Смерть обывателям, или Топорная работа

Игорь Москвин, 2021

Начало ХХ века. Санкт-Петербург. В одном из тихих обывательских кварталов происходят убийства. Неизвестный душегуб принялся убивать топором целые семьи. Преступления страшные, но с первого взгляда незамысловатые и не сулящие долгого расследования. Тем более за дело берется начальник сыскной полиции Владимир Гаврилович Филиппов и его бригада опытных расследователей. Однако уже с первых шагов дознание обнаруживает некоторые странности в картине преступления. Кто этот безумный маньяк? Один ли это человек? Какие на самом деле у него мотивы убивать безобидных граждан особо жестоким образом? Странностей и сложностей в деле становится всё больше, расследование уводит сыщиков далеко за пределы Санкт-Петербурга, вплоть до самой Финляндии. Нити сплетаются в тугой клубок, распутать который под силу только начальнику сыскной полиции Филиппову и его подручным.

Глава 11

Кунцевич пришёл на встречу с секретным сотрудником ранним утром. Пришлось подниматься ни свет ни заря и пить на бегу чай, перекусывая пирогом с капустой, иначе первого из своих осведомителей можно было не застать. Именно поэтому Мечислав Николаевич спешил. Если опоздать хотя бы на пять минут, то придётся идти на встречу завтра, а значит, терять драгоценное для дознания время.

По утрам Семёна Иголкина можно было застать на Большом проспекте Петербургской стороны в трактире «Волга», занимавшем весь первый этаж длинного, как солдатские казармы, дома. Владелец, купец Оленчиков, искал покупателя на своё заведение. Семён присматривался, стоит ли прикупить такой лакомый, на его взгляд, кусочек, поэтому каждое утро подмечал, что творится, сколько ходит народу — ведь прогореть не хотелось.

Иголкин сидел в одиночестве в дальнем от входа углу, в котором сгустился утренний полумрак, и допивал чай. Когда отправил последний кусок пирога в рот, к нему подсел Мечислав Николаевич. Чиновника для поручений Семён уважал за то, что тот никогда данного однажды слова не нарушал, лишнего на преступников не вешал и отличался справедливой строгостью.

— Здравствуй, Сёма! — произнёс Кунцевич.

— Доброго дня и вам, Мечислав Николаевич!

— Как, Сёма, поживаешь?

— Пока, как видите, жив-здоров, чего и вам желаю.

— Благодарю, — чиновник для поручений улыбнулся уголками губ.

— Мечислав Николаич, — Иголкин покосился по сторонам, не обращает ли кто на них внимания, — давайте сразу к делу.

— Деловой ты, Сёма, до коликов в желудке.

— Вам смешно, а мне не очень. В прошлый раз чуть было не срисовали нас с вами. Думаете, кто-нибудь разбираться будет? Нож под рёбра или того хуже, — Иголкин помрачнел, вспомнив, как год назад одного весёлого парня, частенько беседовавшего с сыскными агентами, вывезли в лесок и там живьём закопали. — У нас доказательств не требуется, и присяжных поверенных для защиты нет.

— Хорошо, — коротко кинул Кунцевич. — На Мало-Охтинском две семьи порубили, вот мой интерес к этому делу. Мне пригодится всё, что можешь узнать.

— Замётано, — Сёма поиграл желваками.

Мечислав Николаевич поднялся и вышел из трактира. На улице незаметно посмотрел вправо, влево и только потом направился к Малой Невке. Предстояло посетить ещё два места — Большой Сампсониевский и Безбородкинский проспекты. Если по первому адресу обитателя надо разыскивать где-то рядом, то по второму — имело смысл зайти на квартиру.

Не прошло и трёх часов, как Кунцевич направился на Мало-Охтинский проспект, чтобы там, расспросив соседей, собрать сведения о семействе Анциферовых.

Ещё вчера Мечислав Николаевич с Михаилом Александровичем решили, что последний будет заниматься только Андреевыми.

После встреч с секретными сотрудниками Кунцевич решил посетить Охтинский участок и переговорить там с околоточным, которому поручено следить за населением, знать все передвижения. Ну и кто-то из дворников может помочь — вдруг что видел, на что-то обратил внимание. Всё важно в дознаваемом деле.

— Здравствуй, братец, — Мечислав Николаевич слегка склонил голову к правому плечу.

