Египтянин. Путь воина

Жюльетт Сапфо, 2019

Ренси мог стать величайшим скульптором своей эпохи, но судьба и боги Египта уготовили ему иной путь. Любовь к дочери фараона изменила жизнь юного скульптора, заставив его отложить молоток и зубило и взяться за меч и копьё. Тем, кто лишил его счастья быть с любимой, не избежать его гнева. Сумеет ли Ренси справиться с тяжёлыми испытаниями и довести свою месть до конца? Или борьба с могущественным противником может стоить ему жизни?

13

Ренси подписал договор с милетцами. Эта новость облетела город с такой быстротой, будто речь шла о каком-то скандале.

Однажды ночью, уже погружаясь в сон, Ренси услышал топот ног, шум голосов, а затем стук камней, швыряемых в дверь мастерской. Он вскочил на ноги, бросился к двери: один из камней пролетел рядом с его ухом, когда он, распахнув дверь, выскочил на улицу. Теперь он слышал только топот удаляющихся людей — в темноте мелькали какие-то фигуры. Ренси хотел было броситься за ними вдогонку, но за спиной у него раздался встревоженный голос Фаиды: «Что за шум?»

С дико бьющимся сердцем Ренси вернулся в свою мастерскую — там уже стояли слуги гречанки, в руках у них были горящие факелы.

— В мастерскую швыряли камнями, — с хмурым лицом сказал Ренси, когда Фаида повторила свой вопрос.

— Они попали в статую? — испугалась гречанка.

Ренси взял у одного из слуг факел и обошёл статую, внимательно вглядываясь в неё. Игра лунного света на гладком каменном теле придавала богине волшебное сияние.

— Нет, хвала богам, не попали, — наконец ответил Ренси и сам облегчённо выдохнул.

Он мог похвалить себя за то, что в самом начале, приступая к работе, убедил Фаиду делать статую из гранита. Конечно, из известняка, красивого и мягкого камня, ваять было бы проще и быстрее. Но Ренси, наученный горьким опытом, испытывал страх увидеть своё новое творение разбитым на кусочки. И вот теперь его опасения оправдались: на статую покушались какие-то люди. К счастью, в этот раз камень был довольно прочным.

Фаида послала за Токсаридом, и тот появился в мастерской Ренси, едва над Саисом взошло солнце. Настроение у грека было самое скверное; он вошёл, сильно сутулясь, густые чёрные брови сошлись у переносицы в одну широкую линию.

— Один из недостатков этого города, — начал говорить он громким голосом, хотя и стараясь приглушить злость, — в том, что здесь не слишком жалуют чужеземцев. Мы новые люди в этой стране, пришлые, чужаки. Многие смотрят на нас с подозрением или со страхом, иные — и вовсе не скрывают своей враждебности. А сколько злобной дряни, к тому же презирающей наших богов! Они без колебания разобьют любую статую, если она не будет похожа на то, к чему они привыкли!

Какое-то время Ренси молчал, покусывая губы. Затем, желая утешить грека, заговорил медленно и раздумчиво:

— Дело не в том, что вы не похожи на египтян и что ваши боги здесь чужды. Мой учитель когда-то предостерегал меня о том, что разрушительные силы всегда идут по пятам созидания. Каждая эпоха, говорил он, даёт человечеству что-то своё, неповторимое в искусстве, но наступает другое время, и всё меняется, происходит возврат к старому, к прежним традициям и условностям. Я уже давно понял, чего добиваются местные власти. Саисские жрецы во главе с номархом выступают не только против новизны в искусстве, они готовы уничтожить само искусство, если оно чуждо их воззрениям.

— Но почему?! — снова вскричал Токсарид. — Почему они не могут принять как данность то, что меняется со временем? Ведь всё — вкусы, настроения, вИдение мира и отношение к искусству — всё так непрочно и изменчиво…

— Это происходит по той причине, что в моей стране большой художник — будь то ваятель, живописец или зодчий — признаётся лишь как мастер восхваления фараонов. Те, кто отказывается следовать старым правилам, заслуживают осуждения, ибо их искусство, по мнению жрецов, отвратительно и порочно.

— Искусство не может отвращать или порочить! — возмутился Токсарид, темнея лицом. — Красота преходяща, именно поэтому человеку свойственно искать прекрасное в скульптуре, живописи, поэзии или песнях.

Ренси кивнул головой, соглашаясь со словами грека.

— Послушай, мастер Ренси, — продолжал милетец уже спокойнее, — то, что произошло здесь прошлой ночью, возмутительно и не должно остаться безнаказанным. Я буду ходатайствовать за тебя перед Псамметихом. Я скажу, что ты принадлежишь к числу моих близких друзей и что тебе необходима защита. Если он не будет возражать, я пришлю к дому Фаиды своих людей — они будут охранять вас днём и ночью.

— Не уверен, что Псамметих захочет заступиться за меня, — возразил Ренси. — Ведь я попал в число личных врагов его отца. Вряд ли среди близких номарха кто-то решится противоречить ему.

— Псамметих не похож на отца. Характеры этих двух людей различны, как и их взгляды на будущее города. Нехо одержим идеей сделать Саис главным городом не только Нижнего Царства, но и всего Египта. Он ратует за возвращение и упрочение старых традиций в искусстве так же рьяно, как за избавление города от иноземцев. Причём, для него не важно, откуда и с какими намерениями пришли чужаки: будь то греческие купцы или ассирийские захватчики. Вот почему он смог завоевать у народа столь пылкую преданность к себе. Псамметих же открыт всему новому, и, если он когда-нибудь станет номархом, то примет греков, ливийцев, нумидийцев и всех прочих как соотечественников…

— Если Псамметих достигнет цели, — проговорил Ренси с таким видом, как будто ему открылось будущее, — он найдёт твёрдую опору, чтобы сокрушить Ассирию. В одиночку Египту не совладать со столь могущественным врагом…

— Ты понял мою мысль, — одобрил Токсарид, положив руку ему на плечо. — Продолжай работать, мастер Ренси. После разговора со мной Псамметих заставит присмиреть всех, кто пытается ставить тебе палки в колёса…

Ободрённый заверениями грека, Ренси продолжил работу над статуей. Просыпаясь по утрам, он был заряжен бодростью и работал до наступления темноты, не замечая, как летят часы. У него не было времени ни на отдых, ни на встречи с Депетом, и художник с упрёком говорил, что, застряв с головой в изваянии, Ренси совсем покинул мир.

К концу недели Ренси совсем выбился из сил. Чтобы не оставлять статую без присмотра, люди Токсарида ночью оставались в мастерской: их служба была не сложной, ибо они несли её только в те редкие часы, когда засыпал Ренси.

Тогда-то случилось событие, от которого Ренси надолго потерял не только сон, но и все свои самые светлые надежды.

— Я должен тебе сказать… — Начал Депет с обречённым видом, в очередной раз появившись в мастерской Ренси. — Пусть лучше ты узнаешь об этом от меня…

— Депет, ты болен? — испугался за художника Ренси.

— Договор уже подписан и скреплён клятвой в присутствии жрецов Маат…

Конец ознакомительного фрагмента.