Отравленное очарование

Тео Самди (2024)

Франция, конец 60-х. На этот раз героини серии «Лирики частного сыска» — молодой адвокат Каролина Жеральд, модель Николь Тэссон и издатель модного журнала Люси Лемэр — принимают приглашение своей общей подруги, графини Элеонор Де Жолли, на отдых в ее средневековом шато, затерянном в Альпийских горах. Но мечты подруг о безмятежном отдыхе рушатся уже в первый вечер. Убийство. Шато, изолированное от внешнего мира непогодой, становится ловушкой для гостей и постояльцев замка. Кто следующая жертва? Графиня? Жена влиятельного политика или журналистка? Фэшн-фотограф или модель? У каждой из них есть свой маленький секрет, достойный стать веским мотивом для преступления и сделать из его хозяйки жертву или преступника. Убийца среди гостей. Но кто из них проживет достаточно, чтобы узнать, кто это? И доживет ли убийца до того, чтобы быть раскрытым?! Есть всего четыре дня…

Глава 5

Просторная гостиная была окутана приглушенным светом торшеров и настольных ламп. Тяжелые бархатные портьеры едва сдерживали шум дождя, и в сочетании с доносившимся откуда-то легким джазом, создавалась атмосфера небольшого уютного кафе. Только мебель в стиле Людовика XV, пожалуй, ненавязчиво напоминала, что, если вы еще не в музее, то уже не в “Прокопе”¹⁰.

Центром внимания гостиной был солидный камин, обрамленный массивной мраморной отделкой. Полка над камином была настоящей сокровищницей изысканных безделушек и воспоминаний: пара канделябров по бокам, а между ними, бронзовые каминные часы в стиле того же Людовика, что и мебель, фотографии в рамках, фарфоровые статуэтки, вазочки и шкатулки. Пламя в камине ласково разгоняло холод осеннего вечера, наполняя гостиную приятным теплом и уютом.

Гости разбрелись по залу и рассматривали картины на стенах и безделушки на камине.

Войдя в гостиную, Жаклин не удержалась, чтобы не присвистнуть:

— Сколько же тут картин!

— О! Это только часть. Из последних, самых “молодых”, — весело ответила Элеонор. — Ранние картины уходят датой написания так глубоко в историю, что иногда мне кажется, если покопаться в округе, можно найти наскальную живопись, с портретом одного из моих родственников в набедренной повязке. Хотя, я не права, копаться пришлось бы в Бельгии.

— В Бельгии? — удивилась Шанталь. Модель рассматривала фотографии на камине.

— Да. Наш род берет свое начало в Бельгии. Это о-о-очень длинная история, но вкратце — в XVI веке, еще до восстания 1566 года, мои предки сбежали во Францию и со временем возвели этот замок.

— Вот это ты сократила! — весело восхитилась Люси.

— Опыт, — улыбнулась Элеонор.

— Как интересно! — казалось, что Шанталь действительно заинтересовала история хозяйки замка.

В этот момент в гостиную вошла горничная с подносом в руках, на котором стояли чашки, сахарница, кувшинчик со сливками и френч-пресс, наполненный свежеприготовленным кофе. Подойдя к рассматривающей на камине фотографии Ивон, Марьяна ловко, взяв поднос в левую руку, правой — наполнила кофе одну из чашек:

— Сливки, мадам?

— Нет, спасибо, — ответила Ивон и положила пачку сигарет с зажигалкой на каминную полку. Потом, бросила пару ложек сахара в чашку кофе на подносе и поставила ее рядом:

— Спасибо, Марьяна.

Горничная присела в непринужденном книксене и продолжила обход гостей.

— Девочки, это очень интересный кофе, — обратилась Ивон к присутствующим. — Называется “Копи-Лювак”.

— Ой, ой! Я слышала о таком! — прервала ее Элеонор, присаживаясь вместе с Люси за небольшой кофейный столик. — Это не тот ли кофе, который, маленькие зверьки, вроде хорьков, кушают, а потом, те зерна, что не переварили, как бы это сказать…

— “Отдают”, — дополнила Ивон. — Вот эти зерна потом собирают и обрабатывают.

— Надеюсь, их хорошо промыли?

Шутка Люси удалась, по гостиной прокатился смех.

Горничная подошла к Люси и Элеонор, наполнила две чашки. Ритуал “сливки, сахар, книксен” повторился.

— Спасибо, Марьяна, — сделав глоток, Элеонор причмокнула языком, чтобы полностью оценить вкус напитка. — Какой аромат! Какой мягкий вкус! — она поставила чашку на столик.

Марьяна, между тем, налила кофе Каролине и Николь. И снова: “сливки, сахар, спасибо, книксен”.

Элеонор предложила Люси сигарету. Они закурили и удобно расположились в креслах. Люси выпустила дым:

— Хорошо.

Заметив, что подруги курят, Ивон взяла пачку с камина, но обнаружив, что она пуста, бросила ее в огонь. Она подошла к столику Элеонор и расположилась в кресле напротив:

— Нравится? — Ивон закурила предложенную хозяйкой шато сигарету.

— Это великолепно! — Элеонор мечтательно закатила глаза.

В это время Марьяна, обслужив рассматривающих фотографии на камине Жаклин и Шанталь, и убедившись, что никого из компании не упустила, осталась стоять у входа в гостиную, поставив поднос на небольшой столик, стоящий неподалёку.

Вечер продолжался. Дождь и джаз сливаясь с неразборчивыми разговорами, доносящимися из разных уголков гостиной, создавали не монотонное, но уютное гудение, сопутствующее приятным вечерам в хорошей компании. Аромат кофе и сигарет бодрил слегка разомлевших за ужином гостей.

