Эйдос непокорённый

Юлиана Королёва (2018)

Рыжик живет на планете Эйдос в изолированной религиозной общине, где учат, что мир за стенами мёртв. Пытаясь докопаться до правды, она находит доказательства обратного и наталкивается на загадочный артефакт, который срастается с ней. Теперь, по закону общины, Рыжику грозит смерть. Единственный способ выжить — сбежать и выяснить, с чем она столкнулась, пройдя по миру, о котором она знает только из книг. Ей придётся выяснить, кто раньше жил на Эйдосе, что за катастрофа произошла на планете, а главное — какое наследие оставили давние предки, и какое отношения ко всему имеет она.

Глава 5. Чёрная смерть

Таращусь на шкатулку. В голове не укладывается, будто всё сон или случилось с кем-то другим. «Чёрная смерть» заставляет кровь стынуть в жилах в буквальном смысле. Убивает медленно, парализует тело, запирая сознание в неподвижной оболочке. Отделяет духовное от материального, будто хищная тварь, которая переваривает жертву изнутри. Святоши не марают рук, их хитрый ритуал заставляет приговорённого принять яд. Потом моё тело поместят в древнюю ритуальную машину, похожую на саркофаг, через год появится младенец, ей дадут моё имя… Ведь только так здесь появляются дети. Только через перерождение.

Не может быть, чтобы всё закончилось.

— Вам врут! Вы тут заперты! А за стеной настоящая жизнь! — ору я в толпу, раз уж нечего терять. Кто-то смеётся, кто-то хмурится. — Подумайте сами!

Безымянные сёстры быстро являются на мои крики. Удушливая маска возвращается на лицо, и теперь орать нет смысла, маска всё заглушит. Оковы защёлкиваются на запястьях, и меня проталкивают через толпу, как упрямого барката. Сестра впереди, вторая замыкает строй, где-то позади мелькает Мирим, стараясь не отставать. Мы быстро шагаем сквозь расступающуюся толпу аллидионцев, подметающих подолами балахонов идеально выточенные каменные ступени. Кто-то пытается протиснуться ко мне, не знаю зачем, может, чтобы надавать тумаков. Его вряд ли подпустят. Мои подруги, которых я теперь по праву могу назвать бывшими, шарахаются, словно боятся подхватить заразу. Для них осквернивший святыню нечист духом, всё равно что заразен. И Совет ясно показал: впредь тот, кто нарушит правила, подцепит мою инфекцию и отправится следом в небытие.

Площадь и люди быстро остаются позади, гомон толпы смолкает, едва конвой проводит меня через мост. Мир мутной полосой плывёт перед глазами. Я ничего не вижу, не слышу и не чувствую, словно меня поместили в огромный воздушный шар и тянут на верёвке. Лишь надеюсь, что сейчас подует спасительный ветер, вырвет меня из цепких пальцев обители и унесёт подальше.

Нужно бежать. Куда? В Башню и броситься с платформы вниз головой? Нет, Мирим что-то говорил о проломе в стене, предлагал бежать именно туда. Но где он? Может, под одним из обвалов? Тогда к нему не подобраться.

Не замечаю, как оказываюсь в келье. Сёстры бормочут нелестное о моих умственных способностях. Что следовало, а что не следовало делать, и как доблестная Батья-Ир пыталась помочь мне, недостойной, которой вообще следовало отрезать язык. Их слова хлещут пощёчинами, но я не обращаю внимания, голова занята другим.

— Ну хватит уже. — Мирим отталкивает обеих сестёр и обнимает меня тощими, как палки, руками.

Сколько бы я ни пыталась его откормить, всё такой же костлявый. Но хотя бы живой, силы прибавил и по росту меня догнал.

— Прости меня, Рыжик! Я не хотел, чтобы так вышло!

Хочется обнять в ответ, но мешают оковы. Слова не идут, мыслей нет, кроме как о способе выкрутиться.

