Неточные совпадения
Из Владивостока Н. М. Пржевальский
пошел по побережью моря
на реку Сучан,
реку Судзухе и далее к посту Ольги и к заливу Владимира.
Еще через год (в 1870 году) горный инженер И. Боголюбский в поисках рудных месторождений
пошел по
реке Уссури к Владивостоку, оттуда тропой
на реку Сучан и
на реку Ванчин и побывал в заливе Ольги, Собрав сведения о землях прибрежного района к северу от Ольгинского поста, он в сопровождении китайцев сделал попытку проникнуть
на реку Тетюхе, но его проводник-китаец умышленно или нечаянно заблудился, и он; не дойдя до намеченного пункта семи километров, повернул назад.
С 1888 по 1894 год горный инженер Д. Л. Иванов производил ряд геологических изысканий в Новокиевском и Барабашском районах и по
рекам Суйфуну, Супутинке, Майхе, Сучану и Судзухе. Потом он
пошел по
реке Лефу
на Улахе и далее через Сихотэ-Алинь к посту Ольги. Остается упомянуть еще об одном его маршруте — именно вдоль морского побережья от села Шкотово, по
рекам Таудими, Сучану, Судзухе и Таухе.
Тогда он
пошел на берег
реки, но тут услышал шопот над своей головой.
Когда стемнело, небо было совсем заволочено тучами.
Пошел дождь, который не прекращался подряд двое суток. Видя, что ненастье принимает затяжной характер, я решил итти дальше, невзирая
на непогоду. Отсюда амурские гольды возвратились назад, а
на смену им взялись провожать меня обитатели фанзы Дуляля. Они говорили, что вода в
реке может прибывать и тогда плавание
на лодках станет совсем невозможным. Это были убедительные доводы.
На третий день к вечеру Чжан-Бао нашел дохлую скверно пахнущую рыбу. Люди бросились к ней, но собаки опередили их и в мгновение ока сожрали падаль. Измученные, голодные люди уныло, и молча
шли друг за другом. Только добраться бы до
реки Хуту. В ней мы видели свое спасение.
Старшина селения Хуту-Дата Федор Бутунгари, прослышав, что я
пошел к Анюю и что Николаев ищет нас
на реке Хади,
послал к нему гонцов с извещением, что надо итти вверх по Хуту, Буту и Паргами.
Ветер дул нам навстречу, и потому орочи
шли на шестах, придерживаясь мелководья. До устья
реки было километров сорок пять. После принятия
реки Хуту Тумнин разливается
на несколько рукавов. С левой стороны главного русла тянутся обширные торфяные мари, поросшие редкостойной лиственицей, а за ними виднеется большая гора Иода с магнитной аномалией
на шестнадцать градусов.
Мой собеседник посоветовал мне лодку с грузами
послать морем, а самим итти
на реку Копи пешком через горы.
Удэхейцы отправились
на реку, и Гроссевич
пошел с ними.
Первый
идет по речке Мукпа через перевал
на реку Тепты (приток Копи).
Второй путь с
реки Ботчи
идет по правому верхнему притоку ее Дулингья
на Исими (верхний левый приток Самарги).
Кольма длиною около 10 километров. По ней
идет в большом количестве горбуша. Вот почему места эти охотно навещаются орочами с
реки Ботчи. Заготовив здесь запасы юколы
на год, они складывают ее в амбары и оставляют в тайге до соболевания. От Ботчи к югу горные породы, собранные мною в последовательном порядке, распределяются так: сперва
идет андезитовая лава с кальцитом, затем диабазовый туф и туф кварцевого порфира, за ним опять туф дацитовый и выветренная пузыристая лава и, наконец, базальт.
На реке Нельме у нас опять вышла дневка.
На этот раз виною были лодки. Старенькие и слабые от частого вытаскивания их
на камни, они разошлись по швам и дали во многих местах течь. С утра туземцы занялись их починкой, а я вместе с Чжан-Бао
пошел в экскурсию вверх по
реке.
Решено было, что дальше с нами
пойдет один только Янгуй, а остальные три брата останутся
на реке Ниме, чтобы готовиться к соболеванию.
