Хочу быть с тобой

Марта Заозерная (2025)

Что испытывает человек, когда все его планы на жизнь рушатся в одночасье? Счастье? Однозначно! А ещё азарт. Потрясающий (во всех отношениях) Руслан Нагорный был сыном богатых родителей и не слишком переживал об отсутствии собственных значимых достижений. Всё изменилось в один из вечеров, когда он внезапно, при первой же встрече, осознал — его сердце отдано в руки серьёзной и неприступной Саяры Алеевой, собирающейся в скором времени выйти замуж (о, Боже!) не за него.

Глава 3

Месяц спустя

Осматриваю бегло квартиру. Вроде бы всё. Привычка тянет меня на балкон. Вид оттуда я обожаю. Потрясающий воображение горный хребет. Круглый год зрелище завораживает — по весне зелень, зимою снежные шапки на горных вершинах.

Про себя повторяю:"Очень люблю, спасибо за всё".

По дороге в аэропорт с Сёмой очень много смеёмся.

— Тормози, так нельзя. Для баланса потом будет откат, — быстро закрывает глаза, при этом давит на уголки глаз.

— За дорогой смотри, а то откат случится раньше, чем ожидаем.

Бросает строгий взгляд на меня:

— Ты невыносима. Не забудь позвонить, когда прилетишь. Я буду ждать. Жаль, отец встретить не сможет.

Да уж. Мне тоже жаль, ещё как. Работа, ничего не поделать.

— Друзья встретят, не страшно, — говорю беззаботно. — Позвоню обязательно. Сначала папе, потом тебе. Затем во все чаты напишу, — смеюсь.

Семён фыркает недовольно.

Очень строгий парень. Так уж вышло, чатов по рабочим моментам не счесть, он всех по ночам там гоняет. И недолюбливает слишком активных, благо, я к таковым не отношусь.

— Когда они работают только, — качает головой.

Понятно, рана ещё кровоточит.

— А ты как думаешь? — подтруниваю.

— Да никогда!

— Так и есть, — серьёзно киваю, подавляя улыбку.

Оставшееся до вылета время тратим на приобретение сувениров, весьма колоритных.

В этот момент напоминаю себе сороку. Мне нравится всё, абсолютно. Последними на глаза попадаются шахматы. Две искусных деревянных доски, фигурки высечены из натурального камня. Выбрать одну из них нереально. Великолепная ручная работа.

Сёмы рядом нет, тормозить меня некому. Говорит с кем-то по телефону. Решает рабочие моменты. Сосредоточен.

Интересно, через пару лет я стану такой же?

— Это тебе, — через пару минут после того, как он ко мне присоединяется, протягиваю ему стилизованный крафтовый пакет.

Сёма бегло заглядывает в него, после поднимает глаза и смотрит на меня, приподняв бровь:

— Чего ты удумала? Снова.

— На память, — пожимаю плечами.

Он усмехается с лёгкой грустью в глазах.

— На память у меня всё тут, — касается двумя пальцами виска.

Простой жест меня трогает. Очень.

— Будет ещё. По вечерам буду звонить и играть с тобой удаленно, — приподнимаю повыше такой же пакет.

— От тебя дождешься звонка. Я будто не знаю, — разве что пальцем мне не грозит.

— Каждый день не обещаю, но буду обязательно. Кто меня ещё консультировать будет. Кто если не ты? — так и есть, он помогал мне во многом.

С первых дней все были не против общаться со мной на личные темы. Что касалось работы, ситуация складывалась иначе. Приезжая, ещё и девчонка. Мало кто воспринял всерьёз. Не сказать, что обидно, просто не очень приятно, но я никогда не была компанейской. В определенный период жизни у меня так и вовсе только два друга было. И ничего, как-то справилась.

***

Летать я не боюсь, только вот суета эта предполётная… не люблю её. Столько людей на взводе, кто бы мог подумать, что местом сбора многих, боящихся летать, станет именно самолёт.

Занимаю место у окна и смотрю на мирно плывущие перламутровые облака, такие торжественные, словно из сказки сюда прилетели. Ещё немного, и мы в неё попадем.

Рядом с рукой чувствую движение, нехотя оборачиваюсь. В соседнее кресло усаживается парень.

— Простите, если я вас задел, — да уж, не только на вид очень культурным выглядит.

— Не задели, — говорю и тут же отворачиваюсь обратно к иллюминатору.

Взлётная лёгкая тряска привычна. Будучи пристёгнутой, я ни капли не боюсь. Возможно, действуют успокоительные, которые пью последний месяц. Они подавляют во мне странное чувство неправильности происходящего.