Жаклин заметила что Арлен, в полном одиночестве рассматривает картину в другом конце гостиной. Упустить такой момент журналистка была не в силах, профессия брала свое. Словно гончая, взявшая след, Жаклин целенаправленно, но сдержанно, стараясь не выдавать своего интереса, двинулась в сторону фотографа.

— Мрачноватый портретик, — произнесла Жаклин, остановившись за спиной Арлен.

Фотограф не обернулась:

— Да. Немножко света ему бы не помешало.

Из той части гостиной, где расположились хозяйка и Люси с Ивон, донёсся смех.

— Арлен, — стараясь говорить как можно более непринужденно обратилась Жаклин к фотографу, — ты не знаешь, что это произошло между Ивон и Люси? Почему они все время цапаются?

— Удивительно, что ты не знаешь, — Арлен продолжала смотреть на картину.

Журналистка придвинулась и встала сбоку от Арлен. Тоже всмотрелась в картину:

— Ну, так скажем, не до конца, — журналистка пригнулась. Ее голос звучал так, будто она описывала случайно найденный мазок художника, менявший смысл всего произведения и чрезвычайно заинтриговавший всё художественное сообщество, и ее лично. Жаклин чуть не вперлась носом в картину, стараясь показать, что именно она является предметом её интереса.

Арлен, наконец, обратила на нее внимание. Ее брови слегка сдвинулись, но в глазах играла ирония. Ее позабавила конспирация Жаклин:

— У них ссора еще с университета тянется.

— Они вместе учились? — Жаклин не выходила из образа художественного эксперта.

Арлен подняла взгляд на картину и безучастно продолжила:

— Да, Ивон и Люси дружат с детства. Они учились в одном классе, а затем поступили в университет, где познакомились с Элеонор, она старше них на два года. Там же учился и Мишель, который стал потом мужем Люси. Так вот, Ивон считает, что Люси увела у нее Мишеля.

Жаклин повернула голову и снизу посмотрела на Арлен:

— И что? Так оно и было?

Фотограф посмотрела на нее сверху и едва сдержала улыбку:

— Да кто его знает? Женился-то он на Люси, а Ивон так ей простить этого и не может.

— Все вынюхиваешь? — раздался голос Николь. Проходя к камину, она остановилась у Арлен за спиной и посмотрела через ее плечо вниз на сгорбившуюся журналистку.

— Кто бы говорил, — усмехнулась Жаклин разгибаясь.

— Согласна. Только цели у нас с тобой разные.

— А я думала одна — правду искать.

Разговор проходил так спокойно, что Арлен даже не думала отрываться от картины, воспринимая его, как легкое музыкальное оформление к просмотру, ну, или, объяснения экскурсовода, которые никто не слушает.

— Тоже верно, — улыбнулась Николь, — Только правда твоя — вся дерьмом облеплена, вот как кофе этот, когда из хорька выходит, — Николь поднесла чашку с блюдцем нарочито близко к носу журналистки. Очень близко. Модель продолжала нежно улыбаться:

— Но ни пользы от нее, ни удовольствия. Поэтому и цели у нас с тобой разные. Ты деньги делаешь, а я людям помогаю.

— Только не надо строить из себя золушкину крестную! — Жаклин на всякий случай, сделала пол-шага назад. — Не на халяву людям-то помогаешь!

— Каюсь. Денежную систему у нас никто не отменял, — бросила Николь через плечо, продолжив движение в сторону камина, где Каролина рассматривала часы.

— Кстати, зверек этот не хорьком зовется, а циветтой, — выдала вслед модели Жаклин.

— Какая разница? — не оборачиваясь бросила Николь, — хорек, циветта? “Оно”-то — всё одного цвета.

— Ты про нее писала? — посмотрела на журналистку Арлен.

— Циветту?

— Николь.

— Да поняла я, — Жаклин ухмыльнулась. — Было дело, — она задумалась. — Че-то, все злые такие стали.

— Так, ты ее не медом, наверное, мазала.

— Марьяна, пожалуйста, можно мне еще чашечку? — донесся голос Элеонор.

— И мне, пожалуйста, — добавила Люси.

Горничная подошла к столику хозяйки и забрала чашки:

— Я приготовлю свежего, мадам.

— Марьяна, и мне, пожалуйста. Я свой кофе так и не попробовала и он, наверняка остыл, — Ивон обернулась в сторону камина, где Николь и Каролина рассматривали фотографии. — Там — на камине.

— Хорошо, мадам, — горничная быстро присела в книксене и направилась к камину за чашкой Люси.

— Все хотела спросить, — повернулась Ивон к Люси, — Ты что, адвоката-то за собой всё время таскаешь? Своих мозгов не хватает?

— Чтоб от дураков защищала.

— Помогает?

— Похоже, не очень. Вот с тобой разговариваю.

Ивон хотела что-то ответить, но со стороны кухни донёсся звон бьющейся посуды, заставивший ее прерваться.

Гости насторожились.

— Веселенькие у тебя чашки Нора, — подмигнула Люси хозяйке. — Бьются — что колокольчики звенят.

— Может, случилось что? — Элеонор приподнялась в кресле и довольно громко спросила: — Марьяна? Марьяна, что случилось?

Ответа не последовало. Элеонор поднялась и направилась к выходу из гостиной.

Николь и Каролина переглянулись.

В это мгновение из коридора донесся сдавленный крик Элеонор.

Каролина бросилась на голос графини.

Примечания

10

Кафе «Прокоп» (фр. Le Procope) — старейшее кафе Парижа. Находится в Латинском квартале, на улице Ансьен-Комеди (rue de l’Ancienne-Comédie), недалеко от бульвара Сен-Жермен. — Википедия