Судьба Хеопса

Тараксандра

Древний Египет. На фараона Хеопса совершено жестокое покушение. Кто стоит за всеми преступлениями? Мелонис, верховный жрец бога Солнца, ведет расследование. Таинственные храмы, жестокие обряды, встречи с божествами ожидают читателей в новом бестселлере Тараксандры.

Магия Анукет

Еще до восхода солнца покинув дворец, только к вечеру прибыла Анукет к каменоломням, находящимся далеко за стенами Мемфиса. Старая женщина шла, увязая по колено в песке, сгибаясь под тяжестью огромного мешка, который лежал у нее на плечах. Наконец она подошла к одной из пещер, здесь танцовщица остановилась и испуганно огляделась по сторонам, но в этот час Анукет была совсем одна среди пустыни. Вздохнув, словно собираясь с силами, бывшая танцовщица вошла в пещеру. Женщина сделала еще несколько шагов, повернула за какой — то выступ в стене и оказалась в непроглядной тьме. В этот момент солнце зашло, а луна еще не успела заменить дневное светило. Анукет опустила свою ношу на колючий песок, после чего упала на колени.

— О, Демон Дуата, — воскликнула она дрожащим голосом, — явись мне!

Словно вспышка молнии озарила пещеру, и перед Анукет предстала красивая молодая женщина. Глаза появившейся горели красным светом, длинные небрежно распущенные волосы, трепетали, как от порывов сильного ветра, хотя в пещере не было даже дуновения ветерка, в руке она держала зловещие предметы, напоминающие крючья бальзамировщиков.

— Славься, могущественная обитательница Дуата, — проговорила Анукет, еле сдерживая дрожь.

— Чего тебе надо, танцовщица? — грозно спросила обитательница ада.

— Я пришла не за себя просить, но за свою дочь, — сказала решительно Анукет. — Ради нее я осмелилась беспокоить тебя.

— Хорошо, я слушаю, — кивнула Демон Дуата.

— Сделай ее женой Хеопса, — выпалила танцовщица.

Демон Дуата расхохоталась.

— Ишь чего захотела, — сквозь смех проговорила богиня. — Нет, моя милая плясунья, но этого желания я выполнить не могу. Лучше не трать время.

— Но почему? — вскипела Анукет. Вся ее робость исчезла. Она встала на ноги. — Я принесла тебе жертву. — Танцовщица подтолкнула к ногам демона свой мешок.

— Ну-ка, покажи, — заинтересовалась богиня.

Танцовщица взмахом ножа распорола мешок, и на песке оказался труп старого сморщенного старика, в его груди алела еще свежая рана.

— Я сама его убила, — с гордостью проговорила Анукет. — Я это сделала ради тебя.

Демон Дуата еще громче рассмеялась.

— Ну и глупа же ты, плясунья, давно я так не веселилась. Представляю, как ты волокла его по жаре и пыли, рискуя каждый миг самой стать такой, как он. Вот была бы потеха, я получила бы два труппа. Но тебя бы я, пожалуй, взяла.

— Тебе не нравится мой дар?

— Нет. Жители Дуата — не преступники. Мы берем в свой мир грешников, чтобы терзать их там. Я — палач, но не убийца. Мои жертвы — люди, совершившие серьезные преступления, которые только длительными неимоверными страданиями могут быть искуплены. А ты принесла мне старого праведника, чьи годы, к тому же, еще не подошли к концу. Ему, несмотря на возраст, впереди уготована долгая жизнь. Я была о тебе лучшего мнения, Анукет. Уходи, я больше не желаю тебя знать.

Анукет вновь упала на колени.

— Смилуйся! — закричала она. — Ты сказала, что от меня не отказалась бы, если бы я умерла. Тогда забери меня. Убей и делай после, что хочешь. Пытай, казни, разорви мою душу и плоть, я приму это, как милость, только дай моей дочери то, на что она имеет законное право. Она знатна, красива, умна. Она создана быть женой Хеопса, а не эта безродная Хенутсен.

