Близкая даль. Мистический роман

Татьяна Катушонок

События происходят в деревне, в 1940–1941 годах. Накануне войны активизируются мистические силы, и герои романа сталкиваются с необычными феноменами. Дружба, любовь, в том числе к Родине, чувство патриотизма – красной нитью проходят через произведение, а мистические истории заставляют задуматься, что в жизни не все так просто, как кажется на первый взгляд. Многие истории, описанные в книге, имели место в реальной жизни, происходили с автором, его родными и близкими.Полная версия.

ГЛАВА 18

ЕЩЕ ИЗДАЛИ ПАНТЮШИН увидел односельчан, толпившихся у крыльца правления колхоза. По шуму и возгласам, доносившимся до слуха мужчины, он догадался, что люди чем-то серьезно обеспокоены. Подойдя ближе, старый охотник убедился, что его подозрения не беспочвенны.

— Здорово, мужики! — поздоровался Михаил. — Председатель у себя?

— Где ж ему быть?.. Слышишь — указания дает, — ответил Федор Селистратов, протягивая Пантюшину руку для приветствия.

Кондратий Кудрешов, куривший под окном конторы самокрутку, кивнул Пантюшину и, откашлявшись, произнес:

— Тебе, я гляжу, тоже дома не сидится…

— Усидишь тут, ночью такое светопреставление было — до утра глаз не сомкнул. Какой ураган был! Я такого на своем веку не припомню…

— Никто из старожилов такого ненастья не помнит, — вынув «козью ножку» изо рта, заметил Антон Сивоха.

Дверь здания правления колхоза открылась, и на крыльцо, убитая горем, вышла Дарья Круглова. Женщина обхватила голову руками и во весь голос запричитала:

— Что же это, люди добрые, делается? Как это называется, когда честных граждан лишают нажитого добра…

— Никто тебя, Дарья, ничего не лишает, — выйдя на крыльцо вслед за женщиной, произнес Дубов. — Не ты одна в эту ночь пострадала, у нас кого ни возьми — сплошь утраты да разорение…

— О чем это она? — поинтересовался у Антона старый охотник.

— Шут ее знает, — пожал плечами мужчина. — Слышал — сказывала, что хорек у нее этой ночью всех кур погрыз, а ураган разворотил бревенчатый сруб, который был сделан вокруг колодца, и засадил внутрь стог сена.

— Вон оно что… — кивнул Пантюшин.

— А я, мужики, думаю, что не хорек это был, а ласка… — высказал предположение Федор.

— Нет, — возразил Пантюшин. — Это не ласка. Этот зверь кур потрошить не будет. Вот если молоко у коровы пропадет — тут совсем другое дело. Она не прочь молочком полакомиться…

— А может, это куница? — задумчиво произнес Федор. — Я их в этом году летом видел… Ох, и красивый же зверь! К тому ж еще хитрый…

— Красивый-то он — красивый, да только ласковый, как волк сивый… — ухмыльнулся Сивоха. — В прошлом году у Митрофана Брагина куница за ночь такого натворила — всех кур передавила. Открыла Глафира утром курятник, а там как на Куликовом поле…

— Надо же, — покачал головой Пантюшин. — Работает человек, работает, а какая-то зверюга придет и пустит труды человека под хвост…

Мужики переглянулись. В деревне была известна хозяйская струнка старого охотника и то, какое большое, требующее неустанного труда хозяйство он держал, невзирая на свой преклонный возраст. Не раз сельчане подтрунивали над мужчиной по поводу того, что на тот свет ему всего добра не забрать, но Пантюшин пропускал мимо ушей шутки односельчан и оставался верен своим принципам.

— Нет, мужики, это мог сделать только хорек, — поразмыслив, высказал новую версию Федор. — По описанной Дарьей картине можно утверждать, что это был именно он, и, может, не один, а целый выводок, потому как только хорек головы курам отгрызает.

— Да зверь он, вроде, и не крупный, а беды натворить может, — согласился Антон. — Главное, извести его трудно… Отец сказывал, что капканом эту тварь не взять — хитрый, зараза… Лакомство из капкана съест, а сам уйдет. Говорил, что для того, чтобы отвадить его от жилья, надо найти гнездо и разорить его — иначе с ним не справиться…

— Так гнездо еще найти надо! Хорек — зверь умный, знает, где его схоронить… — ухмыльнулся Федор.

Дубов выслушал рассуждения односельчан и произнес:

— Как вам только махорка глаза не выела?.. А ну, кончайте перекур!..

