Орден Леопарда. Сборник рассказов и повестей

Сергей Кочнев

В сборнике представлены как юмористические, так и разножанровые рассказы, основанные на жизненном опыте и личных впечатлениях автора. Объединяет все рассказы авторский взгляд на описанные события, наполненный юмором, самоиронией, добротой, теплом и любовью к своим героям. Гомерически смешные, неожиданные финалы безусловно являются фирменным авторским коньком.Повести, вошедшие в сборник, можно было бы условно разделить на две части: фантастически-сказочную и художественно-документальную.

РАЗ-СКАЗ-КА

Монолог

— Это я, знаете, что?.. Это я думаю, как вам рассказывать.… Вот… Всё равно, я, вот, не понимаю: почему, когда одни люди врут, то им верят, а я, вот, рассказываю… и… Ай, ладно, вы всё равно мне тоже не поверите.

Я, вот, Юрке Сирину рассказывал — он мне не поверил, хотя мы с ним дружим, и я дал ему за просто так две жевачки с вкладышами и монету с этих… Сель… этих… Сель… ну как их? Сель-шель-ссс-ких островов, с пальмой. А сам он, между прочим, всем в школе рассказывал, что его папа ездил в Париж, а мама — в Японию, и привезли ему электронную игрушку, ну, знаете, такую, с ковбойцами… Ну, там кнопочки нажимаешь, и когда тысячу набираешь, то там все серии «Ну, погоди!» показывают…

Ой! Это же у нас, «Ну, погоди!», а у них там… «Чипс и чупс», что ли?

Я что-то запутался… Я, тогда, завтра начну вам рассказывать, ладно?

А Сирин же врёт! А ему верят. У него папа плотником работает у нас в школе, а мама — каc… кан… этой… ну… кан-стел-ляншей. Ну, вот… Я тогда вам с са-а-амого начала начну, ладно?

Правда, это очень давно было, прошлой осенью.

Я заболел тогда, и мама утром мне горлышко посмотрела и говорит: «Владюшечка, ты сегодня ещё дома посиди, ладно? Я в час приду, покормлю тебя супиком… Только не смотри, пожалуйста, всё подряд по телевизору, хорошо? А то глазки заболят». И ушла.

А я телевизор и не смотрел вовсе, потому что скоро совсем Юрка пришёл — у нас, оказывается, русиша не было — и принёс мне задания и книжку, он брал у меня, а я сам ещё прочитать не успел. Он, когда ушёл, я сразу читать стал. А там, в книжке, два вкладыша было и такая резинка стирательная, знаете, розовая… только не целая, а так, кусочек… Сирин забыл, наверное…

Вот, а потом до самой мамы ничего такого не было, я просто читал, а потом просто стал рисовать и слова писать в облаках… Ну, знаете, когда люди говорят, то рядом в облаках слова пишут, чтобы знать?

Значит, дальше мама пришла и сразу там, на кухне греметь стала. Я и маму нарисовал, только мне не понравилось — мама красивая, я её очень люблю — а у меня некрасивая получилась. Я тогда взял эту резинку и стёр маму. Слышу: в кухне что-то разбилось… и всё.

Я тогда подождал немножко, а потом на кухню пошёл, а мамы — нету. Я всё-всё обсмотрел, даже под столом, даже на лестницу выходил, хотя мама мне не разрешала же. А дверь-то снутри закрыта была. Ну, не могла же мама понести мусор и снутри закрыться, ведь правда, же?

А я, знаете, что? Я, вот, как-то сразу догадался. И не испугался ни сколечки, а пошёл, взял тот листик, ну, где маму стёр, и снова её нарисовал. И слышу в кухне: «Вот раззява! Ну, надо же?! Маленький, подожди ещё немножко: я быстренько пол подотру и супика тебе налью!»

Ой! Я, знаете, как обрадовался?! Только я ничего маме не сказал, а пошёл к ней на кухню и говорю: «Мамочка, ты знаешь, я тебя так люблю! Не ходи больше на работу сегодня, пожалуйста!»

А она всё равно пошла.

Я тогда рисовать стал и стирать. Так интересно, знаете?! Я телевизор нарисовал — его же, чего там, рисовать! И стирать начал. И так здорово! Я, так, сверху стирал, и он сверху вниз, так, пропадал…

Только не насовсем — потом я его снова нарисовал… Ой! Знаете, что?… Я устал чего-то!.. Я погулять хочу. Можно, я вам завтра дальше расскажу, ладно?

