Неточные совпадения
Нравственная
жизнь слагается из парадоксов, в которых добро и зло переплетаются и переходят
друг в
друга.
Духовная
жизнь всегда предполагает
другое, высшее, к чему она движется и поднимается.
Бог хочет своего
другого и
друга, тоскует по нем, ждет от него ответа на свой призыв к божественной
жизни, к божественной полноте, к соучастию в Божьем творчестве, побеждающем небытие.
Богу боятся приписать внутренний трагизм, свойственный всякой
жизни, динамику, тоску по своему
другому, по рождению человека, но нисколько не боятся приписать гнев, ревность, месть и пр. аффективные состояния, которые считаются предосудительными для человека.
Христианское откровение открывает Бога в аспекте жертвенной любви, но жертвенная любовь говорит совсем не о самодостаточности божественной
жизни, она говорит о потребности выхода в
другого.
Человек очень часто примыкает к тому или иному идеологическому направлению совсем не по прямым, чистым и бескорыстным мотивам, слишком часто в этом можно найти какое-нибудь ressentiment, неудачи в
жизни, счеты с собой или
другими.
Обыденность (man sagt, on dit, говорят) есть охлаждение творческого огня
жизни, и нравственное сознание в обыденности всегда определяется не тем, что думает сама личность, а тем, что думают
другие, не своей совестью, а чужой совестью.
Когда Платон в «Горгии» говорит, что лучше самому испытать несправедливость, чем причинить ее
другим, он уже переносит центр тяжести нравственной
жизни и нравственных ценностей в глубину личности.
Жизнь человека, его свобода и право не могут исключительно зависеть от духовного состояния
других людей, общества, власти.
Жизнь человека, его свобода и право должны охраняться и в том случае, если духовное состояние
других людей, общества, власти невысокое, если оно недостаточно просветлено благодатью.
И мы стоим перед следующим парадоксом: закон не знает живой, конкретной, индивидуально неповторимой личности, не проникает в ее интимную
жизнь, но закон охраняет эту личность от посягательств и насилия со стороны
других личностей, охраняет независимо от того, каково направление и духовное состояние
других личностей.
Любовь и есть видение
другого в Боге и утверждение его для вечной
жизни, излучение силы, необходимой для этой вечной
жизни.
И я должен искать для
других не страдания, а несения креста, потому что несение креста есть просветление страдания и муки
жизни.
Христиане придумывали всякие
другие нормы и правила для обоснования своей
жизни.
И вот трагизм нравственной
жизни, как было уже сказано, совсем не в столкновении добра и зла, божественного и дьявольского, трагизм прежде всего в столкновении одного добра с
другим добром, одной ценности с
другой ценностью — любви к Богу и любви к человеку, любви к отечеству и любви к близким, любви к науке или искусству и любви и жалости к человеку и т. п.
Фанатизм всегда вытесняет одной идеей все
другие идеи, т. е. грешит против полноты
жизни.
Неодухотворенная, неосмысленная и непросветленная любовь родителей к детям, даже любовь к
друзьям, к близким может нести с собой разрушение личности и
жизни, может сеять семя смерти.
Жизнь моя определяется не только любовью к живым существам, она определяется также любовью к высшим ценностям, к истине, к красоте, к правде, и возможен конфликт одной любви с
другой.
Этически нужно стремиться к такому строю
жизни, в котором принцип личный, общественный и государственный взаимодействуют и ограничивают
друг друга, давая личности максимальную свободу творческой духовной
жизни.
Бороться против эксплуатации и насилия, за повышение качества своей
жизни изолированная личность бессильна, она может вести эту борьбу лишь в соединении с
другими личностями, лишь социально, и в этом оправдание рабочего движения.
Все
другие символы, организующие и направляющие
жизнь масс, оказываются демагогией, апеллируют к низким инстинктам и интересам.
В сущности, трактаты о поле и браке Бл. Августина и
других суть трактаты по организации родовой
жизни и очень напоминают трактаты по скотоводству.
Ибо поистине в браке настоящем, имеющем смысл, брачащиеся должны нести тяготы
друг друга и претерпевать мучение, ибо
жизнь на земле всегда мучительна.
Она есть явление совершенно
другого порядка, чем физиологическая
жизнь пола и чем социальная
жизнь семьи.
Жизнь благородна только потому, что в ней есть смерть, есть конец, свидетельствующий о том, что человек предназначен к
другой, высшей
жизни.
Борьба со смертью во имя вечной
жизни требует такого отношения к себе и к
другому существу, как будто ты сам и
другой человек может в любой момент умереть.
Оба хотели бороться со смертью во имя
жизни, хотели победить смерть, один — рождением,
другой — воскрешением.
Но в
жизни человека есть
другие грезы и сновидения, в которых есть предвосхищение рая.
В
жизни нашего мира возможны мгновения радости и даже блаженства как выход из этого мира и приобщение к
другому миру, миру свободы, не знающему тяжести и заботы.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Да хорошо, когда ты был городничим. А там ведь
жизнь совершенно
другая.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о
жизни человека… (К Осипу.)Ну что,
друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «
Жизнь моя, милый
друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Жизнь трудовая — //
Другу прямая // К сердцу дорога, // Прочь от порога, // Трус и лентяй! // То ли не рай?
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой
жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой
друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.