Хуторяне XXV века. Эпизоды 1-20

Лев Корчажкин, 2019

Ироничные истории про жителей "глубинки" в далеком будущем, среди которых читатель обнаружит знакомых персонажей в новом качестве: Василису Премудрую, Иванушку, Вия, Кота из Лукоморья и других. В сюжетах в стиле "абсурдной фантастики" без труда угадываются параллели с днем сегодняшним. Книга в какой-то степени возрождает жанр сатиры, а в персонажах читатель без труда определит знакомые типажи повседневной и общественной жизни.Обложка нарисована петербургским дизайнером Александрой Саликовой.

ВРЕМЕНА ГОДА

Батя сидел за столом на своем стуле с высокой резной спинкой. Стучал кулаком по столу.

— Кто!

Удар

— Написал!

Удар.

— Времена!

Удар.

— Года!

Удар.

Звенящая тишина.

Удар.

— Да кто бы не написал, с него и взятки гладки, — сказал с лавки старичок Прохор.

— И что это за новость такая нежданная, — в расстроенных чувствах добавила Марья Моревна, — этот циркуляр сыграет недобрую шутку с нами.

— Лучше я сейчас сыграю, — воскликнула Василиса и побежала к полке.

Достала рулончик, расстелила скатомузку прямо на столе, сама уселась поудобней.

— Вот,"Времена года". Со “Святок” начну!

— Хорошо, — сказал Батя, а сам насупил брови.

Старичок Прохор на лавке согнулся, положил подбородок на ладони, но пальцами уши то прикрыл. Василиса низко нагнулась над напечатанной клавиатурой и ударила по клавишам.

— Хорошо, сказал Батя, — громко!

В прихожей затопали. Вошел Джон.

— Празднуете уже? Или только репетируете? Правильно делаете, Рождество скоро.

— Да уж теперь не известно, когда, — пробормотал Иван.

— А может, и вообще никогда, сказал старичок Прохор и ткнул пультом в телевизор. — Вместо погоды одни амазонки.

— Плохо, — сказал Батя.

— Случилось что, Трофим Трофимыч? — спросил Джон, приваливаясь спиной к двери.

Дверь вздохнула и ощутимо напружинилась.

— А под стол загляни, — сказал Батя.

Под столом лежали смятые в комки бумажки. Джон вопросительно посмотрел на Марью Моревну. Марья Моревна щелкнула пальцами.

— Ох! Самому уж и не нагнуться с трудов-то, родимому!

На щелчок из-за сундука выбежал на восьми ногах покрытый шелковистой ангорской шерстью в пол шустрый подметальщик. Побежал под стол, но не выдержал — сделал крюк, стер капельки от растаявших снежинок с сапогов Джона, и, прибавив скорости, помчался к бумажкам. Уставил на них три из четырех глаза, а четвертый воздел вверх прямо сквозь столешницу на Марью Моревну.

— Почитать! — строго сказала Марья Моревна.

Подметальщик завертел лапками, разгладил листы.

— Ему! — Марья Моревна кивнула в сторону Джона.

Подметальщик побежал, неся белые листы над собой, как белый флаг. Подбежал к сапогам Джона и подпрыгнул на добрые полтора метра, всучил циркуляр прямо в черные руки, опустился медленно, распушив как облако белую шерсть, и, зыркая во все стороны глазами на палочках, спрятался за сундуком.

— Зачем вашему четыре глаза? — спросил Джон.

— Чтобы лучше видеть, — хихикнула Василиса.

— Четыре глаза, — хорошо, сказал Батя.

— Да только инженеришки с мозгами что-то напутали, — добавил Иван. — Он, когда в перекрест сам на себя смотрит, задумывается. Пинать приходится.

— Сам себя не узнает, горемыка, — жалостливо пояснила Марья Моревна.

Джон тем временем прочитал бумагу, почесал облупившийся нос.

— А с носом-то что? — спросила Василиса.

— Да подморозил вчера на ветру, — ответил Джон, удивленно разглядывая циркуляр, — на санях-самоходах наперегонки вдоль взлетной полосы гонялись.

— Так, значит, видел ящик с надписью, которым двух погрузчиков вчера же и придавило? — спросил Иван.

— Ящик видел, — ответил Джон. — И лапы погрузчиков, торчат снизу как щупальца осьминогов. Дергаются, выбираются помаленьку.