— Никто не хотел, — бормочу я. — Кроме Совета и Батьи-Ир.

— Ты переродишься и вернёшься, а я расскажу, что случилось, — говорит он, и по бледным щекам катятся слёзы. — Ты ведь сделала это для меня, когда я умер в прошлой жизни.

Да, но вырос он совсем другим и ничего не помнит о себе прежнем. Я хочу рассказать, как его предшественник погиб, спасая детей, забравшихся на парус Башни на спор, но каждый раз умалчиваю, потому что кажется, — это не его история. И те воспоминания — лужа крови на чёрной каменной плите, удушающий железный запах забивается в лёгкие так, что невозможно вдохнуть. Он не шевелится, и я не могу сдвинуться с места. При каждом воспоминании желудок сдавливают невидимые пальцы, меня мутит, сознание уплывает.

— Рыжик? — пробивается сквозь муть беспокойный голос Мирима.

Я фокусируюсь на нём, глубоко вдыхаю, справляясь с приступом. Мирим похож на себя прежнего только внешне: те же добрые глаза, светлые волосы, веснушчатый нос, улыбка, при виде которой веришь в добро в людях, но характер совсем другой — более сдержанный и послушный, привычки — и те другие. Может, дело в том, что я недостаточно хорошо помню того — взрослого, а этот ещё ребёнок? В любом случае жизнь того Мирима оборвал несчастный случай, а этот ничего не помнит о прошлом. Никто из нас не помнит своё прошлое.

— Тебе не позволят. — Треплю его лохматую русую макушку, стараясь не ударить цепью по лицу. — Рассказывать запрещено, а ты любишь правила.

— Эти правила тебя погубили! В баркачий зад такие правила! — Мирим утирает нос рукавом. — Сбеги, умоляю тебя! Я постараюсь помочь.

— Не подставляйся. Батья-Ир приговорит и тебя. Не надо.

Он шепчет ещё что-то неразборчивое, но сёстры оттаскивают его от меня и уводят.

Он прав, побег — единственный выход, ведь сдаваться на милость святош я не собираюсь. Что там говорилось в архивных записях про пролом? Небольшая группа химиков-бунтарей искала ворота, но не нашла, зато подорвала искусственный участок между скал, служащий барьером. Их завалило, выжил и сбежал только один. Доверенные отправились на поиски, но никого не нашли, только Демиурги знают, что с ним стало. Замёрз, утонул, умер от голода или его разорвали дикие звери. Разумеется, он не переродился. Реинкарнация возможна только в Аллидионе, а за его стенами любого ожидает лишь ужасная, конечная смерть, и все здесь свято в это верят.

Пролом заложили камнями, всё заросло лесом и со временем забылось. Сто лет прошло как-никак. Или двести? Как раз недалеко от оранжереи есть старые заросли, горкой поднимающиеся к стене. Не исключено, что именно за ними прячется спасительная дыра.

Мысль о проломе возвращает меня к жизни, будто всё это время чьи-то невидимые руки сжимали горло и вдруг отпустили. Я снова дышу, вижу, слышу, чувствую и понимаю — вот он шанс. Нужно проверить.

Но чрезмерное воодушевление быстро спадает. В мире вокруг Аллидиона может быть что угодно: как джунгли с дикими зверями, так и обрыв в пропасть. А знаний, почерпнутых из старых книг, не хватит, чтобы выжить в дикой природе. Только с Максом всё могло получиться наверняка, но в последний момент он будто решил не брать лишний груз. Это странно и непохоже на него.

Теперь я сижу в камере смертников в компании молчаливого Демиурга. Словно ничтожная букашка, приколотая булавкой к бархатной подушечке коллекционера: могу шевелить лапками сколько угодно, но отцепиться и уползти без посторонней помощи вряд ли получится. Хотя смириться и позволить себе сдохнуть я не планирую.

