Неточные совпадения
Ибо изначальный грех и есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской
необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в
необходимости «мира», а не в
свободе Бога.
Поэтому, будучи монистом и имманентистом в последней глубине мистического опыта, веря в божественность мира, во внутреннюю божественность мирового процесса, в небесность всего земного, в божественность лика человеческого, я в пути утверждаю расщепление, дуализм
свободы и
необходимости, Бога, божественной жизни и «мира», мировой данности, добра и зла, трансцендентного и имманентного.
Наука — не творчество, а послушание, ее стихия — не
свобода, а
необходимость.
Стихия философии —
свобода, а не
необходимость.
Подчинение философии науке есть подчинение
свободы необходимости.
Научная философия есть порабощенная философия, отдавшая свою первородную
свободу во власть
необходимости.
Философия есть искусство познания в
свободе через творчество идей, противящихся мировой данности и
необходимости и проникающих в запредельную сущность мира.
Нельзя искусство ставить в зависимость от науки, творчество — от приспособления,
свободу — от
необходимости.
Когда философия делается наукой, она не достигает своей заветной цели — прорыва из мировой данности, прозрения
свободы за
необходимостью.
Философия всегда боролась за
свободу своего творческого акта, всегда была искусством познания и постоянно испытывала рабскую зависимость от
необходимости, к которой приспособлялась путем научности.
Во все времена философия знала своих героев, которые отстаивали свободную философию как искусство творить существенные идеи, через которые за
необходимостью прозревалась
свобода, за бессмыслицей — смысл.
История философского самосознания и есть арена борьбы двух устремлений человеческого духа — к
свободе и к
необходимости, к творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного мира и к науке согласовать себя с данным миром.
Научная философия — юридическая философия, возникшая от утери
свободы в общении, от общения лишь на почве горькой
необходимости.
Это значило бы обосновывать и оправдывать
свободу —
необходимостью, творчество — приспособлением, безграничную сущность мира — ограниченным его состоянием.
Повышенное духовное общение, общение в
свободе и из
свободы, а не в
необходимости и не из
необходимости, должно и в философском познании признать самооправдание творческой интуиции.
Первородную
свободу преступно уступать требованиям
необходимости.
Во все времена по-разному философы отстаивали свою самостоятельность и свое противление мировой данности, говоря, что цель их познания —
свобода, а не природа, дух, а не материя, ценность, а не действительность, смысл, а не
необходимость, сущность, а не являющееся.
Философия Риккерта, как и всякая философия, стремится за пределы мировой данности, мировой
необходимости, к мировому смыслу и мировой
свободе.
Но двойственность
свободы и
необходимости, творчества и неподвижности лежит в самом бытии, а не в способах его познания.
Для всех этих философий характерна послушная пассивность духа перед угрожающим лицом мировой
необходимости, робость духа в отстаивании своей
свободы.
Если истина в том, что мир есть
необходимость, а не
свобода, что в мире нет смысла, то бесчестно и бессовестно отворачиваться от этой истины и выдумывать несуществующую
свободу и смысл, признавать истиной то, чего хочешь.
Но ведь доказательство есть лишь одно из выражений власти
необходимости над
свободой человеческого духа.
Наукообразная философия хотела бы, чтобы все было доказываемо и ничто не было избираемо, чтобы во всем была
необходимость, а не
свобода.
Вечное требование доказательств — требование пониженного духовного общения, внутренней разобщенности, при которой все ощущается как
необходимость, а не как
свобода.
В философии самое истинное, наиболее творчески прорывающееся через
необходимость к
свободе, через бессмыслицу к смыслу, быть может, наименее доказанное.
Тайна макрокосма раскрывается лишь тем, которые отметают принудительно-навязчивую
необходимость, кажущуюся
необходимость и подходят к макрокосму через микрокосм, через
свободу Абсолютного Человека.
Человек сознает свое величие и мощь и свое ничтожество и слабость, свою царственную
свободу и свою рабскую зависимость, сознает себя образом и подобием Божьим и каплей в море природной
необходимости.
Почти с равной силой аргументации защищают философы первородную
свободу человека и совершенный детерминизм, вводящий человека в роковую цепь природной
необходимости.
Человек не только от мира сего, но и от мира иного, не только от
необходимости, но и от
свободы, не только от природы, но и от Бога.
Мертвящий механизм
необходимости начался от грешной, падшей
свободы живых существ.
Человек живит, духотворит природу своей творческой
свободой и мертвит, сковывает ее своим рабством и падением в материальную
необходимость.
