Происшествие в городе Т

Лев Брусилов (2024)

На губернатора Татаяра совершено покушение в его собственной карете. Орудие преступления вызывает у полиции лишь улыбку, ведь это — обычная серебряная ложка, и нападавший просто душевнобольной. Но вскоре начальник сыскной полиции барон фон Шпинне начинает понимать, что губернатору грозит серьезная опасность.

Глава 6

Вот эта улица, вот этот дом…

Троица, которую мы оставили вблизи заброшенного глиняного карьера, чтобы рассказать о начальнике сыскной полиции, вышла к дороге в таком порядке: первым уверенной поступью следовал полковник фон Шпинне, за ним городской казначей, последним шел детина в армяке.

На дороге чуть поодаль от того места, где тропинка прилеплялась к ней, стояла пролетка, запряженная низкорослой саврасой лошадкой. Завидя людей, лошадка тряхнула гривой и без понукания потащила коляску им навстречу.

Детина в армяке потрепал лошадку за морду, любовно погладил гриву, затем, сунув руку в карман, подал что-то в горсти. Влажными мясистыми губами собрав с ладони угощение, лошадка даже притопнула от удовольствия и негромко заржала, обнажая крупные желтые зубы. Перехватив удивленный взгляд казначея, начальник сыскной, сочтя это своим долгом, пояснил:

— Наш второй кучер — Касьян. Силищи как у черта, да и вид, надо сказать, свирепый. Я, собственно, за этот вид его и взял, а вот нутро мягкое, податливое, что у гимназистки какой. Воск, а не нутро. Увидит птичку, замерзшую на улице зимой, плачет вот такими вот слезами! — И начальник сыскной отмерил на указательном пальце правой руки чуть ли не вершок. — Большой и добрый, а посмотришь на иного — маленький, щупленький, ножки тоненькие, кривенькие, через железную дорогу сам перейти не может, переносить надо, а сколько в нем злобы, сколько желчи черной! Вот зарежь такого да в море кинь, море горьким сделается.

Сказав все это, фон Шпинне пригласил Приволова садиться.

«Странные он мне рассказы рассказывает!» — подумал тот и, забираясь в коляску, осмелился на вопрос:

— Куда мы поедем?

— Хочу пригласить вас к себе в гости.

— Зачем?

— Ну как зачем, хочу получше узнать вас, порасспросить кое о чем. Человек вы, судя по всему, бывалый. Наверное, много историй всяких занятных знаете. Да и у меня, — фон Шпинне подмигнул казначею, — имеется пара случаев. Обещаю, скучно не будет. На худой конец вот Касьяна позовем, — начальник сыскной коснулся при этом армячной спины кучера, который уже взобрался на козлы, — он нам на балалайке сыграет. Ты ведь умеешь играть на балалайке, Касьян?

— Никак нет, ваше высокоблагородие!

— Ну что же, тогда трогай, — вздохнул несколько разочарованный фон Шпинне и, уже обращаясь к казначею, сказал: — Придется, господин Приволов, нам с вами ограничиться одной только беседой, жаль. А то, может быть, вы сами сыграете на балалайке?

«Далась ему эта балалайка!» — подумал казначей, а вслух произнес:

— Нет, премного благодарен, но я на балалайке не играю.

— А на чем вы, позвольте вас спросить, играете?

— Ни на чем! — ответил казначей, а сам подумал: «Почему он решил, что я на чем-то играю? Странный человек!»

— Жаль, очень жаль…

— Послушайте, господин фон Шпинне…

— Я слушаю вас, вы даже не можете себе представить, как внимательно я вас слушаю.

— Видите ли, я человек занятой, мне на службу нужно, а вы говорите — гости!

— Да полно вам, господин Приволов, если человек изыскивает возможность в урочный час прогуливаться по городским окрестностям в нескольких верстах от места своей службы, то что для него каких-нибудь двадцать минут. Да я вас дольше и не задержу. Хотелось бы, очень хотелось, но у самого, знаете ли, дела!

Тем временем саврасая лошадка, как выяснилось, довольно скорая на ногу, уже втащила коляску с Приволовым и начальником сыскной в город и, бойко стуча копытами по мостовой, быстро понеслась мимо сереньких обывательских домиков.

Начальник сыскной был чрезвычайно словоохотлив. В продолжение всей поездки он что-то рассказывал, задавал казначею какие-то несуразные вопросы, сам же на них отвечал, внезапно менял темы разговора, а то вдруг спрашивал у Приволова совета. Ситуации, предлагаемые им, были невероятные, можно даже сказать, фантастические. Казначей терялся, что вообще можно сказать на это, не говоря о совете.

