Подарок холодной ведьмы

Лина Андреевна Славянова (2024)

Его опять пытались убить, в этот раз на костре. За сотню лет, Волк уже привык к тому, что охота на него не прекратится, пока лютый зверь хозяйничает в его теле. С проклятием он получил и дар бессмертия, чтоб вечно страдать от своих деяний, и везде быть чужим. Но однажды колдун в корчме предлагает сомнительную сделку. Он обещает помощь, взамен на опаснейшую услугу: Волк должен спасти ребёнка. Возвращение в Вергой — мир где правят князья, а колдуны благословлены слышать волю Духов-творцов. Прошло немало лет, и не только Волк изменился за это время, но весь мир. Продолжение книги Лины Славяновой «Зови меня Волком».

Глава 5

Волк обошёл кругом повозку, больше напоминавшую кибитку, чем крепкую клетку: четыре колеса, и крытый драной, местами латаной, мешковиной короб. Доски сколочены наспех, щели такие, что руку просунуть можно, и гвозди торчат.

— На вид не шибко прочная. Не скажешь, что удержит даже дитя, — покачал он головой.

Добрыш махнул рукой:

— Она не для детей строилась, так что не переживай. Удержит, сколько надо.

Рогатый месяц разлил яркое серебро по земле, что даже звёзд было почти не видать. Зато лес, дорога до Караваек и овраги, поросшие густой травой, видны были, как днём. Хотя, что день… Волк последний раз видел дневной свет во сне, или в обрывках воспоминаний, которыми готов был делиться зверь.

Два коня под сёдлами, нетерпеливо переминались и фыркали, ожидая седоков, а старая лошадушка, запряжённая в повозку, безразлично щипала траву.

— А ежели не удержит? — очередной раз спросил он, заглядывая под полог из мешковины.

Внутри на соломе, под тонким покрывалом, спал Игельд. Мальчонку было едва заметно в полутьме.

— Не буди, пусть отдохнёт, — попросил Добрыш.

Волк завесил тряпицу обратно.

— А ты как же?

— Эту ночь перетерплю. Нам бы сейчас подальше от Караваек уйти, а то и Тени скоро явятся по твою душу. Вроде как собрали уже среди своих охотников отрядец. Скажу так, я хоть и тоже колдун, но не сдюжу даже против одного из рода Теней. А придёт их явно не один, думаю, с десяток.

— Однако…

— Так уж не на зверя охоту объявили, на духа тёмного. Отчего думаешь, в каждой корчме охотники сидят, да ничего не делают? Думаешь, им в лес по дичь идти боязно? Не за дичью они сходятся. Они ждут Теней, и пойдут толпой по твою шкуру в лес. И приятель твой, в медвежьей шкуре, тоже не упустит такой радости.

— Так что, если клетка не удержит?

— Сбежишь обратно в лес. На то там заговор особый. Уж за ночь не так и далеко уедем, чтоб твой зверь с пути сбился. Давай, на коня лезь, да пойдём.

Добрыш подошёл к кобылке, и привязал её поводья к седлу своего коня.

— Пойдём не быстро, чтоб мальчишку не будить, да коней не загнать. На рассвете передохнём, и днём дальше. А там уже уйдём от Караваек, можно будет отдыхать.

Конь взбрыкнул, заметив, что Волк идёт к нему. Заржал и отскочил на пару шагов.

— Да чтоб тебя! — выругался Добрыш, бросая кобылу, и подрываясь за конём.

Волк поднял руку:

— Не боись. Она волка во мне чует. Все они так. Знают, чем такое знакомство обернуться может. Зверь-то умнее человека будет. Ни одна зверушка ещё сама ко мне не пришла, но и ослушаться, а уж тем паче спорить, не взялась. — Он перевёл взгляд на коня, и тихо велел ему, — Спокойно. Стой там, не дури.

Конь прядал ушами, и качал головой, но остался на месте. Волк подошёл, погладил коня по шее:

— Я тебя не обижу, но и ты будь молодцом. Как звать красавца? — обратился он к Добрышу.

