Трижды одинокий мужчина

Ольга Баскова, 2010

К изданию готовятся мемуары известного академика Хомутова. Главный редактор отправляет к нему лучшую журналистку Екатерину Зорину. Хомутов – пожилой, но весьма интересный мужчина – показывает Кате фотографии своих близких: лучшего друга, жены, аспирантов, единственной дочери. Все они ушли из жизни. Зориной такая закономерность кажется более чем странной. Ей удается встретиться со следователем, который сорок лет назад вел дело об исчезновении аспирантов. Как и журналистка, старый опер считает историю темной и абсолютно точно криминальной…

Глава 1

Катя вбежала в кабинет, на ходу снимая перчатки и дуя на озябшие пальцы: в город наконец-то пришла зима с гололедицей, морозами и обильными снегопадами. Выглянув в окно и озабоченно посмотрев на машину, сиротливо стоящую на стоянке возле редакции, девушка сообщила своему отражению в большом зеркале, висевшем на стене: «Завтра поеду на метро. Во-первых, экономнее, во-вторых, не надо потеть в пробках. Да и «Жулечка» проведет пару деньков в тепле, в гараже, а не на морозе». Скинув дубленку, журналистка, поправив прическу, села за стол. В этот момент зазвонил телефон, заставив ее вздрогнуть. Поморщившись, она сняла трубку:

— Алло?

— Явилась? — добродушно пробасил главный редактор, Анатолий Сергеевич Пенкин.

— Я не виновата, — Катя посмотрела на часы. — Ужасные пробки. И задержалась-то всего на пятнадцать минут.

— Ладно. Зайди ко мне.

— Лечу.

Девушка встала и направилась к двери, попутно размышляя о том, как она соскучилась по интересному заданию и как не хватало ей в последнее время хорошего материала для статьи. Впрочем, и в Приреченске все было на удивление тихо, поэтому газета ограничивалась обычной сводкой новостей или интервью с каким-нибудь представителем власти. «Зато Костик жил спокойно», — с нежностью подумала она о муже. За полтора года совместной жизни они наконец-то выбрались в дом отдыха и теперь лелеяли дерзкую мечту о летней поездке на море. Желание проводить с мужем как можно больше времени оказалось сильнее потребности в хорошей работе, и Зорина тихо произнесла:

— Надеюсь, у Сергеича ничего серьезного.

Кабинет главного находился на третьем этаже. Из приемной навстречу Кате выпорхнула худенькая секретарша Рита и чмокнула ее в щеку.

— С утра раннего о тебе спрашивал, — пояснила она на ходу.

— А что случилось?

Женщина приподняла тонкие наведенные брови:

— Понятия не имею. Ни пуха.

— К черту, — журналистка направилась к приоткрытой двери, намереваясь постучать.

— Входи, Катерина, — пригласил Анатолий Сергеевич, высокий полноватый мужчина лет пятидесяти. Уютно расположившись в большом черном кресле, он курил сигарету, попивая кофе из маленькой чашечки. — Присаживайся. Лучше напротив, чтобы я мог смотреть в твои прекрасные глаза.

Девушка рассмеялась:

— Кто мне еще комплимент скажет, кроме вас?

Пенкин махнул рукой:

— Это ты брось. Твой Скворцов на тебя насмотреться не может. Разве я ошибаюсь?

— Нет.

— Ну, вот видишь… — главный стряхнул пепел в массивную стеклянную пепельницу. — Теперь к делу. Небось, соскучилась по работе?

Зорина кивнула:

— В общем, да.

— Ты у нас теперь знаменитость, — Анатолий Сергеевич ласково потрепал ее по плечу. — Над чем работаешь? Новая книга на подходе?

Журналистка покачала головой:

— В данный момент наслаждаюсь спокойной семейной жизнью.

— Я так и подумал, — Пенкин посмотрел в окно. — Рад за твоего мужа. В городе сейчас действительно на удивление тихо. За последний месяц лишь парочка квартирных краж, и то не стоящих внимания. Но я, как старший товарищ, тебе помогу.

— Каким же образом?

— Не спеши. Кофе хочешь?

— Не откажусь.

— Риточка, — позвал Пенкин секретаршу, постаравшуюся незаметно проскочить на свое место, — угости-ка Катерину кофе.

Девушка расплылась в улыбке:

— Разумеется. Вам сварить еще?

— Давай. И сваргань пару бутербродиков, — отдав распоряжения, он повернулся к Зориной. — Так вот, дорогая. Ты теперь знаменитость. Извини, повторяюсь. Короче, вчера мне позвонил некто Хомутов Игнат Вадимович. Слыхала о таком?