Глегола взвалил рысь себе
на плечи, и мы вместе направились прямо к
реке. Когда мы
шли редколесьем, мне раза два показалось, что кто-то рядом с нами быстро бежит по кустам.
По небу ползли тяжелые черные тучи: в горах
шел снег. От фанзы Кивета поднималась кверху беловатая струйка дыма. Там кто-то рубил дрова, и звук топора звонко доносился
на эту сторону
реки. Когда мы подошли к дому, стрелки обступили Глеголу. Он начал им рассказывать, как все случилось, а я
пошел прямо к себе, разделся и сел за работу.
С той стороны, куда
пошел на охоту Марунич, неслась испуганная козуля; ничего не видя перед собой, она вплотную набежала
на стрелков около фанзы. Испугавшись еще более, козуля бросилась к
реке с намерением перебраться
на другую сторону, но
на беду попала
на гладкий лед, поскользнулась и упала. Она силилась встать, но копытца ее скользили, ноги разъезжались в разные стороны, и она падала то
на один бок, то
на другой.
Этот день прошел как-то скучно: все записи в дневниках были сделаны, съемки вычерчены, птицы и мелкие животные препарированы. Словом, все было в порядке, и надо было заняться сбором новых материалов. Весь день мы провели в фанзе и рано вечером завалились спать. Как-то вышло так, что я проснулся ночью и больше уже не мог заснуть. Проворочавшись с боку
на бок до самого рассвета, я решил одеться и
пойти на рекогносцировку в надежде поохотиться за крохалями и кстати посмотреть, как замерзает
река.
Следы вывели меня опять
на седловину, а затем направились по отрогу к
реке. Тут я наткнулся
на совершенно свежий след молодого лося. Тогда я предоставил кабаргу в распоряжение росомахи, а сам отправился за сохатым. Он, видимо, почуял меня и
пошел рысью под гору. Скоро след привел меня к
реке. Лось спустился
на гальку, покрытую снегом, оттуда перешел
на остров, а с острова —
на другой берег.
Я был уже
на середине
реки, когда услышал окрики. Оглянувшись, я увидел Ноздрина и Чжан-Бао, стоявших у подножья нависшей над
рекой скалы и делавших мне какие-то знаки. Я понял, что они зовут меня к себе. Догнать испуганного лося нечего было и думать, и потому, забросив ружье
на плечо, я скорым шагом
пошел к своим товарищам.
Дней через десять я решил предпринять еще одну экскурсию по речке Токто, впадающей в Самаргу с левой стороны, в 24 километрах от устья. Я намеревался выйти
на реку Укумига и от нее через второй перевал выйти
на реку Адими, впадающую в море около мыса Суфрен.
На этот раз со мной
пошли Ноздрин, удэхеец Дилюнга и Чжан-Бао. Наше походное и бивачное снаряжение состояло из ружей, топора, двух полотнищ палаток и продовольствия по расчету
на пять суток.
Мы прошли уже километров пятнадцать, по моим расчетам, и давно должны были бы выйти
на реку Самаргу. Возможно, что мы
шли и параллельно ей, но теперь за снегом ничего не было видно.
Собрав котомки, мы снова
пошли вперед и не успели сделать и сотни шагов, как сразу вышли
на реку Самаргу против самой фанзы Кивета.
В этот день дальше мы не
пошли. Вечером я записывал в свой дневник много интересного. От удэхейцев я узнал, что выше есть еще два стойбища, Курнау и Элацзаво, а затем начинается пустынная область. Один из удэхейцев, Ваника Камедичи, ножом
на куске бересты начертил мне
реку Самаргу со всеми притоками. Когда я впоследствии сличил ее со своими съемками, то был поражен, до какой степени она была верно составлена и как правильно выдержан всюду один и тот же масштаб.
Мы
пошли дальше. Следы
шли вдоль сопки зигзагами. Медведь подходил к большим деревьям, заглядывал под опрокинутые корневища, копался в осыпях и разбрасывал мерзлый валежник
на земле. В одном месте наводнением нанесло много мелких веток, сверху их занесло опавшей листвой и засыпало снегом. Медведь залез под этот мусор, но что-то ему не понравилось. Он пролежал, видимо, только несколько часов и
пошел снова к
реке.