— Вот-вот, — прокудахтал старичок Прохор. — Скоро и в нашем озере осьминоги заведутся.

— Плохо, — сказал Батя.

Джон посмотрел на свои подчищенные подметальщиком сапоги, шагнул к столу, сел.

— А надпись на ящике прочитал? — продолжал спрашивать Иван.

— Читать некогда было, — ответил Джон, — гонка!

— Вот, молодежь, — всплеснула руками Марья Моревна, повернувшись к Бате, — ящик такой, что лес загораживает, сблизи смотреть, а они надписи не читают. Ничем не интересуются!

— Плохо, — согласился Батя и повернулся к Василисе, — а ты с музыкой-то повремени. Дело обмозговать надо.

— Да что за дело? — спросил Джон, — не томите. У меня голова не щучья, самому догадываться.

— Щука не догадывается, она точно знает, — поправила Джона Марья Моревна

Ее поддержал старичок Прохор:

— Вот и я говорю, щука — не попугай. Здесь вам не Африка!

— Не вам, а нам, — обиделся Джон, — при чем тут Африка!

Старичок Прохор уставился на Джона, как будто первый раз увидел.

— Читать надо на ящиках, не на заборе, чай, для знающих людей писано.

— А все равно не поссоритесь, — сказала Василиса.

— Ну, значит, так, — сказал Батя и задумался, подперев голову кулаками. — Дело, значит, не простое, а государственное.

Все замолчали. Джон тихонько пересел на лавку к старичку Прохору, наклонился к самому уху, спросил:

— Я что-то совсем ничего не пойму, дед Прохор. Государственные дела разве в вашей избе делаются. Я думал — там, — Джон кивнул на потолок.

— Там, там, — также шепотом ответил Прохор. — Там делаются, а тут переделываются.

Батя вздохнул, сжал кулаки. Марья Моревна, сидящая по-прежнему рядом, обвела настойчивым взглядом по лицам.

— Коровам оно, может и хорошо. А где мне амбары новые строить? А молотилку вторую кто подаст? — угрожающе произнес Батя.

— Медведи шалить начнут. Надо бы патронов прикупить, — задумчиво сказал Иван.

— Погреб затопит. И так худой. А как без погреба? — Марья Моревна склонила голову на плечо Бати.

— Колено, ох! — разболится, — старичок Прохор начал интенсивно растирать больное колено.

— А в отпуск когда же, Ванечка! Ведь собирались! Африку повидать мечтали, — взяла Ивана за руку Василиса.

— А скажи ты нам, будь добр, как у вас в Африке без погребов живут? — встрепенувшись, спросила Марья Моревна Джона.

Старичок Прохор толкнул локтем Джона в бок и предрек:

— И про санки-то забудешь.

— Да нормально живут, — ответил ошеломленный таким мрачным прогнозом Джон и вскочил.

— Что у вас тут происходит. Когда я входил, Трофим Трофимыч про “Времена года” спрашивал. Кто написал. А про санки я не забуду. Очень я эту забаву люблю!

Батя выпрямился на стуле, насмешливо посмотрел из-под густых бровей на Джона. Старичок Прохор тут же понял, какой ветерок подул, и тоже насупился.

— И кто написал? — спросил Батя.

— Наши, — Петр Ильич Чайковский, — ответила за Джона Василиса.

Потом посмотрела на стену, где с незапамятных времен висела картина маслом, изображающая виноградники на склонах Везувия, и добавила:

— А их — сеньор Антонио Лусио Вивальди.

— А ЭТИ? — спросил, ткнув пальцем в сторону бумаг в руках Джона, Батя.

— Эти, — Джон растерянно зашелестел листиками, — эти… — он нашел нужное имя, — министр Занзибаров.

— Так! — сказал Батя. — А выше что написано?

Старичок Прохор выдернул листки из рук Джона, кряхтя взобрался, на лавку.

— Читаю, — сказал он и начал нараспев:

— Циркуляр номер… так-так… Начало пропускаем, вот главное:"установить в квадрате, ограниченном 50-ой и 70-ой параллелями северной широты, 25-ым и 45-ым меридианами восточной долготы среднюю зимнюю температуру, равную температуре всхожести овса плюс 5 градусов Цельсия."А называется циркуляр"О временах года". Вот!

— Новость, так новость, — согласился Джон, глянул на картину с Везувием и добавил:

— Виноград посадите?