— Я уже сказал тебе, что этого выполнить не могу. Реджедет никогда не будет женой Хеопса, и ты оставь эти мысли. Иначе ты погубишь свою дочь.

Танцовщица упала на песок, в бессилии заливаясь слезами.

— Ты всегда помогала мне. Почему же, почему, ты теперь против меня?

— Я не против тебя, — строго проговорила Демон Дуата, — но спорить с Судьбой не может ни смертный, ни бог, запомни это, Анукет. А, чтобы ты поняла силу предначертанного, я возвращаю жизнь этому старику, и ты отнесешь его обратно туда, где ты убила его. Все. Теперь уходи.

Богиня исчезла. Анукет, наскоро вытерев слезы, кое — как завернула старика в разорванный мешок и, вновь взвалив свою ношу на плечи, вышла из пещеры. Танцовщица принесла его обратно на поле за городской стеной, его козы так и паслись там. Анукет прислонила старика к дереву. Он открыл глаза и с удивлением посмотрел на танцовщицу. Потом низко поклонился ей.

— Тебе что-то нужно, госпожа? — спросил он.

— Уже ничего, — усмехнулась Анукет.

Старик достал свирель и заиграл веселую мелодию, радуясь пробуждающемуся солнцу и чистому небу, и тому, что пока он спал, ни одна из коз не пропала.

Придя в свои покои, старая танцовщица, несмотря на сильнейшую усталость, не легла отдыхать. Она беспокойно ходила из угла в угол, обдумывая какой-то очередной план. Внезапно улыбка скользнула по ее высокомерному лицу. Она достала небольшой ларец и вытащила оттуда пестрые глиняные бусы. Видимо, они пролежали там давно, потому что потускнели. Однако женщина смочила платок каким-то раствором, заботливо протерла каждую бусинку, отчего украшение заблестело так, словно было только что изготовлено. Взяв этот бесхитростный убор, женщина вышла из комнаты. Она направилась в сад, где в одной из беседок нашла мечтающую Реджедет.

— Реджедет, — печально проговорила Анукет, входя к дочери, — мне надо с тобой поговорить.

— Я тебя слушаю, мама, — насторожилась молодая танцовщица.

— Скажи, ты все еще любишь Хемиуниса? — заботливо спросила Анукет.

— Конечно! — воскликнула Реджедет. — Хемиунис — это моя жизнь! Я предпочту умереть, чем расстаться с ним. Но почему ты об этом спрашиваешь? Ты собралась опять говорить со мной о Хеопсе.

— Нет, — покачала головой Анукет. — Я много думала о тебе и Хемиунисе и пришла к выводу, что юноша не так плох. Он умен, трудолюбив, Аменемхат хорошо отзывается о нем. Я думаю, Хемиунис со временем займет высокое положение при дворе.

— О, мама, — с благодарностью воскликнула Реджедет, глаза девушки сияли, — ты поняла, что Хемиунис замечательный! Его невозможно не полюбить. Я рада, что тебе он тоже понравился. А чем больше ты будешь узнавать его, тем больше ты его оценишь.

— Конечно, конечно, доченька, — быстро проговорила Анукет. — Я постараюсь в самое ближайшее время поближе познакомиться с твоим избранником… А скажи, ты все еще хочешь танцевать?

— Да, мама. После Хемиуниса, я люблю танцы.

— Что ж, и в этом я препятствовать тебе не буду, — вздохнула Анукет. — Я обучила тебя великому искусству танца, у тебя будет дочь, и ты научишь ее, она — свою. И так мое знание, мое мастерство не пропадет в веках. Я разрешаю танцевать тебе. И в ближайший же праздник покажи все, что ты умеешь.

— Мамочка! — взвизгнула предельно счастливая Реджедет, порывисто обнимая мать.

Слезинки блеснули на глазах старой танцовщицы, но она быстро взяла себя в руки.

— Это еще не все, — она достала из маленького мешочка, который во время разговора прятала за спиной, те самые бусы. — Я начинала свою деятельность в этом ожерелье, и оно принесло мне счастье, — сказала Анукет. — Я хочу, чтобы теперь оно стало твоим талисманом. Носи его, моя девочка, — Анукет одела его на девушку.