Моя подруга Булка ни разу не заявилась проведать. Неужто перед моей смертью ей нечего сказать? Мы ведь всегда были вместе, жили в одной келье, делились секретами, впрочем, когда я намекнула, что жизнь снаружи существует, она покрутила пальцем у виска. Про Макса, кто он и откуда, я не рассказывала ей вовсе, ведь дала слово мастеру Гилладу. Может, она обиделась? Неприятно осознавать истинную ценность дружбы: я оказалась в беде, а она отвернулась, даже не попытавшись разобраться.

Смотрю на антрацитовую статую с надеждой на помощь. Демиург молчит. Ему, как всегда, плевать на меня с высоты. Что ж, это взаимно. Осталось обдумать способы побега: как открыть замок, обойти сторожа за дверью, добежать до обвала. А если там ничего нет? Никакого просвета среди камней? Нет, Мирим сказал, что проверил. Мог ли он ошибиться?

Дверь вдруг распахивается, сбивая меня с мысли. Это Батья-Ир. Она в молчании проходит к статуе, усаживается на циновку и предлагает мне последовать её примеру. Не понимаю, она победила, зачем тратит на меня время? Но это не важно.

— Почему мастер Гиллад не пришёл на суд? Что-то случилось?

— Сердце. Сейчас он под присмотром в лазарете.

Я удивляюсь. Она говорит так, словно болезнь сердца — его привычное состояние. Но старый лекарь здоровее многих. С чего бы его сердце подвело, ещё и в такой день? Весьма удачно для Батьи-Ир.

— Мне нужно к нему. — Я поднимаюсь и шагаю к двери: всего пять широких шагов. Хватаю массивную ручку, замечаю дрожь в пальцах.

— Ты заключённая под стражей. Твои пожелания больше не учитываются! После моего ухода тебе будет дозволено общаться только со жрецом и только здесь.

Я опускаю руки. Батья-Ир не оборачивается. Дверь заперта, ей не о чем беспокоиться, она вообще слишком спокойна и, кажется, даже довольна, как баркат на пастбище. Зачёрпывает чашей воду из ниши и пьёт.

— Я должна попрощаться!

— Раньше надо было думать! — рявкает она, оторвавшись от чаши, и на этот раз пронзительно глядит на меня. — Сядь, пожалуйста!

— А то что? Убьёте меня дважды? — Я остаюсь стоять, скрестив руки на груди. — За что вы ненавидите людей? А меня?

За всю жизнь так и не удалось понять.

— Я не отношения пришла выяснять.

— А что тогда? Позлорадствовать?

— Не делай из меня монстра! Ты нарушила закон, Совет принял решение на основе Завета. Ни я, ни тем более мастер Гиллад не смогли бы повлиять на него. Прими это достойно, позволь артефакту вернуться к Демиургам. Только так ты принесёшь благо обители и тем немногим, кто тебе дорог.

Важных для себя людей я и впрямь могу пересчитать по пальцам одной руки. Единственные, кому здесь можно доверять, это Мирим, которого вырастила я, и Мастер Гиллад, который вырастил меня.

— Почему Совету просто не изгнать меня? Зачем весь этот спектакль с ритуалом чёрного яда?

— Вот за этим я здесь. Как бывшая наставница я обязана рассказать тебе правила, как всё будет происходить и почему. Так что сядь уже наконец и выслушай меня!

Я подхожу и сажусь на циновку рядом с ней.

— Избавиться от артефакта можно только в месте, откуда он появился. Артефакт обязан вернуться в Башню, для этого придётся провести ритуал в ней.

— А как же осквернение и прочая ваша ересь? — удивляюсь я.

Батья-Ир с трудом сдерживает накативший гнев, внимательно наблюдая за мной.

— Для этого я принесла тебе молитвенник. — Она достаёт из складок мантии книгу и протягивает мне. — За сутки ты должна прочитать очищающие мантры. Демиурги позволят тебе войти и вернуть им артефакт.

Можно подумать, в прошлый раз они мне запрещали войти. Им даже на Макса плевать было. Он спокойненько достиг цели.