Дарья в растерянности посмотрела на председателя и, схватив его за запястье, запричитала:

— А как же я? Меня ураган жилы жизни лишил… Живем на хуторе, рядом — ни реки, ни ручейка, ни озера…

Дубов высвободил свою руку, потер покрасневшее запястье и, покачав головой, произнес:

— Ну и хватка у тебя, Дарья…

— А мне, товарищ председатель, хлипкой быть нельзя, — с вызовом заявила женщина. — Я сама и землю пашу, и траву кошу, и сено на себе ношу… Мне расслабляться нельзя, муж мой погиб в Гражданскую войну, я одна детей воспитывала, — на глазах Дарьи выступили слезы.

Мужчины почувствовали себя неловко. Каждый укорял себя за черствость и невнимание по отношению к женщине. В памяти сельчан всплыл образ веселого, работящего, преданного делу революции Василия Круглова, геройски погибшего в 1920-ом году. «Что это я с ней так?» — смутился Дубов.

— Ты вот что… — произнес мужчина. — Ступай домой, приводи все в порядок, а я распоряжусь, чтоб вам подвезли бочку с водой…

Женщина вытерла концом платка слезы и с благодарностью посмотрела на председателя.

— Прости меня, Петр Иванович, не знаю, что на меня нашло… Даже когда муж погиб — не плакала, бабы уговаривали — поплачь, легче станет, а я не могла… Душа зашлась от боли, словно камень в груди застрял, не знала, как жить, где найти силы, чтоб пережить свалившееся на меня горе…

Дарья тяжело вздохнула, промокнула концом измятого платка слезы и добавила:

— Тогда выдержала, а теперь растерялась… Хлев да изгородь мои сыновья отремонтируют, а что с колодцем делать — ума не приложу. Он был дорог мне как память о Василии. Где теперь воду брать? Ума не приложу…

Женщина спустилась с крыльца и, понурив голову, пошла на хутор. Плечи ее осунулись, а платок, словно флаг, призывно трепетал на ветру. «Бедная женщина, — глядя односельчанке вслед, подумал Пантюшин, — сколько лет прошло, а она все по своему Василию тоскует, сколько женихов к ней сваталось — всем отказала».

— Вот что, председатель, — произнес мужчина, — коль такое дело — предлагаю свою помощь…

— Слушаю тебя, Терентьич… — оживился Дубов.

— Думаю, надо сходить на хутор и разобраться, что к чему…

Председатель прямо просиял.

— Вот ты бы и сходил… Лучше тебя никто в этом деле не понимает.

Пантюшин был известен в округе как специалист по обнаружению подземных водных жил и рытью колодцев — в этом ему не было равных. Когда сельчанам требовалось определить место рытья колодца, все обращались за помощью к старому охотнику. Люди считали, что старик обладает редким даром.

— Разобраться — еще полбеды… — задумчиво произнес Пантюшин. — Разберусь, а дальше что? Стар я колодцы рыть…

— Ты сначала сходи, посмотри, что да как, а потом мы с тобой потолкуем… — ответил Дубов.

— Что ж это получается, вроде как в разведку сходить? — усмехнулся старик.

— А хоть бы и так…

— Ты, Петр Иванович, власть — тебе видней… — ответил Пантюшин. — Ну так я схожу за инструментом…

— Давай, видишь — всех людей в колхозе задействовали, даже стариками не брезгуем. Ситуация такая…

Председатель проводил старика взглядом и, обращаясь к собравшимся мужчинам, скомандовал:

— Пошли! Не то мы тут до вечера просидим… Вот едрен корень, чуть не забыл…

Дубов открыл дверь конторы и крикнул:

— Епифан! Слышишь?..

— Ты меня звал?.. — выйдя на крыльцо, спросил счетовод.

— Вот что — сходи на конюшню и распорядись, чтоб выделили лошадь с подводой. Пусть возьмут бочку, наберут в реке воды, наполнят бидоны колодезной водой и отвезут…

— Куда? — поинтересовался счетовод.

— На хутор Кругловым. Если дома сыновей не будет, пусть мужики помогут хозяйке перелить воду в деревянные бочки… Остаешься здесь за главного, где меня искать — знаешь…

— Не волнуйся, Петр Иванович, сделаю, как сказал, — заверил счетовод и скрылся в глубине дома.

Мужики плотной стеной обступили Дубова и, шлепая по дорожной грязи кирзовыми сапогами, отправились на работу.