Неточные совпадения
Край начал утрачивать свою оригинальность и претерпевать то превращение, которое неизбежно несет за
собой цивилизация. Изменения произошли главным образом в южной части страны и в низовьях правых притоков реки Уссури, горная же область Сихотэ-Алинь к северу
от 45° широты и поныне осталась такой же лесной пустыней, как и во времена Будищева и Венюкова (1857–1869).
Вечером у всех было много свободного времени. Мы сидели у костра, пили чай и разговаривали между
собой. Сухие дрова горели ярким пламенем. Камыши качались и шумели, и
от этого шума ветер казался сильнее, чем он был на самом деле. На небе лежала мгла, и сквозь нее чуть-чуть виднелись только крупные звезды. С озера до нас доносился шум прибоя. К утру небо покрылось слоистыми облаками. Теперь ветер дул с северо-запада. Погода немного ухудшилась, но не настолько, чтобы помешать нашей экскурсии.
Работа между участниками экспедиции распределялась следующим образом. На Г.И. Гранатмана было возложено заведование хозяйством и фуражное довольствие лошадей. А.И. Мерзлякову давались отдельные поручения в сторону
от главного пути. Этнографические исследования и маршрутные съемки я взял на
себя, а Н.А. Пальчевский направился прямо в залив Ольги, где в ожидании отряда решил заняться сбором растений, а затем уже присоединиться к экспедиции и следовать с ней дальше по побережью моря.
С рассветом казалось, что день будет пасмурный и дождливый, но к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели то, что искали. В 5 км
от нас река собирала в
себя все протоки. Множество сухих релок давало возможность подойти к ней вплотную. Но для этого надо было обойти болота и спуститься в долину около горы Кабарги.
Здесь происходит слияние реки Даубихе с рекой Улахе (44° 58' с. ш., 133° 34' в. д.
от Гринвича — по Гамову). Отсюда начинается собственно река Уссури, которая на участке до реки Сунгачи принимает в
себя справа 2 небольшие речки — Гирма-Биру и Курма-Биру.
Около полудня мы сделали большой привал. Люди тотчас же стали раздеваться и вынимать друг у друга клещей из тела. Плохо пришлось Паначеву. Он все время почесывался. Клещи набились ему в бороду и в шею. Обобрав клещей с
себя, казаки принялись вынимать их у собак. Умные животные отлично понимали, в чем дело, и терпеливо переносили операцию. Совсем не то лошади: они мотали головами и сильно бились. Пришлось употребить много усилий, чтобы освободить их
от паразитов, впившихся в губы и в веки глаз.
Если же отряд идет быстрее, чем это нужно съемщику, то, чтобы не задерживать коней с вьюками, приходится отпускать их вперед, а с
собой брать одного стрелка, которому поручается идти по следам лошадей на таком расстоянии
от съемщика, чтобы последний мог постоянно его видеть.
Но надо отличать зверопромышленника
от промышленника. Насколько первый в большинстве случаев отличается порядочностью, настолько надо опасаться встречи со вторым. Промышленник идет в тайгу не для охоты, а вообще «на промысел». Кроме ружья, он имеет при
себе саперную лопату и сумочку с кислотами. Он ищет золото, но при случае не прочь поохотиться за «косачами» (китайцами) и за «лебедями» (корейцами), не прочь угнать чужую лодку, убить корову и продать мясо ее за оленину.
Тогда я понял, что он меня боится. Он никак не мог допустить, что я мог быть один, и думал, что поблизости много людей. Я знал, что если я выстрелю из винтовки, то пуля пройдет сквозь дерево, за которым спрятался бродяга, и убьет его. Но я тотчас же поймал
себя на другой мысли: он уходил, он боится, и если я выстрелю, то совершу убийство. Я отошел еще немного и оглянулся. Чуть-чуть между деревьями мелькала его синяя одежда. У меня отлегло
от сердца.
Осторожно,
от дерева к дереву,
от камня к камню, я стал удаляться
от опасного места и, когда почувствовал
себя вне выстрелов, вышел на тропинку и спешно пошел назад к своему отряду.
Читатель ошибется, если вообразит
себе женьшеневую плантацию в виде поляны, на которой посеяны растения. Место, где найдено было в разное время несколько корней женьшеня, считается удобным. Сюда переносятся и все другие корни. Первое, что я увидел, — это навесы из кедрового корья для защиты женьшеня
от палящих лучей солнца. Для того чтобы не прогревалась земля, с боков были посажены папоротники и из соседнего ручья проведена узенькая канавка, по которой сочилась вода.
— Есть, — отвечал казак Белоножкин и, пошарив у
себя в кармане, вытащил из него почерневший
от грязи кусок сахару.
На следующий день, 17 июня, мы расстались со стариком. Я подарил ему свой охотничий нож, а А.И. Мерзляков — кожаную сумочку. Теперь топоры нам были уже не нужны.
От зверовой фанзы вниз по реке шла тропинка. Чем дальше, тем она становилась лучше. Наконец мы дошли до того места, где река Синь-Квандагоу сливается с Тудагоу. Эта последняя течет в широтном направлении, под острым углом к Сихотэ-Алиню. Она значительно больше Синь-Квандагоу и по справедливости могла бы присвоить
себе название Вай-Фудзина.