— Конечно, — усмехнулась Зорина. — Кто ж его не знает?

Сказав это, она не лукавила. Академика Хомутова, доктора медицинских наук, лауреата всевозможных премий, знал весь город. Блестящий ученый, уже много лет работавший над созданием лекарств, способных помочь зараженным вирусом гепатита С, слыл гордостью Приреченска.

— Рад, что тебе знакомо его имя, — с иронией заметил редактор. — Сама понимаешь, какова сейчас современная молодежь. Кроме компьютерных игр, на уме ничего.

— Спасибо за сравнение, — ответила журналистка.

— Шучу, шучу, — Пенкин махнул рукой, — дело не в этом. Хомутов задумал писать мемуары. Сел за компьютер — и тут оказалось, что не может выдавить из себя ни слова. Тебе не надо объяснять, как это бывает. Многие думают: дескать, научные статьи пишу, а уж художественные книжки — это мне раз плюнуть. А не тут-то было. В общем, звякнул он мне по старой памяти. Когда-то я набивал на нем руку.

— И делали это очень неплохо, — Зорина вспомнила цикл статей об академике, написанных в бытность Анатолия Сергеевича простым журналистом.

— Благодарю, — мужчина галантно поклонился. — Естественно, он предложил мне поработать с ним. Я отказался.

— Почему?

Полные щеки Анатолия Сергеевича покраснели:

— Вот поганка. Ведь все прекрасно понимаешь. Ну не мое это — писать большие произведения. Статейку — другое дело.

Катя знала: главный говорит правду. Если бы он засел за роман или повесть, это ни к чему бы не привело. Стиль профессионала Пенкина был почти так же тяжеловесен, как и у человека, не имеющего отношения к пишущей братии. Несомненно, он многого добился на профессиональном поприще, но только благодаря выдержке и терпению. Обладая каким-то нюхом на сенсации и умением достигать поставленных целей во что бы то ни стало, он пользовался, несомненно, заслуженным уважением. Как-то на очередном сабантуе Анатолий Сергеевич рассказывал о своем пути в журналистику. В детстве он безумно хотел стать военным, однако его мама, воспитывавшая сына одна, не собиралась экспериментировать с его поступлением в высшее учебное заведение. В городском университете на журфаке преподавала родная тетя, постоянно твердившая: ее племянник может считать себя студентом. Это решило все.

«Но я не пройду творческий конкурс», — защищался мальчик. «Пройдешь».

Под руководством родственницы он сделал несколько публикаций, выдержал вступительные экзамены и был зачислен на факультет.

«Я горжусь тобой», — говорила мама, обнимая единственное чадо. Если бы она умела читать мысли! Месяц учебы прошел для парня как в страшном сне. Толя терпеть не мог гуманитарные предметы, из которых состояла программа журфака, и поклялся обязательно осуществить свою мечту. В свободное от учебы время юноша наведывался в военные училища, узнавая о правилах приема и забирая многочисленную рекламную литературу, в изобилии имеющуюся в каждом вузе. Он узнал, что артиллерийское училище в этом году недобрало желающих на один из факультетов, и это не прибавило радости. Ох, если бы его мать не была так непреклонна и не зациклилась бы на блате при поступлении! Однако Анатолий понимал: говорить с ней на эту тему сейчас — только расстраивать. Она все равно не разрешит бросить журналистику. От полного отчаяния спасло сообщение, сделанное деканом: в университете есть военная кафедра, окончившие ее получают звание лейтенанта запаса и при желании могут продолжать службу. Толик воспрял духом, ближайшие два года мечтая только об одном: пусть время летит как можно быстрее.

Однако судьбе было угодно, чтобы в конце концов мальчик полюбил выбранную матерью профессию. Случилось это так. После второго курса студенты проходили практику в городских газетах. Тетя пристроила племянника к своему знакомому, редактору молодежной многотиражки «Мы». Студенту никогда не нравилась эта газетенка с пустыми, но очень патриотичными и патетичными статьями. Молодые приреченцы ее не читали. Дерзкий юноша не преминул сказать об этом главному. Тот снисходительно усмехнулся: «Критиковать все мастера. Сенсацию ему подавай! Ты сам поищи». «И поищу, — сказав это, Толик удивился сам себе: уж где-где, а тут он не собирался выкладываться. Парень открыл было рот, собираясь дать отбой, однако передумал и повторил: — Поищу».