— Не дождутся! — ответил Батя.

— Наше все — из яблок и с медом, — многозначительно вставил старичок Прохор.

— А на ящике, — внес ясность Иван, — написано: “Даешь два урожая в год!”. В ящике — термоустановка.

Старичок Прохор засуетился и поминутно кивая головой на телевизор стал выдавать неслыханное:

— Особый луч устремляется вверх, достигает озонового слоя, отражается от него и плавно опускается по заданной параболической траектории, обеспечив в зоне покрытия среднюю температуру заданного диапазона.

— Как-то так, — вздохнула Василиса, по молодости и неразумению тоже иногда слушавшая новости.

Джон, наконец, уразумел широту проблемы. Он перевел глаза на другую стену, где тоже висела картина маслом, но изображающая солнечный февральский денек и детей на горке. Он встал и патетически провозгласил, почти как мавр в известной пьесе, текст, правда, использовал свой собственный:

— Я сюда не за этим ехал!

Потом повернулся к Бате:

— Что делать будем, Трофим Трофимыч? Письмо писать?

Зазвонил телефон. Василиса поднялась, сходила в прихожую, принесла трубку, протянула Ивану:

— Тебя. С космодрома.

Иван встал и отошел к окну, повернулся ко всем спиной.

А Джон пересел с лавки к столу:

— Трофим Трофимыч! Давайте прямо сейчас писать. На обороте — для наглядности.

— Ясность в этом деле должна быть полная, — согласился Батя.

— Я карандаш принесу, — промолвила Василиса и снова пошла к полке.

— И про погреб не забудь, — напомнила о своем Марья Моревна.

— А для наглядности большими буквами, — посоветовал Прохор.

— Ох! Вот незадача. Карандаш-то поломан, — воскликнула Василиса.

— Плохо, — проговорил сумрачно Батя, — кто за карандаши в доме отвечает?

Василиса поджала губки и щелкнула пальцами. Снова из-под лавки выскочил подметальщик, он же точильщик карандашей.

— Ой, как плохо! Опоздаем! Почта закроется! воскликнула Марья Моревна.

Иван закончил говорить по телефону, повернулся с сияющим лицом:

— А никуда торопиться и не надо. Отбой тревоги.

— Что случилось, Ванечка? — спросили Марья Моревна и Василиса в один голос.

— Не тяни льва за хвост, — поддержал их Джон.

— Вы-кла-дай! — по слогам произнес Батя.

Иван сел на лавку, обнял за плечи старичка Прохора:

— Дело, значит, такое. Погрузчики из-под ящика выбрались. Разозлились на него, и раздолбали в пыль. Это же универсальные складские автоматы. В случае надобности неликвиды и тару поломанную утилизировать обучены.

— Да это же не тара! — удивился Джон. — Как они могли перепутать! Роботы ведь! Они штрих-код читать умеют!

— А это ты Прохора спроси, — ответил Иван, — твои механики вчера к нему приходили. Чем они погрузчикам окуляры протирали?

— Как чем? Нашим, лучшим, из яблок с медом, — гордо произнес старичок Прохор.

— Ой, как плохо! — схватился за голову Джон.

— Да уж, куда нагляднее, — хихикнул старичок Прохор.

— А не надо экономить на протирочном материале, — съязвил Иван.

— Ой, плохо-то как! — Джон закачался из стороны в сторону.

Некоторое время все смотрели на него и молчали.

— Ну, что ни делается, а все к лучшему, — степенно произнесла Марья Моревна.

Помолчав, нежно добавила:

— А ты, дочка, поиграй нам. Снова со “Святок” начни.

— Хорошо! — сказал Батя.

— И за “Времена года” не вредно бы… — резонно добавил Прохор.

Никто и не заметил, как он успел прошмыгнуть за дверь и вернуться с бутылью, которую из осторожности держал обеими руками.

Вечером снова сидели в заснеженном саду, кутались в тулупы, воротники которых страстно обволакивали шеи. Джон так вообще пытался расстегнуться — не получалось: не мог преодолеть барьер застежек-самостежек.

Спутники не взлетали. Вместо звезд с неба густо падали снежинки.

— Вань, — спрашивала Василиса. — Мы точно в Африку поедем? Не передумаешь?

— Конечно, поедем, — нежно отвечал Иван, — щука сказала. Надо ехать.