— Не спрашивал.

— Тогда Молодцом и будет, — забираясь в седло объявил Волк.

Вёрст пять ехали молча. Дорога была не быстрой, нужно было не загнать кобылку, что тянула повозку с Игельдом. Добрыш указывал путь, Волк плёлся чуть позади. Лес остался позади, за стеной Караваек. Вокруг, насколько хватало глаза, были холмы и поля, с редкими чёрными стражами кустов и одиноких деревьев. Тихо стучали по утоптанной земле копыта коней да скрипели колёса повозки. Волк прислушался: тихо, по-детски безмятежно, посапывал на соломе Игельд, да вдалеке позади, едва слышно ухала сова. Видно, радостно ей, что зверь далеко из лесу ушёл. Конечно, какой страх птице от волка, он по дереву не залезет, да не допрыгнет до неба, но вот мелкой животины в лесу поубавилось, так что и совам, хоть с голоду мри. Верстах в трёх, по правую руку, разлились дождём тяжёлые тучи.

Волк подогнал коня, и поравнявшись с Добрышем, окликнул:

— Приятель, нам бы от дождя как укрыться.

— Где ты дождь видишь?

Волк махнул вправо:

— Верстах в трёх.

Добрыш внимательно уставился на Волка:

— Ты это как понял?

— Услышал. Да и сыростью оттуда тянет. Ветер в нашу сторону.

— Не сказать, что сильный ветер, — протянул Добрыш. — У тебя чуткий слух… и нос. Чутьё звериное?

— Выходит так, — пожал плечами Волк.

— Скажи, а каково это — оборотнем жить?

— Оборотнем… — Волк задумался. — Никогда себя так не называл. Паршиво, как это может быть? Солнца не видал уже лет сто, а то и больше. Я давно со счёта сбился.

— И ты совсем не помнишь, что творишь днём? — усомнился Добрыш.

— За это я благодарен Духам или кого там благодарить.

— Ты мне расскажи, как ты выжил? Я сам видел, как тебя сожгли. Как привязали к бревну, как заломили руки и в каждую вогнали по гвоздю. Твой вопль, полный боли… Как огонь жрал твоё тело… — увлечённо перечислял Добрыш.

— Довольно, — сморщился Волк. — Это точно не станет самым приятным воспоминанием.

— Как тебе удалось выжить?

— Почём мне знать. Было смертельно больно, а потом темно. Я просыпаюсь в куче пепла, среди обгоревших брёвен и углей.

— И всё?

— А что тебе ещё нужно? Нет, ничего больше. Никакого чуда и спасения. Темнота, а потом проснулся, словно долго спал. Видно, снова мясо на костях наращивал, да кожу. И вот, я снова такой, какой и был, когда меня прокляли, только волосы никак не отрастут. И так каждый раз.

— Каждый раз? Тебя уже сжигали?

— И сжигали, и топили. Благо, на кол не сажали.

— И ни огонь, ни вода тебя не берут?

— Духи меня не принимают, ни в нижний мир, ни в свой. Для меня закрыты все пути, кроме бесконечной жизни.

— Сколько раз ты умирал?

Волк задумался:

— С десяток точно… и ни разу не умер.

— Десяток-много.

— Так я живу поболе сотни лет уже. Думаешь, везде мне рады? Какой только награды не объявляли за меня. Уж по всему Вергою слух пробежал про дух нечистый, что мужиком с огромным волком по миру скитается.

— Однако, духи тут ни при чём. Они про тебя молчат.

— Знаю. Моё проклятие — не их работа. И не по их благословению.

Дробыш удивлённо поднял брови:

— А кто тогда с тобой это сотворил?

— Тьма. Слыхал ли про холодных ведьм?

— Это тех, что детей воруют?

— Их самых, — кивнул Волк.

— Да каждая баба этими байками дитя пугает, чтоб в лес не шёл да слушался.