План будущей статьи сложился в уме в одночасье. Тогда, во времена Советского Союза, о таком занятии, как проституция, умалчивали, но она, тем не менее, процветала. Однокурсницы Пенкина вовсю зарабатывали на студентах-иностранцах, оказывая разного рода услуги, а парни посещали два имевшихся в городе притона. За несколько дней, изрядно побегав, Анатолий раздобыл такую информацию, от которой у главного глаза полезли на лоб.

«Классно, — заявил он, прочитав огромную статью. — Жаль, что не пойдет». — «Как это — не пойдет?» — «А ты не понимаешь? — мужчина подмигнул ему. — Ты же сам говоришь: этого у нас вроде не может быть. Те, кто у власти, хотят, чтобы о подобном умалчивалось. Неужто ты надеешься, что они разрешат бросить такую бомбу?» — «И ничего нельзя сделать? — лицо Пенкина утратило краски. «Ничего. Забудь, — редактор похлопал его по плечу. — А за материал хвалю. Прекрасная вышла бы статейка. Вот только стиль у тебя тяжеленный. Тебе об этом никто не говорил?»

Толику стало стыдно. Такого он тоже не ожидал. Главный, заметив его смущение, смягчился: «Не горюй. Это приходит с опытом. У меня набьешь руку».

Далее Анатолий Сергеевич всегда с удивлением отмечал: в этот момент во мне родился журналист. Сбор информации, почти всегда сопряженный с какими-либо трудностями — то с нежеланием интервьюируемых говорить, то с неприятными неожиданностями, — стал вызывать в нем азарт. Через год парень уже не представлял себя на другом поприще. Нерадивый студент стал гордостью университета, публикуясь почти во всех газетах. Мать не могла нарадоваться: статьи ее сына ждали с нетерпением, их любили и с удовольствием читали. Разумеется, после окончания вуза ему предложили работать в самой крупной и солидной газете Приреченска. Стиль молодого дарования тоже со временем отточился. Однажды, переполненный эмоциями, парень взялся за перо, намереваясь подарить городу роман, но вскоре понял: ничего не выйдет. Тяжеловесные синтаксические конструкции словно ждали своего часа, вылетая, как пули, на белый лист. Промучившись две недели, Анатолий сдался, подумав: видимо, литературный дар тоже избирателен. Не каждый поэт может написать хорошую прозу, и не каждый прозаик сочинит великолепные стихи. Что ж, возможно, его удел — статьи. А это тоже немало. Сделав подобные выводы, Пенкин без стеснения делился ими с коллегами, говоря: «Я оставляю вам широкое поле деятельности». Об этом и вспомнила Катя, разговаривая с шефом.

— Давайте вернемся к Хомутову. Вы, как я поняла, ему отказали.

— Совершенно верно. И теперь он хочет тебя, — последние два слова были произнесены с кавказским акцентом.

— Очень хочет? — подыграла Зорина.

— Безумно. И как можно скорее. Вот его визитка, — он протянул девушке картонный прямоугольник. — Место и время встречи оговаривайте сами. Можешь дуть к нему прямо сейчас. Я не ревную.

— Давайте попробуем, — журналистка придвинула к себе телефон и принялась набирать номер академика. Через полминуты в трубке раздался приятный бас:

— Слушаю.

— Здравствуйте, Игнат Вадимович, — начала Катя. — С вами говорит журналистка Екатерина Зорина.

— Здравствуйте, здравствуйте, — по голосу было слышно, что собеседник заулыбался. — А я ждал вашего звонка. Значит, Пенкин вам уже все рассказал. Ну и что? Вы готовы помочь?

— Я готова поговорить на эту тему.

Академик усмехнулся:

— Что же нам мешает встретиться прямо сейчас? Я совершенно свободен. Думаю, ваш начальник не станет вам препятствовать.

— Хорошо. Где?

— Разумеется, у меня дома.

— Как к вам проехать?

Хомутов подробно объяснил, где расположен его дом.

— Буду через полчаса.

— Прекрасно.

— До встречи, — положив трубку на рычаг, Зорина посмотрела на главного. — Ну, я полетела.

Анатолий Сергеевич улыбнулся:

— Вперед. Надеюсь, ты будешь давать мне читать отдельные главы.

Журналистка махнула рукой:

— Непременно. Но давайте сначала послушаем нашего клиента.

— Абсолютно с тобой согласен. Дуй. Диктофончик не забудь.

— Не забуду.

Выйдя из редакции, девушка села в машину и включила зажигание. К ее удивлению, старушка завелась довольно быстро.

— Ты тоже считаешь, что мы хорошо поработаем? — спросила у нее Катя.

Машина тихо урчала.

— Тогда не глохни на дороге, моя любимая, — Зорина хлопнула по рулю и нажала на газ.