— О, мама, прости за все грубости и дерзости, что я говорила тебе! — прошептала растроганная Реджедет. Она почтительно поцеловала руку матери.

— Ладно, ладно, моя красавица, — пробормотала Анукет, — лишь бы ты была счастлива.

Танцовщица повернулась и, скрывая набежавшие слезы, поспешила выйти из беседки.

Она шла, погруженная в свои мысли, и даже не заметила, как вновь оказалась во дворце. Все еще находясь в раздумьях, Анукет нечаянно наткнулась на Хеопса.

— О, мой царь! — воскликнула она, падая ниц. — Прости меня! Я стала совсем стара и плохо вижу.

— Встань, Анукет, — улыбнулся Хеопс. — Это я должен просить у тебя прощение. Я как был неповоротливым увальнем, так им и остался. Помнишь, как ты учила меня танцевать? Мне не давались твоя пластика и гибкость. Дядюшка Снофру за это часто сердился на меня и называл пещерным медведем… Однако у тебя слезы на глазах. Почему ты плачешь?

— Не обращай внимания, мой царь. Ты еще так юн, но, когда станешь отцом, поймешь заботы родителей.

— Ты поссорилась с дочерью? Я прикажу Реджедет с почтением относиться к тебе.

— О, ты безмерно добр, мой царь. Но она не сделала мне ничего плохого. Это я плохая мать, что не смогла уберечь мое единственное дитя от болезни.

— Реджедет заболела? Я позову Мелониса, чтобы он осмотрел ее.

— Нет, мой царь, боюсь, что это не та болезнь, которую сможет исцелить мудрый Мелонис. Моя дочь влюбилась.

— Ну, это не так страшно, — засмеялся Хеопс. — Любовь — это самая приятная болезнь, от которой, я пожелал бы Реджедет, как можно дольше не выздоравливать.

— Увы, пресветлый царь, избранник не доступен моей дочери.

— Почему же? Он знатен? Богат? Требует большого приданого? Я дам ей все, что нужно. Зови сюда этого дерзкого, посмевшего мучить твою дочь.

— Я не могу его позвать. Она влюбилась в бога.

— В бога? Это интересно. Впрочем, божества милостивы. Я знаю, они иногда сходят к смертным. Желание Реджедет не так уж безнадежно. И кто же из богов пленил сердце твоей дочери?

Анукет почтительно опустилась на колени.

— Ты, мой великий царь, — сказала танцовщица.

— Нет, этого не может быть! — растерялся Хеопс. — Мы знаем друг друга с детства, она мне, как сестра. Мы играли вместе…

— И все же она влюблена в тебя, лучезарный царь. И всегда любила, но я научила несчастную девочку скрывать свои чувства. Она страдает и молчит. Любовь съедает бедняжку. — Анукет обхватила ноги фараона. — Умоляю, пресветлый царь, поговори с Реджедет, скажи ей сам, что не любишь. Найди слова, потому что я, как мать, могу только утешать ее.

— Конечно, уважаемая Анукет, если у Реджедет все так далеко зашло, я поговорю с ней. Зови ее ко мне. А, впрочем, нет, я лучше сам пойду к ней и, как преданный брат, объясню, что она ошибается.

— О, царь царей, — вскричала Анукет, — пусть все милости богов прольются на твою благословенную голову!

— Где сейчас Реджедет?

— Я видела ее в саду, в беседке, возле озера.

— Хорошо, я иду к ней.

Хеопс удалился. Анукет, не поднимаясь с колен, сложила молитвенно руки.

Реджедет сидела в беседке и рассматривала яркие бусины. Странная истома охватила ее тело. Девушка чувствовала себя предельно счастливой. Солнце светило сквозь деревья, образуя из теней листьев причудливые узоры, ветерок навевал приятную прохладу от озера, негромко пели птицы. Звуки и запахи сада, словно опьянили Реджедет. Грезы и явь сплелись перед ее затуманенным сознанием. Хеопс подошел к ней.