— Было бы неплохо, будь это только байки. Они подчиняются тьме, колдуют на крови, вопреки воле Духов, и колдовство их в разы страшнее, чем у Теней, что духам тьмы поклоняются. Тени, творят своё колдовство по благословению духов, хоть и тёмных. А холодные ведьмы в естестве своём преступны против самой жизни и смерти.

— Вижу близко тебе довелось с ними познакомиться.

— Ближе, чем хотелось бы. Я был дурной, думал, что всё это сказки, лез на рожон. Вот голову свою и поставил. Что сказать, кто головой думать не умеет, будет ей, когда-то отвечать.

— И все разы тебя сжигали?

— Отчего же? Ещё топили, но вода меня не берёт. Духи воды считают осквернением, что такой как я у них в реке покоится. Цепи, верёвки, замки — чем бы меня не скрутили, всё распадается, какой бы узел ни затянули, рано или поздно река меня выкинет на берег, там я и проснусь.

— А что зверь?

— Зверем я при смерти не оборачиваюсь, — горько ответил Волк.

— Как получилось это отследить? Кто-то сказал?

— Эта наука обошлась мне слишком дорого.

Небо вспыхнуло белым, и яркая трещина разорвала небосвод, тут же затянувлись обратно.

— Ох! Кузнец бесов гонит, — поёжился Добрыш. — Надо бы искать, где укрыться. Как полагаешь, поспеем до Житки?

Волк попытался вспомнить, каким путём он вообще забрёл в Каравайки, до того, как его там поймали, но не удалось.

— Это где? — спросил он.

Добрыш кивнул:

— Понятно. Верстах в пятнадцати от Караваек.

— Вряд ли, — покачал головой Волк. — вымокнем точно. Да и как ты там дневать собрался со зверем в повозке?

— Это чай порешаем. Может к утру дождь стихнет и дневать не придётся.

— Ладно, как ты дневать собрался — на твою голову беда. Гляди, сожгут вас со мной за компанию.

Добрыш махнул рукой:

— Обойдётся. Давай коней поторопим, покуда нас не поливает.

Дождь уже хорошо поливал, когда доехали до Житок. Добрыш сговорился со слепой старухой на окраине деревни, за два серебряный, она пустила в сарай и даже открыла старую пустую конюшню. Крыша местами прохудилась, но хоть ветер не задувает, да и не так сыро, как на улице. Добрыш дал коням овса выгрузил из телеги в сарай пару мешков и небольшой сундук с вещами. Сарай оказался на удивление справный и чистый. В углу сиротливо подпирали стену пара лопат, грабли, мотыга, коса и вилы. Видать, старухе в большем нужды и нет. Пол устлан соломой. Видно, бабка тем и живёт, что пускает на постой.

Добрыш огляделся, и подошёл к сундуку, и достал пару покрывал и небольшую склянку:

— Что ж, даже не холодно.

Он расстелил на соломе одно покрывало, открыл пузырёк и щедро сбрызнул его пахучей жижей.

— А это что? — Волк указал на пузырёк.

— От жуков. Шибко неохота травить блох потом. Лучше сразу налью, чтоб не пристали.

— Хитро.

— А то! Только вот тебе не повезло. Скоро светать начнёт, тебе в клетку лезть, а Игельда я заберу сюда.

— Пойдём, что ли, разбудим твоего мальчишку.

Клетка, устланная мягкой соломой, оказалась не так и плоха. В сарае, конечно, теплее, но, если верить Добрышу, здесь безопаснее. Волк достал из котомки, припасённый Добрышем калач, кусок сала и квас. Интересно, удержит ли клетка зверя? Колдун обещает, что да.

Впервые за долгий век, хотелось не думать о том, что может натворить голодный зверь, какую лютую опасность он несёт одним своим существованием. Хотелось просто верить малознакомому колдуну. Может, Духи ему нашептали, как быть наверняка, раз он готов даже сына подставить. Тяжёлым камнем навалилась усталость, растекаясь по всему телу. Казалось, все эти годы, напряжённого бегства от себя самого, обрушились утомлением и слабостью. Главное успеть поесть, чтоб зверь не лютовал с голоду.