— Здравия желаю, ваше благородие! — служивый приложил руку к козырьку и опустил вниз.

Кунцевич поморщился.

— Не надо так громко, округу по тревоге поднимешь. Как звать тебя?

— Околоточный надзиратель Кутышкин, ваше благородие.

— Можешь меня Мечиславом Николаевичем называть.

— Так… — И тише добавил: — точно, ва… Мечислав Николаевич.

— Скажи, в околотке ты отвечаешь за порядок?

— Именно так.

— Значит, всех знаешь?

— Так, Мечислав Николаевич, обязанности мои такие. — И совсем некстати процитировал: — «Обязанности по внутреннему надзору заключаются в предупреждении и обнаружении виновных в совершении преступлений, в предупреждении и пресечении преступлений, в открытии краденого имущества и тому подобном. Для достижения этой цели им вменяется в обязанность: ознакомиться с населением своего околотка, но и с особенностями каждого дома в отдельности; знать в своем околотке всех хозяев».

— Вижу, службу свою знаешь хорошо.

— Точно так. — На толстогубом лице околоточного надзирателя появилась довольная улыбка.

— Обо всех мне можешь рассказать?

— Могу-то могу, но позвольте… — Кутышкин смешался, — документик ваш посмотреть.

— Ты что, меня не помнишь? Я же только вчера в доме Анциферовых делал обыск. Не помнишь?

— Ваш… Мечислав Николаевич, мне спокойнее будет, если вы свой документ покажете. — В лице Кутышкина проступило что-то умоляющее.

— Пожалуйста, братец. — И Кунцевич достал из кожаного чёрного портмоне билет сыскного агента.

Кутышкин, шевеля губами, начал медленно читать:

— Чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Санкт-Петербурга коллежский секретарь Мечислав Николаевич Кунцевич.

— Прочёл?

— Так точно, — сконфуженно произнес околоточный.

— Теперь-то мы можем побеседовать в тихом месте? Может быть, чаю выпьем? Ты сегодня трапезничал?

— Мечислав Николаевич, вы ж знаете, что нам запрещается ходить по кабакам да трактирам.

— Знаю, — произнёс Кунцевич и тяжёлым взглядом окинул Кутышкина, облачённого в чёрный двубортный китель, ворот, обшлага и борт которого были украшены красной окантовкой, как и шаровары, заправленные в лакированные сапоги. Зелёные погоны, украшенные по центру широкой серебряной полосой, дополняли картину, рисующую бравого вояку. Околоточными становились только лица, прошедшие военную службу. — Тогда поведай мне, куда ты направлялся? — Согласно своду обязанностей околоточному надзирателю предписывалось доложиться приставу, куда он следует, для того чтобы его можно было быстро найти в любое время.

— Мечислав Николаевич… — Кутышкин зажал между губами ус.

— Да не телись ты, — Кунцевич вскипел, но голоса не повысил, — говори, как есть, без лишних экивоков.

— Так нам, — околоточный надзиратель отвёл в сторону взгляд, — нам с вами не велено разговаривать.

— Кому «нам»? Кем не велено? — растерялся чиновник для поручений.

— Полицейским Охтинского участка запрещено беседовать о деле с агентами сыскной полиции. А кем… неужто не догадались?

— Ну, я… — покачал головой Кунцевич и скрипнул зубами.

— Мечислав Николаевич, не губите. Вы ж в сыскной все головастые, — схватил за рукав чиновника для поручений Кутышкин, потом спохватился, — вы ж умные. Придумайте, как запрет обойти. А я вам подскажу.

— Говори.

— Околоточным я только третий год, многого не знаю. Вам лучше с предшественником моим поговорить, вот тот четверть века здесь службу вёл. Он вам много чего расскажет. И Васильев ему не указ.

— Ну, Дмитрий Дмитрич… — не успокаивался Кунцевич. Потом немного остыл. — Проводишь?

— Я вам адресочек подскажу.

— Что, не проводишь? Никто ж не видит нас.

— Так кажется, глаз у нас много.

— Тогда наверняка должны быть свидетели, видевшие убийц Андреевых и Анциферовых.

— Мечислав Николаевич, простите меня, но…

— И Кутышкин назвал адрес бывшего околоточного надзирателя. — Его Степаном Ивановичем зовут.

— Благодарю, — Кунцевич тронул поля шляпы.