В какой-то момент чувствуется толчок, по салону проходит вибрация. Кто-то тут же начинает верещать во всё горло. Открываю глаза, в правом ухе играет премилая песня. Первым в глаза бросается один из двигателей. Вернее его остатки. Крайняя часть, видимо, отлетела. Середина болтается, так сказать, на соплях.

«Та часть, что отвалилась, на земле никого не убьёт? — мелькает некстати в моей голове мысль. — Это самое важное сейчас, Саяр, определенно».

Люди встают со своих мест, чтобы снять произошедшее на видео. Бедные бортпроводницы стараются усадить их по местам. Безуспешно.

Кто-то молится, беззвучно, только движения губ характерны. А кто-то плачет и воет. Честное слово, наихудший из вариантов. Градус накала растёт.

Обращаю внимание — парень рядом сгибается, упирается лбом в кресло, находящееся перед ним.

— Вам плохо? Позвать персонал? — уточняю у него. Не хватало мне тут ещё покойника.

— Нет, не нужно, — поворачивает голову в мою сторону и смотрит в упор. — Мне не плохо, мне страшно. Эмоции соответствуют ситуации, — кивает на иллюминатор.

Не знаю, как так выходит, но отчаянье в его голосе меня отрезвляет. Седативное действие препаратов прекращается. Страшно не становится, но появляется какое-то осознание. Неужели я такая бесчувственная? Быть такого не может. Я ведь тоже люблю. Папу, Диму, мелкого очень. И Данияра.

Прикрываю глаза и вспоминаю своё детство. Нет, это не жизнь перед глазами летит. Это я целенаправленно перебираю самые приятные из воспоминаний. В то время атмосферу любви и заботы можно было руками потрогать. Мне за день раз двести говорили, как меня любят. Два человека двести раз — это немало?

После смерти мамы любви меньше не стало, она слегка видоизменилась, наполовину. Первые годы я себя ругала за моменты большой радости: её нет, а мне хорошо. Казалось неправильным испытывать счастье. Детский мозг так воспринимал. Когда папа узнал, очень расстроился, но к психологу меня не повёл. Тогда уже это было модным в определённых кругах.

Мы вдвоём полетели с ним в отпуск. На родину мамы — в Якутию. Ему хватило двух недель на то, чтоб мне всё объяснить. С тех пор схожих чувств не возникало. А вот сейчас появилось. Папа не переживёт, если ещё и меня потеряет. Нет, точно нет. Поэтому пока поживём.

Прокручиваю в памяти наш последний совместный отпуск в Альпах. Хочется повторить, однозначно. Можно будет сделать снежного ангела, тогда постеснялась, большая ведь тётя. Сейчас понимаю, что зря. Плюс одно приятное воспоминание было бы.

— Девушка, можно вас за руку взять? — обращается ко мне сосед.

Киваю.

— Берите, если хотите.

Он тут же хватает. Ладонь слегка влажная, на ощупь приятная. Сжимает так крепко, что я шумно выдыхаю.

Он понимает намёк и тут же ослабляет хватку.

— Простите, — произносит смущённо.

Снова киваю.

Пытаюсь воспроизвести в памяти картинку заснеженных горных вершин, свежий воздух почувствовать.

— Вы тут самая спокойная. Я всех обсмотрел, только вы улыбаетесь.

— В жизни я не часто это делаю. Сейчас подходящий момент, — говорю тихо, голос звенит.

— Вас, видимо, любят, — произносит, слегка наклонившись ко мне.

Не сразу улавливаю смысловую нагрузку.

— Вы сейчас выглядите счастливой. Даже сейчас. Я думаю, в вашей жизни есть любящие люди.

— Мне хотелось бы на это надеяться. У вас таких людей нет?

Качает головой отрицательно, задумчиво глядя куда-то поверх моей головы.

— Значит, вам повезло меня повстречать, — сжимаю его ладонь крепче. Непроизвольно начинаю поглаживать большим пальцем. — У нас четыре двигателя. Было при взлёте. Если это единственная наша потеря, то сядем отлично.

Впервые он улыбается искренне.

— Вы лучший психолог из всех мне известных.

— Это всё потому, что я юрист, — свободной рукой делаю беспечный взмах рукой. — Часто приходится импровизировать.

С виду мы выглядим странно, готова поклясться. Крепко держимся за руки. Так проходит весь остаток пути. К счастью, аэропорт места назначения — ближайший для нас.

Отвлекаю его болтовней сквозь окружающий шум ровно до тех пор, пока мы оба не слышим:

— Пассажиры приглашаются к выходу, — голос бортпроводницы ровный, спокойный. Час назад она таковой явно не выглядела.

Уже на выходе парень, приблизившись ко мне, произносит:

— Мне Вас Бог послал, сам бы я не справился.

— Рада была помочь, — легко быть сильной, когда в тебя верят, так было всегда.