Я не притрагиваюсь к книге, она кладёт её между нами.

— И как же я это сделаю?

— Ты примешь питьё, которое тебе дадут Обаккины, и артефакт вернётся к Демиургам вместе с твоей душой. В мёртвом теле артефакты не живут. Можешь выбрать тех, кто будет в этот момент рядом с тобой.

Она говорит это, словно артефакты живые. Ну точно какой-то паразит.

— Тебе повезло, что твой подопечный оказался умён. Сбеги ты во внешний мир, артефакт просто убил бы тебя. А так ты хотя бы переродишься и будешь жить снова.

— Везение у меня прям фантастическое, — ворчу я. — С чего вы взяли, что артефакт меня убьёт? Чувствую я себя здоровее некуда.

— Чтобы попасть в мир Демиургов, в этом мире нужно умереть. А как иначе? Это сейчас ты ничего не чувствуешь, но потом будет боль, безумные сны, галлюцинации; ты потеряешь связь с реальностью и, в итоге, умрёшь.

Она пытается меня запугать? Мастер Гиллад не говорил про галлюцинации, а ему я верю больше, чем ей. Но сейчас её слова звучат убедительно и холодком проносятся по телу. Батья-Ир поднимается и медленно разворачивается к выходу.

— Откуда вы всё это знаете? — собственный голос звучит будто со стороны. — Покажите, где об этом сказано.

— Эти знания — привилегия рангов. — Батья-Ир разводит руками, и на её лице появляется самодовольная ухмылка, а во взгляде облегчение.

Понимаю. Она добилась цели и рада от меня избавиться.

— Значит, такое уже случалось? — Я следую за ней к двери, надеясь получить ответы. — Зачем им помещать в меня элемент, от которого зависит целостность города? Зачем так рисковать?

— Спросишь у Них. — Батья-Ир на секунду останавливается, оборачивается и вглядывается в моё лицо, будто старается запомнить каждую черту. — Знаешь, я не ненавижу тебя. Наверное, это так выглядит, но моя задача заботиться о благе каждого, и я клянусь девятью Демиургами, что хотела уберечь тебя хотя бы в этот раз.

Тоже мне, святая благодетельница! Думает, после всего я в это поверю? Что значит, хотя бы раз? Она говорит о моих предыдущих воплощениях, о которых я не нашла ни единого упоминания? Чувствую, как по спине бегут мурашки.

— Все мои предшественницы тоже получали артефакт, и вы их поили чёрной смертью?

— Я ведь учила тебя не лезть куда не следует, — теперь она сердится. — А ты лезла назло, противилась Их воле. — Батья-Ир переводит хмурый взгляд на Демиурга, на минуту замолкает и возвращает взгляд на меня. — Каждый раз одно и то же.

— В Башне был единственный выход! Вы думаете, следующая моя реинкарнация поступит иначе? Может, уже выпустите одну из нас?

Батья-Ир уходит. Вопрос летит за ней, но ударяется в закрытую дверь. Почему она не ответила? Зачем намекнула про предшественниц? Что-то тянуло их туда, вряд ли чужаки, тайно попавшие в обитель. Может быть, сам артефакт? Но каждый раз его возвращали на место во благо всего города. Сколько раз это случалось? Я не узнаю. Всё повторится, я сдохну, а Батью-Ир наградят, может, повысят до Верховного. Старый-то вот-вот помрёт.

Если она предполагала, что я снова заполучу артефакт, почему не сказала правду с самого начала? Или она надеялась, что благодаря её воспитанию я стану другой и не полезу в Башню?

Сердце бешено колотится. Перспектива узнать вкус «чёрной смерти», мягко говоря, не прельщает. Да и помереть от артефакта тоже не хочется, он останется угрозой даже за пределами обители, если сбежать. Но лучше так, чем отдаться в руки святош.

Нужно бежать к обвалу. Я разберу его по камешку, но найду выход. По крайней мере, постараюсь. А там посмотрим.