировал. Павел шел рядом с ротой которой командовал, когда вестовой на взмыленном коне передал приказ.

— Павел Анатольевич, мы в арьергарде (арьергард часть, войск, выделенных для прикрытия отступающих.) Занимайте позиции здесь.

— Здесь? — удивился Павел и осмотрелся.

С вершины холма просматривалась долина, рассеченная железной дорогой, параллельно железной дороге лежало шоссе, по которому передвигались немногие. Основная масса войск двигались вдоль железной дороги, и объяснялось это тем, что шоссе проходило через станицы, занятые зелеными.

— Рота стой! — скомандовал Павел, — Привал! — и обратился к вестовому. — Кто с нами?

— Полк калмыков. Их задача шоссе, а ваша железная дорога. После прохода бронепоездов и состава с командующим армии дорогу взорвать и удерживать красных как можно дольше. Заминируйте дорогу, установите орудия и ожидайте прохода составов. В Новороссийске ваш отход прикроет английская эскадра, а заберет миноносец «Пылкий»

Каменистый грунт не копался, поэтому стали собирать валуны и укладывать вокруг орудий. Было безветренно, к вечеру заморосил мелкий дождь, повеяло прохладой. Закончив с брустверами, устроились на ночлег укрывшись от дождя под телегами. Ночь прошла вполне спокойно, а в утренней туманной предрассветной дымке из-за дальней горы показался бронепоезд, за ним еще один, потом железнодорожный состав с войсками. Открытые платформы с орудиями были облеплены солдатами. Грохоча колесными парами, состав пронесся мимо, за ним показался еще один. Павел задумчиво смотрел в след последнему вагону, когда подошел ротмистр.

— Можете взрывать Павел Анатольевич.

— Почему было не оставить в качестве арьергарда один из бронепоездов?

— На войне многое делается неправильно, я, например, знаю, что у командующего есть танки, ну и где они? — ротмистр поморщился, — Нам приказано выступить в качестве арьергарда, вот и выступим.

Бабахнувший взрыв подняв на воздух шпалы и щебень образовал на месте железнодорожного полотна глубокую яму. Вечером подошел Третий калмыцкий полк, разжег костры и затянул уныло-грустную восточную песню, от которой на душе стало неспокойно. Рядом с калмыками паслись верблюды и кони. К рассвету появились передовые разъезды красных. Дроздовцы, грохнули шрапнелью, калмыки застрочили из пулеметов, и красные ретировались. К полудню, на помощь красной коннице подошли артиллеристы и завязалась дуэль. Потери были, но незначительные. Запас снарядов уменьшался и с наступлением темноты решили отходить. Впереди был крутой перевал и долгий подъем. Запрягли в орудийные лафеты дополнительных лошадей и с трудом втянули орудия на перевал, дальше следовал крутой и затяжной спуск. Павлу вспомнился Везувий.

— Господин ротмистр, зачем нам столько орудий, если снарядов совсем не осталось?

— Что вы, предлагаете?

— Предлагаю, сняв прицельные планки и замки пустить два орудия навстречу красным. Кого-то подавит, а перевернувшись орудия на некоторое время перекроют дорогу.

— Действуйте.

Пушки установили скрытным образом, и принялись ждать. Вскоре, на подъеме оказался передовой эскадрон красных.

— Орудия на прямую наводку, — скомандовал Павел.

Расторопные гимназисты, которых в роте Павла было большинство, ухватившись за колеса установили орудия на специально приготовленное место, грохнул пушечный залп, и вслед за залпом, подпрыгивая на неровностях под уклон покатились пушки.

Лошади ржали, пытаясь увернуться, некоторые прыгали со скалы, орудия набрав скорость с чавкающим звуком врезались в не успевших увернуться и перевернулись, образовав преграду.

— Отходим! — скомандовал Павел.

— Ловко вы их, — забираясь на нервную лошадку сказал молоденький солдат

Павел бросил взгляд на юношу, которому было от силы шестнадцать и посоветовал:

— Разведите носки, лошадь и успокоится.

— Господин поручик, а вы в кавалерии служили?