Когда пролетка въехала на тенистую, засаженную белыми акациями улицу и остановилась у какого-то дома, в голове Приволова была совершеннейшая каша из мудреных слов, обрывков фраз и вопросов. Его даже подташнивало, в глазах двоилось, а в ушах засела вата.

— Ну, вот и приехали, — издалека долетели до казначея слова фон Шпинне. — Эй, вы уснули, господин Приволов? — Начальник сыскной стоял уже на земле и тряс его за колено. — Все, приехали, можете сходить. Я вам сейчас помогу. Согласен, дороги скверные, вот вас и растрясло.

Когда Приволов оказался у коляски, ему как будто стало получше.

— Взгляните вокруг, господин казначей, ну не замечательно ли! — восторженно произнес фон Шпинне и раскинул руки, дабы обнять нечто его восхитившее. Следуя его призыву, Приволов мутным взором окинул зауряднейшую из улиц, удивился такому неподдельному восторгу начальника сыскной и, чтобы не обидеть, ответил:

— Да, пожалуй…

И сразу же после его слов лицо полковника резко изменилось, отвердело, что ли, он подошел к казначею вплотную и, глядя прямо в глаза, спросил:

— А вы, господин Приволов, не узнаете это место?

— Нет! — Казначей повертел головой и добавил: — Нет, я здесь впервые.

— Разве? Ну же, господин казначей, посмотрите, внимательнее посмотрите!

— К чему это все? Я уже, кажется, сказал, что места этого не узнаю! — раздраженно проговорил Приволов.

— Одно из двух, — заметил фон Шпинне, — или у вас совершенно отсутствует зрительная память, или… или вы водите меня за нос, уважаемый господин казначей.

— Не понимаю вас!

— Вы не понимаете меня, а я вас. Как же вы могли забыть, что вчера около полудня, в этом самом месте, зацепившись ногой вот об этот камень, — Фома Фомич носком штиблета указал камень, — вы упали! Ну, теперь-то вспомнили место?

— Вы что же, следили за мной? — вскричал Приволов.

После его вскрика и начальник сыскной, и кучер, продолжавший сидеть на козлах, засмеялись.

— Вы знаете, что это за дом? — спросил фон Шпинне у казначея, указывая на двухэтажный особняк с маленьким, более похожим на голубятню, мезонином.

— Нет, не знаю.

— Не знаете, ну это неудивительно, многие не знают, но не буду вас томить, скажу. Только у меня к вам одна просьба, вы уж будьте так добры, не смейтесь.

— Мне, господин фон Шпинне, если честно, не до смеха, — понуро ответил казначей.

— Это, — полковник махнул в сторону дубовой под лаком двери особняка, — бывший дом купца Захарьина, местного чернокнижника. Может быть, слыхали? Хорошо, что не слыхали, он сейчас на сахалинской каторге черные мессы правит. Ну, да ладно о Захарьине, теперь в этом доме располагается сыскная полиция. Вчера около полудня вы, господин Приволов, упали у входа в сыскную полицию и здесь же обронили сверток, который мы и подняли…

— Выходит, это вы подбросили его под дверь кабинета? — с нотками облегчения в голосе спросил казначей.

— Выходит, мы, — ответил начальник сыскной. — Правда, мы вам подбросили другую ложку…

— Но зачем?

— Что зачем? Зачем другую ложку или зачем подбросили?

— Зачем подбросили?

— Знаете, господин Приволов… Нет, какая у вас все-таки фамилия красивая, звучная, раздольная, вот произношу — Приволов, а у самого перед глазами Среднерусская возвышенность, поля, перелески, ширь, простор… Жалею иногда, ну вот почему я не птица, вот взял бы да и полетел! Вы никогда не хотели стать птицей? Ну да, да, понимаю, вы человек серьезный… Так о чем это я? Ах да, вы меня спрашивали, зачем мы вам подбросили сверток с ложкой, да?

— Да!

— Увы, господин казначей, для меня это такая же загадка, как и для вас. А все импульсивность натуры, непоседливость души, жажда деятельности, — вздохнул фон Шпинне. — Вот сделаешь что-нибудь, а потом сам же себя и спрашиваешь — зачем? — Он надул щеки и выпучил, насколько это было возможным, глаза, изображая удивление. — И не знаешь, что ответить. Вот не знаешь, и все тут! Да, поскольку мы с вами заговорили о ложке, хочу предложить вам на выбор несколько вопросов…

— Это как?

— Да никак, это просто шутка. Никакого выбора. Вы должны будете ответить на все мои вопросы. Я думаю, в моем кабинете нам будет удобнее, чем здесь на пороге. Прошу в наши палестины, — с этими словами фон Шпинне распахнул дверь сыскной полиции.