— Ой! Мурзик, не мешай! Ну, пожалуйста!.. Ну иди… иди… Я, знаете, что? Я вчера вам вот про что забыл рассказать. Я же потом ещё Мурзика стёр… только не насовсем… Он сим-пан-тин-ченый, мама говорит. Нет, правда, он хороший, только сильно царапается. Я тогда, знаете, что? Я написал: «Мурзик хороший, ласковый, но сильно царапается», а потом взял и про «царапается» стёр. И так здорово! Ну, иди, иди ко мне, я тебе за ушком почешу!..

Ой, самое же интересное! Я же ещё тапочки стёр, а потом, знаете, я чего-то устал и книжку решил почитать, а про тапочки забыл…

Потом я ещё немножко просто так порисовал и поподписывал, и мама пришла. Я тогда резинку в блокнот спрятал… Знаете, у меня такой есть блокнот, с кармашками!.. Мы с мамой поужинали, и я играть пошёл, а к маме тётя Риммочка пришла. Она над нами живёт, только у них с дядей Вовой одна комната и соседи. И тётя Риммочка у себя не курит, а у нас курит, и с мамой они очень долго на кухне разговаривают, потому что они подружки.

А дядя Вова, зато, моряк, он мне жевачек… знаете сколько привозил?! И он всё время в этой… ну… в этом… как его?.. ну, вы поняли, в общем.

А я сначала просто так играл, а потом опять стирать начал. Я сначала просто так стирал разное там, ну, только маленькое, чтоб мама не сердилась… Только вы не думайте, я стирал, а потом снова писал… А потом, знаете что?.. Только вы не расскажете? Правда? Я это… я тётю Римочку стёр… ну, только не её саму, а знаете, что? Я написал: «Тётя Риммочка курит» и «курит» — стёр… Ой, смехотура! Она, значит, маме говорит на кухне:

— Мне Вова потрясающие сигареты привёз! Я их до сегодня ещё не пробовала.

Чего-то они потом пошептались, пошуршали чем-то… «Фирма!» — говорят, — «Фирма!» А потом она вдруг как закашляет. «Ой!» — говорит, — «Какое говно!» Вот честное слово!

А что?! Мы с мальчишками в школе тоже так говорим… Только вы не говорите никому. Ладно?

…А мама ей чего-то строго там зашептала, только я не расслышал…

Ну, ладно!.. Я погулять хочу снова… только вы не обижайтесь — я завтра вам, правда, дальше расскажу, ладно?

Нет. Сегодня расскажу… Только, вот, мне нужно… ну, вы понимаете, куда?

Я сейчас…

Вы ждёте? Сейчас, я пирожок возьму, ладно? Ох! Что-то мне сегодня расхотелось рассказывать… Ладно, я не буду? Нет, ладно, буду… вы подождите немножко, я сейчас за пирожком… Сейчас, попью, ладно?

Попил.

Вы знаете, мне чего-то… стыдно… Ну, про то, что я вам рассказывал… Ну, про то, что тётя Риммочка, там, маме говорила… Вы не рассказывайте никому, ладно? Правда, не надо…

Вот…

Значит, когда тётя Риммочка ушла, мы с мамой уроки делали, а потом до самого вечера ничего не было… А вечером, так здорово, папа приехал! Он, оказывается, быстро там, в своей командировке, всё раздраконил и приехал. Только он нам ничего не сообщал. Это такой подарок. А теперь у него целых пять дней, эти… ну… прогулы, и у мамы прогулы есть, а у меня — суббота, воскресенье, а потом каникулы, и мы все вместе можем к бабушке на самолёте поехать. Он уже, оказывается, билеты купил и телеграмму дяде Славе отправил, чтобы он встречал нас…

Телеграмма, это когда мобильник там… потеряешь, или когда у бабушки в деревне МТС не берёт, вот, чтобы знать, ну там всякое…

Ой! Мы так зыкано собирались, прямо, как в кино. Я блокнот сразу в карман положил и всё время проверял, и всё на месте было. А мы на вокзал приехали, когда уже совсем темно было, даже немножко уже светло стало. А как мы на самолёте ехали, я не помню, потому что я спал.