Падение человека и последовавшая за ним утеря царственной
свободы и погружение в низшие сферы
необходимости лишили человека его места в природе и поставили его в рабскую зависимость от низших сфер природной иерархии.
Нужно выбирать: или
свобода человека в Боге, или
необходимость преходящего явления в природном мире.
Но благоустройство и благоденствие человека на земле, отворачивающееся от неискоренимого трагизма человеческой жизни, есть отрицание человека как существа, принадлежащего к двум мирам, как сопричастника не только природного царства
необходимости, но и сверхприродного царства
свободы.
Антропологический религиозный переворот в мире есть поворот в космосе от природной
необходимости к человеческой
свободе.
Как существо падшее, порабощенное последствиям греха и попавшее во власть
необходимости, человек должен пройти через тайну искупления, должен в мистерии искупления восстановить свою богоподобную природу, вернуть себе утерянную
свободу.
Должно быть осознание того, как много в «культуре» от
необходимости, а не от
свободы, от приспособления, а не от творчества.
Это рабье самочувствие противится великой идее Творца о человеке, в нем сказывается пассивная покорность
необходимости, трусливое и слабосильное отречение от
свободы во имя спокойствия и безопасности.
Творчество есть
свобода; эволюция есть
необходимость.
Учение о творческом развитии предполагает
свободу как основу
необходимости и личность как основу всякого бытия.
В состоянии пассивности перед
необходимостью можно познать лишь эволюцию в мире; в состоянии активном и прорывающемся к
свободе можно познать творческое развитие в мире.
Мир «сей» и есть болезнь бытия, плен, его падшее состояние, частичная утеря им
свободы и подчинение внешней
необходимости.
Из
необходимости рождается лишь эволюция; творчество рождается из
свободы.
Стремясь только разложить конкретное время на части, тем самым уже развертывают его моменты в однородном пространстве; на место совершающегося факта ставится уже совершившийся факт, и благодаря такому сгущению активности моего я спонтанность разрешается в инертность,
свобода в
необходимость.
Свобода не есть только отрицание
необходимости и детерминированности.
Свобода не есть царство произвола и случая в отличие от царства закономерности и
необходимости.
Отрицательная, формальная, пустая, бессодержательная
свобода перерождается в
необходимость, в ней бытие деградирует.
Космическая мистерия искупления преодолевает и формально-бессодержательную
свободу, и
необходимость, ею порожденную.
Свобода первого человека Адама должна была быть истреблена в испытании познания добра и зла, т. е. поглощена
необходимостью, чтобы подлинная и высшая
свобода была открыта через Абсолютного Человека — Христа.
Диавольская
свобода и есть окончательная
необходимость, последнее порабощение.
Неточные совпадения
«Из царства мелких
необходимостей в царство
свободы», — мысленно усмехнулся он и вспомнил, что вовсе не напрягал воли для такого прыжка.
«Мы — искренние демократы, это доказано нашей долголетней, неутомимой борьбой против абсолютизма, доказано культурной работой нашей. Мы — против замаскированной проповеди анархии, против безумия «прыжков из царства
необходимости в царство
свободы», мы — за культурную эволюцию! И как можно, не впадая в непримиримое противоречие, отрицать
свободу воли и в то же время учить темных людей — прыгайте!»
«”И дым отечества нам сладок и приятен”. Отечество пахнет скверно. Слишком часто и много крови проливается в нем. “Безумство храбрых”… Попытка выскочить “из царства
необходимости в царство
свободы”… Что обещает социализм человеку моего типа? То же самое одиночество, и, вероятно, еще более резко ощутимое “в пустыне — увы! — не безлюдной”… Разумеется, я не доживу до “царства
свободы”… Жить для того, чтоб умереть, — это плохо придумано».
— Позвольте, я не согласен! — заявил о себе человек в сером костюме и в очках на татарском лице. — Прыжок из царства
необходимости в царство
свободы должен быть сделан, иначе — Ваал пожрет нас. Мы должны переродиться из подневольных людей в свободных работников…
— Ну, да! А — что же? А чем иным, как не идеализмом очеловечите вы зоологические инстинкты? Вот вы углубляетесь в экономику, отвергаете
необходимость политической борьбы, и народ не пойдет за вами, за вульгарным вашим материализмом, потому что он чувствует ценность политической
свободы и потому что он хочет иметь своих вождей, родных ему и по плоти и по духу, а вы — чужие!