— Хемиунис, — блаженно улыбнулась Реджедет.

— Мне Анукет все рассказала, — недоумевая, проговорил фараон.

— Она не против, — находясь в своих грезах, засмеялась юная танцовщица.

— Ты мне, как сестра Реджедет, — сказал Хеопс. — Я не люблю тебя. У меня есть жена.

— Ты женат? — пробормотала Реджедет. — Что ты говоришь? Ты все это время обманывал меня? Ты ведь шутишь? Когда ты успел жениться?

— Да что с тобой, Реджедет? — воскликнул Хеопс. — Неужели ты действительно сошла с ума?

Он тронул за плечо девушку, она смотрела на него, но глаза ее были пустые, словно душа находилась в ином мире.

— Хемиунис, — вновь улыбнулась Реджедет, — я очень люблю тебя.

— Мой повелитель, — внезапно услышал Хеопс почтительный, но настойчивый голос.

Хеопс обернулся, за его спиной стоял Мелонис.

— Тебе не стоит быть здесь, — сказал жрец.

— Хорошо, что ты пришел, — обрадовано проговорил фараон. — Кажется, Анукет, была права, когда сказала, что Реджедет заболела. Посмотри на нее, — фараон кивнул на блаженно улыбающуюся девушку.

— Я сейчас во всем разберусь, иди же, мой царь.

Хеопс, оглядываясь на склонившегося над девушкой Мелониса, не очень уверено пошел прочь.

Верховный жрец Ра несколько минут внимательно смотрел на что-то бормочущую Реджедет, потом осторожно снял бусы и тихо покинул беседку. С ожерельем Мелонис пришел к Анукет.

— Не губи свою дочь, — строго проговорил он, протягивая дурманящее украшение женщине.

Анукет дико сверкнула глазами на жреца.

— Я не понимаю тебя, чужеземец, — сказала она.

— Ты все понимаешь, — усмехнулся Мелонис. — Ты пропитала свои бусы опьяняющим зельем, чтобы несчастная Реджедет, окутанная грезами, отдалась не тому, кого любит. Но твои уловки напрасны. Оставь дочь в покое, иначе произойдет непоправимая беда. Или тебе еще твоя покровительница из Дуата не сказала, что у Реджедет нет судьбы с Хеопсом?

— Ты непозволительно много знаешь, — прошипела Анукет.

Мелонис заметил, что руки у старой танцовщицы задрожали.

— Я не выдам этот твой секрет, — сказал жрец, — но держись подальше от Хеопса, и пусть Реджедет сама выбирает себе возлюбленного.

Мелонис ушел. Анукет тряслась в бессильной злобе.

Реджедет проспала в беседке до самого вечера. Уже солнце опускалось за горизонт, когда девушка открыла глаза. Она с удивлением оглянулась вокруг, потом провела по груди, но ожерелья не обнаружила. Девушка печально вздохнула. Однако тут же ее глаза вновь повеселели. К беседке шел Хемиунис. Танцовщица выпорхнула ему навстречу.

— Любимая, — воскликнул юноша, — я весь день был так занят! Хеопс планирует большое строительство, и у нас с Аменемхатом много работы. Я только недавно смог освободиться и сразу пошел тебя искать. Мелонис сказал, что видел тебя здесь.

— Мне приснился такой странный сон, — проговорила Реджедет, обнимая Хемиуниса, — что будто мама одобрила нашу любовь и даже подарила мне свое ожерелье — талисман. А потом пришел ты и стал говорить жестокие вещи, что женат и вовсе не любишь меня. Это правда? — девушка испуганно смотрела в глаза молодого архитектора.

— Тебе приснился кошмар, моя ласточка. Я не женат и в моем сердце есть только ты. Успокойся, мой свет, и забудь этот сон. Я буду защищать тебя от всех ужасов дня и ночи.

Становилось прохладно. Архитектор снял свой греческий плащ и заботливо накинул его на смуглые плечи хрупкой Реджедет.