Мы, когда из самолёта выходили, я сразу дядю Славу увидел, он за забором рукой махал, и зря мама всё время папе говорила, что он на успеет телеграмму получить, он получил, и ждал нас на «девятке». У дяди Славы машина была, знаете, такая, «девятка», и мы с мамой сразу в «девятку» сели, а папа с дядей Славой ещё немножко курили на улице и громко говорили.

Я, когда в машину сел, сразу блокнот достал и резинку проверил, и ничего не потерялось. Только я не рисовал ничего, а мечтал. И знаете, чего намечтал? Вот бы здорово было нарисовать машину, а потом стереть её! И мы бы с мамой на земле сидели бы! Правда, смешно? Только я потом подумал, что маме не смешно будет, и не стал ничего рисовать.

Дядя Слава потом рукой махнул и говорит: «Ладно! Что там, звери, что ли?! Прорвёмся!» И мы поехали. Мы так здорово ехали, как в самолёте, наверное, потому что дядя Слава всё время нас смешил и говорил: «Внимание, уважаемые пассажиры, идём на взлёт!» Я смеялся и в окно всё время смотрел. А мама не смеялась почему-то и меня прижимала к себе.

Мы уже совсем близко к бабушкиной деревне подъехали, а там, знаете, мост через речку. Только там около него много разных машин было и даже автобусы… И людей тоже много стояло, и на другой стороне — тоже. Камни ещё какие-то здоровые лежали… Знаете, такие, с железными крючками?.. И по мосту никто не ехал…

…

Дядя Слава тут тихо-тихо поехал и рукой какому-то дядечке помахал, и тот тоже кивнул… Вот… Я сейчас попью, ладно?

…

Так… Попил…

Мы когда на мост заехали, я блокнот достал и резинку проверил… И тут, знаете, откуда-то дяденька такой бородатый как выскочил и поперёк нам побежал… А потом как выстрелит из чего-то! И сзади нас кто-то тоже как выстрелит! Мама как закричала! Ой, она так сильно кричала и мне голову вниз прятала. А мне нестрашно было, я в окошко смотреть хотел…

И мы тогда не прямо поехали, а так, знаете, где перила, и вниз упали… Ну, не совсем упали… ну, не в воду, а так, знаете, просто по горке перевернулись… И мы с мамой через дверцу на землю выпали…

Я вот, знаете, ни чуточки не испугался… Честно!..

Сверху, на мосте там, так громко все кричали, и ещё даже стреляли… А мама так, знаете… лежит на спине и тяжело-тяжело дышит…

И, знаете, мне тогда вдруг так захотелось написать «земля», а потом стереть… Я даже карандаш достал и даже писать начал, а потом немножко испугался, а потом сильно-сильно испугался, взял резинку и выбросил куда-то, наверное, в воду…

Потом какие-то дяденьки к нам подбежали, стали нам помогать, и всё хорошо кончилось… Только папа ногу сломал и, там, ещё порезался, и мама только ушиблась…

Знаете, у неё ночью теперь всё время спина болит, но ей дядя Вова привезёт на пароходе самое зыканское лекарство, тётя Риммочка обещала…

А дядя Слава, он даже не порезался, только брюки порвал, и сразу к нам побежал и папу из машины вытаскивал…

Вот…

А теперь мне никто не верит… Потому что Мурзик же не умеет говорить… Мама говорит, что тапочки я нарочно спрятал, чтобы босиком ходить… Я, правда, босиком люблю ходить, и не холодно совсем. А тётя Риммочка говорит, что курить она бросила, потому что дядя Вова ей специальное лекарство привёз, и маме показывала, только маме же зачем? мама же не курит… А резинку же я в воду выбросил, её теперь только водолаз может достать… или, там, на удочку…

Мне, вот, только немножко жалко, что я, знаете, чего… Только я это уже потом намечтал… Вот было бы здорово написать, ну там, «война», там, «горе», вот такое вот, знаете, всякое, а потом стереть…

А я у Сирина два раза спрашивал, а он говорит:

— Не знаю, откуда, не знаю… Ничего я в твоей книжке не забывал.

Кс-кс-кс!… Мурзик! Мурзик! Давай я тебе за ушком почешу? Ой!! Всё! Мама пришла!