Через полчаса Мечислав Николаевич сидел в небольшой уютной комнате. На столе исходил липовым духом самовар, стояли два стакана в серебряных подстаканниках, на одной тарелке лежал колотый сахар, на другой — пряники.

Степан Иванович оказался невысоким стариком с куцей бородкой и хитрыми глазками, блестевшими из-под кустистых седых бровей.

С десяток минут сидели молча, словно присматривались друг к другу.

Первым нарушил молчание бывший околоточный надзиратель.

— Вспомнили про старика. А я-то думаю, когда ж ко мне явятся из сыскной полиции. Слышал, многими делами ныне заниматься стали, да и штат, слышал, увеличили?

— Увеличили, — Кунцевич по опыту знал, что надо старику вначале выговориться, а уж потом приступать к делу.

— Да, на заре моей службы в сыскной два десятка сотрудников не набиралось, но начальником тогда был Путилин, земля ему пухом, — Степан Иванович осенил себя крестным знамением, — Иван Дмитрич, светлая голова, жаль, ныне таких нет. Вы уж простите старика за брюзжание, но тогда ни этих всяких ант… как его бес, антро…

— Антропологическое бюро, — подсказал Мечислав Николаевич.

— Вот-вот, этих чёртовых бюро не было. Но Иван Дмитрич — это столп, нюх имел, как никто другой, разбойников на раз вычислял. Ну, да ладно. Вы ж не за этим пришли?

— Точно.

— Про Анциферовых и Андреевых небось узнать?

— Хотелось бы.

— Так что о них толковать? Иона Фёдорович справный был мужик, — бывший околоточный пригладил ладонью короткие седые волосы, — хозяйственный. Деньги у него водились, торговлю свою имел. Разъезжал много.

— И какую торговлю вёл?

— Вот этого я вам сказать не могу, потому что не ведаю.

— Как так? — удивился Кунцевич.

— Вот так, Мечислав Николаевич. В доме своём он только проживал, а рассказывал мне, что в одной губернии товар чохом возьмёт и в другую, где такого нет, везёт и там же чохом и продаёт.

— Значит, отлучался, а назад приезжал с барышом.

— Точно так.

— Часто отъезжал из дому?

— Да, почитай, каждый месяц.

— И надолго?

— Когда на неделю, когда на две, но я подметил, не более чем на две.

— Странно.

— Да ничего странного-то и нет, каждый крутится, как может. Вот я, допустим, только служить горазд, а у него голова была ясная. Своего не упустит, то бишь… уже упустил, — с горечью добавил Степан Иванович.

— Иона Фёдорович случаем не местный?

— Нет, в наших краях таких хватких нет. Это ж надо там жить, чтобы знать, что в губернских, заштатных городках и в деревнях требуется. А он знал.

— Из каких мест прибыл он в столицу?

— Анциферов-то?

— Он.

— В столицу он прибыл лет двадцать тому, можно уточнить, но где-то так.

— С семьёй или один?

— В одиночестве.

— Степан Иванович, вы простите, но расскажите всё, что знаете.

— Мечислав Николаич, я ж не знаю, к чему ваш интерес, вот поэтому мне проще на вопросы отвечать. Лады?

— Лады. Дом он сразу купил?

— Вот это я знаю в точности — сразу же присмотрел и купил, не торгуясь.

— Не торгуясь?

— Так точно, торговаться не стал.

— Странно, а ты говоришь, что он хват.

— Ну, я ж за него не в ответе.

— А когда он семьёй обзавёлся?

— Уж девять лет как.

— А до этого?

— Живали у него бабы, но ни одна дольше, чем на год, не задерживалась. Ещё тот бабский угодник был, а как Анну привёз, так мужицкая прыть исчезла. Домовитый стал.

— Не замечалось ли за ним каких-то противоправных дел?

— В столице не замечал, а вот в губерниях не скажу, там он сам себе царём был. За Ионой Фёдоровичем я следом не ездил.

— Гости к нему приезжали за время твоей службы?

— Не бывали, это я знаю в точности.

— Может быть, тайком?

— Мечислав Николаич, поверьте, свой околоток я знал, как свои пять пальцев, — он показал чиновнику для поручений оплетённую синими венами кисть руки. — Пусть тайком, пусть тишком, я бы непременно знал.

— Степан Иванович, ты мне описал не человека, а какого-то ангела небесного. Неужели за ним грешков не водилось?