На биваке я застал только одного Марунича.
На вопрос, где остальные люди, он ответил, что все
пошли на охоту вверх и вниз по
реке.
Когда нарта была уложена, Миону привязал щенка к дереву, запряг двух взрослых собак и
пошел по нашей дороге вверх по
реке Садомабирани. Жена его стала палкой подталкивать нарту сзади, а ребятишки
на лыжах
пошли стороной. Щенок, которого Миону отдавал тигру, навострил свои ушки и затем, повернувшись задом, изо всей силы стал тянуться
на ремешке, стараясь высвободить голову из петли.
Пять дней мы
шли по
реке Мухеню, следуя всем ее изгибам, которые удлиняли наш путь по крайней мере в два или три раза. Во время пути мы кормили собак два раза в день: немного утром, перед выступлением в поход — сухой рыбой и затем вечером
на биваке — жидкой гречневой или чумизной кашей, сваренной с юколой. Сначала они неохотно ели кашицу, и это вынуждало нас прятать от них
на деревья наши лыжи, обтянутые кожей, ремни, обувь и прочее имущество, иначе все это было бы сразу съедено.
Он сообщил мне, что по Анюю сообщение не сегодня-завтра должно прекратиться, и будет лучше, если я спущусь по Амуру до речки Гяу, затем,
пойдя по ней до истоков, перевалю
на реку Мыныму, поднимусь по этой последней и через второй небольшой перевал выйду
на Анюй около местности Улема.
Все пространство между устьем
реки Анюя и высотами,
на которых расположено село Троицкое, и все острова, прилегающие к этому берегу, в основании своем слагаются из окатанной речной гальки, тогда как все берега Амура состоят из ила и песка; это свидетельствует о том, что весь правый берег Амура, о котором здесь
идет речь, намыт
рекой Анюем.
Я понял его и подтвердил, что вся ответственность за убийство грозного зверя ляжет исключительно
на меня одного и что его семья тут ни при чем. После этого мы надели лыжи и
пошли: он — впереди, а я следом сзади. Пройдя шагов двести по
реке, мы свернули в небольшую проточку.
Река Иггу делала бесчисленное множество мелких изгибов, которые я должен был наносить
на планшет. Это вынуждало меня часто останавливаться, чтобы делать все новые и новые измерения.
Идя с удэхейцем, я спрашивал его, как дальше
пойдет река, и он указывал мне отдаленные предметы, к которым мы подойдем вплотную.
К востоку от
реки Иоли находится гора Инда, командующая над всеми сопками этой части прибрежного района.
На вершине ее есть озеро, из которого берет начало
река Хади. Длинные отроги горы Инда Иласа вынуждают
реку Копи отклоняться к юго-востоку и вторично описывать большую дугу, но уже в обратном направлении. После Иоли в очередном порядке
идут две
реки, сравнительно близко расположенные друг от друга: Чжауса и Чжакуме, представляющие собой естественные соболиные питомники.
Мы родились в разных местах, в разное время и
шли разными дорогами, пока не встретились
на реке Копи.
Я поблагодарил Савушку за внимание и рассказал ему, как мы
шли, как охотились
на тигров и что случилось с нами
на реке Бяпали.
Неточные совпадения
Бежит лакей с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, // С детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, //
Пошел помещик завтракать, // Работы осмотрев. // С
реки из лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый стол белеется //
На самом берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
Появлялись новые партии рабочих, которые, как цвет папоротника, где-то таинственно нарастали, чтобы немедленно же исчезнуть в пучине водоворота. Наконец привели и предводителя, который один в целом городе считал себя свободным от работ, и стали толкать его в
реку. Однако предводитель
пошел не сразу, но протестовал и сослался
на какие-то права.
Пред ним, в загибе
реки за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались по светлозеленой отаве серые извилистые валы. Следом за бабами
шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и
на место их навивались нависающие
на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Прошли снега и
реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки
на суда, здесь расчистка дерев по лесам, пересадка дерев по садам, и
пошли взрывать повсюду землю.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда
на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же
реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда
на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога
на гору и
пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?