Через 1,5 часа я вернулся и стал будить своих спутников. Стрелки и казаки проснулись усталые; сон их не подкрепил. Они обулись и пошли за конями. Лошади не убегали
от людей, послушно позволили надеть на
себя недоуздки и с равнодушным видом пошли за казаками.
В верхней части своего течения Арзамасовка течет в меридиональном направлении и по пути принимает в
себя речку Менную, потом Лиственничную, а немного ниже — еще 2 речки с правой стороны, которые местные крестьяне называют Фальи пади (
от китайского слова «фалу», что значит — олень).
Залезть на дерево! Эта глупая мысль всегда первой приходит в голову заблудившемуся путнику. Я сейчас же отогнал ее прочь. Действительно, на дереве было бы еще холоднее, и
от неудобного положения стали бы затекать ноги. Зарыться в листья! Это не спасло бы меня
от дождя, но, кроме того, легко простудиться. Как я ругал
себя за то, что не взял с
собой спичек. Я мысленно дал
себе слово на будущее время не отлучаться без них
от бивака даже на несколько метров.
Руки и ноги болели
от заноз и ушибов, голова отяжелела, веки закрывались сами
собой.
Сразу
от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он был на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали ее
собой. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
Место для своего ночлега он выбирал где-нибудь под деревом между 2 корнями, так что дупло защищало его
от ветра; под
себя он подстилал кору пробкового дерева, на сучок где-нибудь вешал унты так, чтобы их не спалило огнем.
Проникнуть в самую глубь тайги удается немногим. Она слишком велика. Путнику все время приходится иметь дело с растительной стихией. Много тайн хранит в
себе тайга и ревниво оберегает их
от человека. Она кажется угрюмой и молчаливой… Таково первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться, тот скоро привыкает к ней и тоскует, если долго не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи, на самом деле она полна жизни. Мы с Дерсу шли не торопясь и наблюдали птиц.
На всем протяжении река принимает в
себя с правой стороны только 2 небольших горных ручья: Тамчасегоу [Да-ма-ча-цзы-гоу — долина, где растет высокая конопля.] и Панчасегоу [Пань-чан-гоу — долина, извилистая, как кишка.].
От места слияния их идет тропа, проложенная тазовскими охотниками и китайцами-соболевщиками.
Река Инза-Лазагоу впадает в реку Тютихе в 5 км
от моря. Нижняя часть долины последней представляет
собой 3 широкие котловины.
Южная возвышенность представляет
собой великолепный образчик горы, отмытой по вертикали
от вершины до основания и оканчивающейся мысом Бринера.
Далее тропа идет по реке Вандагоу [Вань-да-гоу — извилистая большая долина.], впадающей в Тютихе недалеко
от устья. Она длиной около 12 км, в верхней части — лесистая, в нижней — заболоченная. Лес — редкий и носит на
себе следы частых пожарищ.
Мы попали на Тютихе в то время, когда кета шла из моря в реки метать икру. Представьте
себе тысячи тысяч рыб
от 3,3 до 5 кг весом, наводняющих реку и стремящихся вверх, к порогам. Какая-то неудержимая сила заставляет их идти против воды и преодолевать препятствия.
Воспользовавшись свободным временем, я стал осматривать древесную и кустарниковую растительность и отметил у
себя в записной книжке: белый клен с гладкой зеленоватой корой и с листьями, слабо зазубренными, мохнатыми и белесоватыми снизу; черемуху Маака, отличительными признаками которой являются кора, напоминающая бересту, и остроконечная зазубренная листва; каменную березу с желтовато-грязной корой, чрезвычайно изорванной и висящей лохмотьями; особый вид смородины, почти не отличающийся
от обыкновенной красной, несмотря на август месяц, на кустах еще не было ягод; шиповник без шипов с красноватыми ветвями, мелкими листьями и крупными розовыми цветами; спирею, имеющую клиновидно-заостренные, мелкозубчатые листья и белые цветы, и бузину — куст со светлой корой, с парноперистыми, овальноланцетовидными и мелкозазубренными листьями и с желтоватыми цветами.
Невдалеке
от своего устья, с правой стороны, она принимает в
себя безымянный приток, на котором есть довольно обширные пещеры.
С перевала мы спустились к реке Папигоузе, получившей свое название
от двух китайских слов: «папи» — то есть береста, и «гоуз» — долинка [Или «река, по которой много леса».]. Речка эта принимает в
себя справа и слева два горных ручья.
От места слияния их начинается река Синанца, что значит — Юго-западный приток. Дальше долина заметно расширяется и идет по отношению к Сихотэ-Алиню под углом в 10°. Пройдя по ней 4 км, мы стали биваком на берегу реки.
Она скручивается спирально, и таким образом получается труба длиной в 60–70 см. Звук получается
от втягивания в
себя воздуха.
В переходе
от дня к ночи в тайге всегда есть что-то торжественное. Угасающий день нагоняет на душу чувство жуткое и тоскливое. Одиночество родит мысли, воспоминания. Я так ушел в
себя, что совершенно забыл о том, где я нахожусь и зачем пришел сюда в этот час сумерек.