— Как сказать… — бывший околоточный хитро улыбнулся.

— Так прямо и скажи.

— Когда он в столицу прибыл, то за дом отвалил, не торгуясь.

— Что? Возникло какое-то подозрение?

— Нет, вы же спросили, что было подозрительного, вот оно и возникло тогда. Я хотел проверить, откуда Анциферов приехал, да не до него было. Столько, помню, в тот год всяких разбойников развелось. А околоточный за всё в ответе. У кого-то квартиру ограбили — околоточный виноват, шубе ноги сделали — опять околоточный, топор из сарая тиснули — опять к околоточному идут, а потом ещё с жалобой по начальству ходят. Вот и не довелось мне Иону Фёдоровича проверить, хотя желание такое я тогда имел.

— Откуда он приехал?

— Откуда-то из Тверской губернии.

— Из Тверской? Ошибки нет?

— Точно, из Тверской. До сих пор помню.

— Значит, наш Анциферов чуть ли не ангел во плоти?

— Во плоти, не во плоти, но ни в чём худом за годы моей службы замечен не был.

— Если с ним так, то что с Андреевым?

— С Моисеем Андреичем? А что с ним?

— Что про него можете поведать?

— Когда я в должность вступил, Моисей Андреевич уже трактир свой содержал. Тогда ещё дом одноэтажным был. Сперва он пристройки построил, а потом в один год снёс старое и на этом же месте возвёл нынешний дом, трёхэтажный. В первом так и осталось заведение, правда, посещать его стало больше люду. Потом приобрёл разрешение на торговлю водкой, вином и пивом. Торговля и ранее неплохой была, а здесь в гору пошла.

— Как Моисей Андреевич зятем обзавёлся?

— Как-как… Это он ныне Михаил Семёныч, а раньше просто Мишка Вихрастый…

— Почему Вихрастый?

— Так больно шустрый был, как вихры на ветру, вот и прозвали его так.

— Здесь, в столице, его так прозвали?

— Нет, его приятель так назвал, когда они сюда прибыли.

— Что за приятель?

— Извините, но ни имени, ни фамилии не помню. Да и ни к чему мне было.

— Где этот приятель сейчас? — спросил наугад Кунцевич.

— Так тогда и уехал, у нас его я больше не видел. А фамилия у Мишки — Висковитов, да вы и так сами знаете, что ж я вам толкую? Появился простым работником. Сперва на подхвате, подай-принеси. Сам Андреев не заметил, как голоштанный к дочке его подкатил. Уж я не знаю, каким манером, но влюбилась девчонка в него, а уж когда позор было не скрыть, Моисей Андреевич отступил. Дочка-то единственная, поздняя. Вот он ей и потакал во всем, старался угодить. И доугождался, итить его в дышло. Свадьбу сыграли не на всю ивановскую, но с размахом. Мишку управляющим сделал. Надо, говорил, чтоб в деле был, соображение к торговле имел. Вот, говорил, помру, чтоб дочь по миру не пошла. А когда дочь-то его родами в мир иной отправилась, так вообще Моисей Андреевич от дел отошёл, внучкой занялся и ни на шаг от неё не отходил.

— Средства Андреев имел?

— Конечно, и немалые.

— Кто о них мог знать?

— Да все в округе.

— Зять откуда появился?

— Не знаю, — честно ответил Степан Иванович, — по паспорту вроде бы со Псковской губернии, но я не проверял.

— А Моисей Андреевич?

— Может, и проверял. Кто ж ныне узнает?

— Так, — Кунцевич глубоко вздохнул. — Какие у них отношения в последнее время были?

— Почём я знаю? — удивился бывший околоточный надзиратель. — Я ж три года как со службы уволился.

— Степан Иванович, — покачал головой Мечислав Николаевич и сощурил левый глаз, — ушли от дел, да всю округу наперечёт знаете, в особенности кто чем дышит и занимается.

— Что правда, то правда, — теперь настала очередь бывшего полицейского тяжело вздохнуть, — между ними чёрная кошка после смерти Марии, дочери Андреева, пробежала, так там и осталась. Вид делали, что в хороших отношениях, а так… Ну, не простил Мишку Моисей Андреич, не простил.

— Значит, заинтересован был Мишка в смерти тестя?

— Ну, не знаю, — старый полицейский не удивился вопросу, — может, и был, но виду не показывал.