— Нет, в юности занимался конным спортом, а преподавателем был отставной драгун лейб-гвардии кавалерийского полка, он и научил правильно в седле держаться.

Павел ловко вскочил в седло, и небольшой отряд под его предводительством пустился догонять роту, ушедшую в сторону станицы Адагумской. Впереди раздалась стрельба, которая, впрочем, скоро стихла. На дороге при въезде в станицу, в окружении дроздовцев стоял сильно пьяный красный.

— Господин ротмистр, что случилось? — спросил Павел.

— Пьяные большевички наскочили, ну мы им и всыпали, а это, судя по всему, их командир, он с коня свалился. Унтер-офицер уведите отсюда эту пьянь.

— Понял ваше благородие, — ответил унтер-офицер, доставая наган, — пошел давай.

— Куда меня, — икнув спросил пленный.

— В штаб на допрос, — ответил унтер — офицер заводя пленного за стоящий вдоль дороги плетень.

Щелкнул одиночный револьверный выстрел и раздался звук падающего тела.

До Новороссийска оставалось оставалось трех верст, когда по горам прокатилась артиллерийская канонада. Павел в недоумении посмотрел на ротмистра, тот пожал плечами. Впереди был подъем, опять остановились до запрягать лошадей, чтобы вкатить орудия в гору. Павел слез в коня и с солдатами подталкивал орудие. Ослабевшие и уже почти сутки не кормленные лошади тянули из последних сил. Вот и вершина, с которой открылся вид на город и порт. Английский крейсер лупил по бакам с нефтью, а ему помогал бронепоезд, дорога перед которым оказалась взорванной.

Опустевшие улицы города оказались забиты брошенными повозками, броне-мобилями, на набережной стояли несколько танков, бродили табуны лошадей.

— А вот и танки, — сказал ротмистр, — И какую интересно стратегическую задачу они здесь решают? Последнее сильно накренившиеся судно отходило от причала, по которому бродили растерянные солдаты. Павел, взяв бинокль принялся рассматривать суда, уходившие от берега.

— Вы, говорите эсминец «Пылкий»?

— Так передали из штаба, — подтвердил ротмистр, Павел Анатольевич позвольте мне бинокль. Стояла предрассветная дымка, сильно моросило покрывая линзы мелкими каплями. Совсем юные солдаты, набранные из гимназистов, стояли, в полном недоумении.

— Кажется левее видно очертание военного корабля, название не разглядеть, но корабль стоит на месте, в отличие от других. Надо выходить из города и двигаться в сторону Туапсе, скоро уже рассвет. Обратно пути нам все равно нет. Стройте людей.

- — Полк стройся, — скомандовал Павел.

От полка осталось не более роты, но люди услышав команду встрепенулись и собрались.

— Шагом марш! — скомандовал Павел, — знамя развернуть, песню запевай, и не дожидаясь затянул сам. Его голос сильный, красивый и властный, который так хвалил преподаватель музыки, настоятельно рекомендовавший поступать в консерваторию разнесся над набережной:

«Из Румынии походом

Шел Дроздовский славный полк,

Во спасение народа

Исполняя тяжкий долг».

И полк подтянувшись начал чеканить шаг и подхватил песню:

«Много он ночей бессонных

И лишений выносил,

Но героев закаленных,

Путь далекий не страшил».

Из всего полкового оркестра оставался только барабанщик, но он достав палочки разразился дробью, и к колонне начали примыкать другие военные бродившие до этого в полном отчаянии по набережной. Чеканя шаг полк вышел из города, лучи солнца пробившись из-за туч осветили полковое знамя. С моря донесся пароходный гудок. Ротмистр взглянул в бинокль и просиял:

— Павел Анатольевич, эсминец «Пылкий» идет к нам.

Командир эсминца, стоя на капитанском мостике отдавал честь. Вдоль борта выстроились матросы.

— Героям Дроздовцам ура! — крикнул капитан.

— Ура, — разнеслось над морем.

Сбросили сходни, и полк перешел на эсминец.

Штабс-капитан Сыробоярцев А.В.

Командир эсминца граф П.Ф. Келлер.