Тигр приближался и, вероятно, должен был пройти близко
от нас. Дерсу казался взволнованным. Сердце мое усиленно забилось. Я поймал
себя на том, что чувство страха начало овладевать мной. Вдруг Дерсу принялся кричать...
Пока земля прикрыта дерном, она может еще сопротивляться воде, но как только цельность дернового слоя нарушена, начинается размывание. Быстро идущая вода уносит с
собой легкие частицы земли, оставляя на месте только щебень.
От ила, который вместе с пресной водой выносится реками, море около берегов, полосой в несколько километров, из темно-зеленого становится грязно-желтым.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики
от огня, черные тени
от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между
собой. По опушкам сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Опасения Дерсу сбылись. Во вторую половину ночи пал стал двигаться прямо на нас, но, не найдя
себе пищи, прошел стороной. Вопреки ожиданиям, ночь была теплая, несмотря на безоблачное небо. В тех случаях, когда я видел что-либо непонятное, я обращался к Дерсу и всегда получал
от него верные объяснения.
Река Сеохобе длиной 22 км. Истоки ее приходятся против среднего течения Синанцы, о которой упоминалось выше. Она, собственно говоря, состоит из 2 речек одинаковой величины, сливающихся вместе в 5 км
от устья. Немного ниже Сеохобе принимает в
себя справа еще один небольшой приток. Тут ходили изюбры целыми стадами. Рев уже окончился; самцы отабунили около
себя самок; вскоре олени должны были разойтись поодиночке.
Самое море потрудилось над тем, чтобы оттеснить
себя от суши.
Следующие 3 дня, 28–30 сентября, я просидел дома, вычерчивал маршруты, делал записи в путевых дневниках и писал письма. Казаки убили изюбра и сушили мясо, а Бочкарев готовил зимнюю обувь. Я не хотел отрывать их
от дела и не брал с
собой в экскурсию по окрестностям.
Река Сица течет в направлении к юго-западу. Свое начало она берет с Сихотэ-Алиня (перевала на реку Иман) и принимает в
себя только 2 притока. Один из них Нанца [Нан-ча — южное разветвление.], длиной в 20 км, находится с правой стороны с перевалом на Иодзыхе.
От истоков Нанца сперва течет к северу, потом к северо-востоку и затем к северо-западу. В общем, если смотреть вверх по долине, в сумме действительно получается направление южное.
Днем мне недомогалось: сильно болел живот. Китаец-проводник предложил мне лекарство, состоящее из смеси женьшеня, опиума, оленьих пантов и навара из медвежьих костей. Полагая, что
от опиума боли утихнут, я согласился выпить несколько капель этого варева, но китаец стал убеждать меня выпить целую ложку. Он говорил, что в смеси находится немного опиума, больше же других снадобий. Быть может, дозу он мерил по
себе; сам он привык к опиуму, а для меня и малая доза была уже очень большой.
От упомянутой фанзы до перевала через Сихотэ-Алинь будет 8 км. Хотя котомки и давали
себя чувствовать, но тем не менее мы шли бодро и редко делали привалы. К 4 часам пополудни мы добрались до Сихотэ-Алиня, оставалось только подняться на его гребень. Я хотел было идти дальше, но Дерсу удержал меня за рукав.
В 2 км
от устья ее с правой стороны издавна живут удэгейцы. Стойбище их состоит из 4 фанз. В 1906 году их тут было только 15 человек обоего пола. В одном переходе
от Арму, ниже по Иману, есть другое удэгейское стойбище, Лаолю, с населением в восемь человек. Лаолю представляет
собой поляну с правой стороны реки длиной 4 км и шириной 1,5 км.
После принятия в
себя Арму Иман вдруг суживается и течет без протоков в виде одного русла шириной
от 80 до 100 м, отчего быстрота течения его значительно увеличивается. Здесь горы подходят вплотную к реке и теснят ее то с одной, то с другой стороны. На всем этом протяжении преобладающая горная порода — все те же глинистые сланцы.
От устья Синанцы Иман изменяет свое направление и течет на север до тех пор, пока не достигнет Тхетибе. Приток этот имеет 3 названия: гольды называют его Текибира, удэгейцы — Тэгибяза, русские — Тайцзибери. Отсюда Иман опять поворачивает на запад, какое направление и сохраняет уже до впадения своего в Уссури. Эта часть долины Имана тоже слагается из ряда денудационных и тектонических участков, чередующихся между
собой. Такого рода долины особенно часто встречаются в Приамурском крае.
От Мяолина тропа пошла по кочковатому лугу в обход болот и проток. Через 2 часа она привела нас к невысоким сопкам, поросшим дубовым редколесьем. Эти сопки представляют
собой отдельный массив, выдвинувшийся посредине Лофанзы, носящей название Коу-цзы-шань [Гао-цзы-шань — гора со рвом.]. Это остатки каких-то больших гор, частью размытых, частью потопленных в толщах потретичных образований. У подножия их протекает маленькая речка Хаунихеза.